«Уважаемый Дмитрий Ярошенко, в пробе «А» у вас найден эритропоэтин. У вас есть право отказаться от вскрытия пробы «B», признав тем самым, что в вашем организме запрещенный препарат», - письмо примерно такого содержания получил Дмитрий Ярошенко накануне отъезда в Корею на чемпионат мира по биатлону. В интервью своему официальному сайту он рассказал о том, что он почувствовал в этот момент и о том, кто виноват в этой ситуации:
«Сначала просто было легкое замешательство, а потом ноги-то обмякли. Мне позвонили как раз перед вылетом в Москву, я был дома без интернета и соответственно никаких писем от IBU прочитать не мог. Как узнал, сразу начал анализировать: Что? Как? Отчего? Почему? Откуда могло взяться? Но вразумительных ответов на эти вопросы на ум не приходило. Уже в Москве встретились с девчонками, у них было точно такое же полное недоумение от происходящего. Ну, а потом прилетели в Корею и все оставшееся время находились в ожидании и совершенно ничего не понимали. В недоумении были все в тот момент: мы сами, врачи, вся команда. Хотя «в недоумении» это еще мягко сказано. Я бы не сказал, что мы много времени проводили в интернете. Хотя, конечно, мы ждали информацию, а она все время разная поступала: то положительная, то отрицательная, и дух то падал, то поднимался. То мы были приободрены, то снова удручающее состояние, чего только не писали. Но у нас кроме интернета, действительно, на тот момент мало было информации. Поэтому, конечно, читали и переживали, и нервничали, и накручивали себя. Самый дурацкий период был. С одной стороны надо к чемпионату мира готовиться, а с другой стороны не знаешь, побежишь ты в нем или не побежишь. Хотя, конечно, готовились до последнего. Тренировались в обычном режиме, все как было запланировано".
Также Ярошенко рассказал почему он отказался вскрывать вторую пробу, оберхофскую:
“Я, во-первых, не знаю, что за препарат они там нашли, и какого он действия. Какой смысл был ехать на вторую пробу, чтобы также подтвердилось, что это эритропоэтин? Мне пришла точно такая же формулировка, что это эритропоэтин и тд, и тп. Я ведь не знаю, каким образом он попал в организм и как долго он держится. На самом деле, интересная ситуация, если даже в случае с Кайсой Варис, в течение недели у нее нашли препарат и ее дисквалифицировали, то в нашем случае два месяца тянули. Потом еще ждали от нас ответа. Они дали нам срок до 7-го, кажется, числа отказаться от вскрытия пробы «B». И сразу 8-го утром мне присылают – у вас проба «А» положительная в Оберхофе. Я не знаю, что это такое. Цинизм или что? Какие цели они преследуют своей такой тактикой? Очень много вопросов. Если бы первая проба «B» была отрицательная, конечно, поехали бы вскрывать вторую в любом случае, а так смыcла не было.
По приезду в Москву мы встречались с Михаилом Дмитриевичем Прохоровым, который нас заверил, что будет сформирован специальный комитет, который займется этим делом. Чтобы можно было определить, что это за вещество, в чем вообще дело. Конечно, надежда призрачная, но все равно она есть, что это незапрещенное вещество. Что будет в том случае, если удастся доказать, что вещество незапрещенное? Это зависит от решения дисциплинарного комитета, который все откладывают и откладывают на неопределенный срок, но на который мы поедем обязательно. Хотя, на самом деле, хотелось бы очень знать когда он будет, чтобы дальнейшие свои планы строить, отталкиваясь от этой комиссии».