В хоккее есть люди, от которых зависит самое важное — будущее. Да-да, не больше, но и не меньше. Они занимаются поиском перспективных игроков, для чего проезжают сотни километров по всему миру и просматривают сотни матчей и тысячи игроков ежегодно. Они могут не помнить счет игры, но зато знают о будущих Малкиных и Овечкиных практически все. Называют этих отважных людей скаутами. «Спорт День за Днем» встретился с первым российским скаутом в истории НХЛ Константином Крыловым и узнал у него все подробности их нелегкой работы.
У СКА эффективность затрат ничтожна
— Так кто же такие скауты и чем они занимаются?
— Это люди, которые ищут игроков. В отличие от агентов они являются штатными сотрудниками клуба, защищают его интересы и стараются минимизировать издержки при подписании контракта. Скауты стараются найти более дешевых игроков, и в то же время наиболее продуктивных: с точки зрения «физики» и психологии. Им также требуется хорошо знать хоккеиста лично. Конечно, можно поступать как питерский СКА — просто скупать все, что есть. Для этого и скауты не нужны. Армейцы просто везут все подряд, тратят на приобретения сумасшедшие деньги. Но эффективность этих трат ничтожна.
— Есть некоторая схожесть с агентами.
— Агенты меньше следят за игроками. Они подбирают достаточно засвеченный «материал». Еще в отличие от скаутов агенты в теории работают на хоккеистов. А на самом деле на себя. Так что агенты и скауты — это два разных полюса.
— Вы не хотели стать агентом?
— Все скауты хотят стать агентами, потому что те зарабатывают больше. Но это совершенно другая работа. Для этого нужен определенный склад ума. Скаут — более свободный человек. Он может позволить себе быть более честным, объективным. Ему не надо никого уговаривать. Агенту же часто приходится идти на разные компромиссы.
— Насколько отличаются заработки скаутов и агентов?
— На порядок.
Лидстрема пришлось пропихивать в «Детройт»
— Агенты берут при трансфере игрока процент от контракта. Из чего складывается доход скаутов?
— Это обычная зарплата, которую платит клуб. Возможны премии — в зависимости от результатов выступления клуба в чемпионате. Индивидуальных премий у скаутов не бывает, потому что это наносит ущерб объективности. Если игрок плохой, то он плохой. Если хороший, значит, хороший. Если скаут нашел хороших игроков, следующий контракт он может подписать на сумму в десять раз больше. Пример гениального скаута — Хокан Андерссон из «Детройта».
— Дацюк, Зеттерберг — это его рук дело?
— Да-да. Или до него в «Детройте» работал Кристер Рокстрем. С его подачи «Красные крылья» выбрали Федорова, Константинова, Лидстрема. Кстати, Лидстрема он буквально протащил в команду. Его просто не хотели брать. В Северной Америке шведа считали слишком мягким. Но этот скаут настоял, чтобы клуб его выбрал. Благодаря подобным приобретениям эти скауты обеспечили себя очень хорошими контрактами на многие годы вперед.
— Так насколько выгодно быть скаутом?
— Начинают с очень-очень маленьких зарплат. Около пяти тысяч долларов в год. Самые высокооплачиваемые скауты получают около 150 тысяч долларов. Это в Северной Америке. В России цифры варьируются от 30 тысяч до 150 тысяч рублей в месяц. Но все это очень индивидуально. Зависит от клуба и опыта скаута. Человек может быть загружен очень сильно — бывает дома всего по пять дней в месяц, а может никуда не ездить и ходить на игры в соседний Дворец спорта.
— Это того стоит?
— Конечно. Люди занимаются этим неспроста. Они любят свое дело. Вы представьте: за то, чтобы ты ходил на хоккей, тебе платят очень хорошую по нашим меркам зарплату. Плюс оплачиваются все расходы. Это прекрасная работа. Люди в очереди стоят, чтобы стать скаутами.
Начал в «Миннесоте» и открыл дорогу в НХЛ
— Откуда люди приходят в скауты?
— В основном это бывшие хоккеисты, причем совершенно разного уровня — от настоящих легенд до никому не известных. Попадаются просто любители, которые никогда даже клюшку не держали.
— И как у них получается?
— Получается. Они просто фанаты своего дела. Эти люди однажды получили шанс и смогли доказать, что разбираются в хоккеистах, разбираются в личностях. Но все-таки большая часть — это бывшие хоккеисты.
— Расскажите свою историю. Как вы пришли на эту работу?
— Я играл в Питере в хоккей на юниорском уровне: в СКА, в «Большевике». Потом пытался судить, но мне не очень понравилось: на детском уровне всякие мамы и папы после матчей приходили ко мне, высказывали недовольство. Наслушался в свой адрес много всего. Надо быть очень жестким человеком, чтобы выдержать все это. Потом я был хоккейным журналистом, немного писал, немного на телевидении работал. И вот однажды во время одного международного турнира я познакомился с генменеджером из «Миннесоты Норд Старз» (сейчас клуб переехал в «Даллас». — «Спорт День за Днем»). Мы разговорились, и он предложил мне работу. Чуть позже владельцы этого клуба получили право на создание новой команды в НХЛ — «Сан-Хосе». Туда ушел практически весь менеджмент и я вместе с ними. В «Шаркс» проработал шесть лет, потом ушел в «Анахайм».
— Сразу почувствовали, что это то, что вам нужно?
— Да, естественно. В принципе, я к этому и шел. Это было моей мечтой, которая долгое время казалась неосуществимой. Но потом как-то раз получилось. Это был 1990 год. Я стал первым скаутом НХЛ в России.
— В то время в российских клубах были скауты?
— Таких людей на всю страну было только двое: один работал в ЦСКА, другой — в московском «Динамо». Это легендарные личности для нашего хоккея. В ЦСКА это Борис Моисеевич Шагас, который там до сих пор трудится. Имя второго, из «Динамо», к сожалению, не помню. Эти люди занимались скаутингом на уровне НХЛ. Шагас открыл Могильного, увел из-под носа у «Динамо» Сергея Федорова. А энхаэловских скаутов в России тогда не было. Я стал первым. Лишь спустя два года клубы из НХЛ стали нанимать новых людей для работы в России.
В 90-е все хотели в Америку: в России не было ни клюшек, ни коньков
— С чего вам пришлось начинать?
— Начал совершенно по-другому смотреть хоккей, смотрел за игроками, а не саму игру. Пришлось потихонечку втягиваться в поездки. Слава богу, процесс был постепенным. Вначале денег практически не платили и больших обязанностей на меня не возлагали. Я мог что-то делать без каких-то особых затрат для себя. Так я начал составлять списки, анализировать, встречаться с хоккеистами, общаться с ними на тему НХЛ. В то время это было достаточно просто — все хотели играть в Америке. Денег в России не было. Здесь вообще ничего не было — ни коньков, ни клюшек, в буквальном смысле. Даже в Высшей лиге у команд были эти проблемы. Поэтому уехать хотели все, не то что сейчас. Сейчас главная базовая проблема, понять, хочет ли мальчишка уехать за океан или нет. И это практически невозможно. У них в голове все меняется по пять раз за месяц. Они очень молоденькие, а вокруг них уже крутится много людей, которые им дают советы и хотят за их счет поживиться. В такой обстановке в юном возрасте трудно принимать какие-то взвешенные решения.
— С агентами приходится взаимодействовать?
— Конечно. Постоянно пересекаемся с ними на играх и других мероприятиях. Агенты, как правило, пытаются рассказать, какие у них хорошие игроки, и пытаются нам, грубо говоря, продать их. Это их основная задача. Конфликтов между агентами и скаутами практически нет. Никто не приходит и не орет: «Ты негодяй, почему не взял моего хоккеиста?».
— Как вы решаете такие вопросы?
— Они никак не решаются, потому что это достаточно прозрачный мир.
— Об агентах такого точно не скажешь. Постоянно встречаются истории с разными серыми схемами, в которые они замешаны.
— Это точно не про скаутов. Мы находимся в стороне от денег. Скауты занимаются исключительно спортивной стороной. Может ли этот хоккеист усилить команду? Какую он принесет пользу? Дальше генеральный менеджер на основании этой информации принимает решение — стоит ли игрок тех денег, которые за него просит агент, или не стоит. А скауты в стороне, и слава богу. Это главный плюс в работе скаута — не приходится заниматься грязной работой: пилить деньги, считать их, пытаться кого-то надуть.
За Набокова пришлось биться
— Вы сказали, что стали по-другому смотреть хоккей. Что именно изменилось?
— Меня перестало интересовать, кто выиграл. Мы составляем отчеты в компьютерной программе, и там всегда нужно ставить счет встречи, которую ты просмотрел. И я часто просто не могу вспомнить, как завершился матч. Приходится открывать официальный сайт лиги и списывать цифры оттуда. Я не смотрю хоккей как игру. Меня интересуют конкретные люди из мира хоккея.
— Приходя на матч, наблюдаете за всеми игроками или за каким-то одним?
— Если я прихожу и не знаю никого на площадке, то слежу за всеми. Но в девяноста процентах случаев наблюдаю за конкретными хоккеистами. Не важно, их семь или только один.
— Насколько часто приходится находиться в разъездах за сезон?
— В среднем с сентября по апрель половину времени у меня занимают поездки. То есть где-то полмесяца провожу вне дома. Слава богу, что сейчас в Питере достаточно много команд. Так что многое удается посмотреть здесь. В Москву езжу настолько часто, что даже не считаю ее уже другим городом.
— В каких городах еще бываете?
— В основном это Челябинск, Уфа, Казань. Раньше было очень много поездок в Тольятти. Сейчас, к сожалению, «Лада» развалилась и скаутов она больше не интересует. А, например, в Хабаровск вообще никто ездит. Просто невыгодно.
— Какого хоккеиста вы бы могли назвать своим главным успехом?
— Это Евгений Набоков. До драфта его никто не видел — кроме меня. Пришлось биться за него. Я верил, что он хороший вратарь и у него есть шанс заиграть в НХЛ. В итоге мы его задрафтовали в 9-м раунде, и он выиграл приз лучшему новичку и стал одним из лучших вратарей своего времени.
— Как вы его нашли?
— В том сезоне, когда мы его выбрали, я видел Евгения несколько раз. «Устинка» (команда из Усть-Каменогорска. — «Спорт День за Днем») две игры проводила в Питере. Набоков мне понравился своей агрессивной игрой. Евгений не стоял в воротах, а именно играл. Потом я навел справки, узнал, что у него отец тоже был вратарем. То есть у парня спортивные гены. И вообще он показался мне очень хорошим человеком.
Сейчас у Ничушкина настроение уехать в НХЛ. А через год он может захотеть обратно
— Вы сказали, что бились за Набокова. Его, как и Лидстрема, тоже не хотели брать?
— Просто его никто в клубе, кроме меня, не видел. Руководство всегда опасается брать людей, которых видел только один скаут. Но, слава богу, они мне поверили. Сандиса Озолиньша тоже можно отнести к моим удачам. Второй круг драфта — и такой хороший защитник. С ним то же самое произошло. Я его увидел в одной игре, он там гол забил, в стиле нынешнего Дацюка. Видно было, что очень способный парень.
— Кого считаете своим главным промахом?
— Ох… Их слишком много. Наверное, это Алексей Смирнов. Был такой форвард в московском «Динамо». На самом деле в моем финальном списке Смирнов котировался ниже, чем, например, Александр Фролов, которого я считал более способным. Но руководство решило выбрать на драфте Смирнова, а я просто не стал настаивать на своем. Это была чудовищная ошибка.
Было бы здорово, если бы КХЛ отстаивала идею драфта
— Какие проблемы чаще всего возникают при поиске хоккеистов?
— Самая главная проблема, с точки зрения отбора, понять, чего парень хочет, и понять, в какой лиге он видит себя года через три. Мальчишки не понимают, чего они хотят. Здесь им уже сейчас начинают платить хорошие деньги и светит еще больше. Поэтому самое главное — выяснить, хочет ли он попасть в НХЛ. Ведь его уровень как хоккеиста понять можно по игре, а вот разобраться, что в его голове… В НХЛ уезжали ребята, которые всем говорили: «Да зачем мне Америка? Пошли на фиг эти америкосы, я буду дома играть!» — уезжали и играют сейчас очень хорошо. Другие, наоборот, вроде бы искренне рвались в Новый Свет, но в итоге оставались в России. Может быть, они даже искренне все это говорят, просто в течение месяца у них в голове все меняется, и их переклинивает на чем-то другом.
— Давно это началось?
— Я думаю, в начале 2000-х, когда здесь стали платить достаточно большие деньги. Тогда уже хоккеисты стали думать, стоит ли ехать за океан. Там же надо работать и ломаться, а здесь можно получать деньги и без этого.
— Стало сложнее работать?
— Да, к сожалению, намного. Девяностые годы были просто курортом по сравнению с нынешним временем. Теперь помимо всего надо понять, чего хочет парень — играть в хоккей или зарабатывать деньги. Вот Ничушкин поедет в НХЛ. Сейчас у него такое настроение. Я совершенно не удивлюсь, если через год он вернется обратно.
Сумасшедшие деньги убивают молодых ребят
— Вам какой подход к молодым игрокам кажется более правильным — как в НХЛ или как в КХЛ?
— Я очень плохо отношусь к тому, что этим молодым ребятам платят такие сумасшедшие деньги. Это их просто убивает. Ребята должны играть за любовь к хоккею, за свою будущую карьеру. А сейчас уже даже в МХЛ им платят солидные зарплаты. Парню всего 18 лет, а он уже пошел и купил себе дорогую машину. Естественно, ему хочется на ней покататься, пособирать девчонок по улицам или пойти в ночной клуб… Он, может быть, и понимает, что должен играть в хоккей, но в голове у него уже совершенно другие мысли.
— Наверное, самой сомнительной затеей КХЛ является драфт…
— (Перебивая.) Она совершенно не сомнительная. Это очень хорошая идея. И будет здорово, если КХЛ ее станет отстаивать. Существует много независимых молодежных команд, которые не входят в систему КХЛ, и ребята там дорастают до определенного уровня, а дальше их подписывают клубы-олигархи. Благодаря же драфту слабые команды КХЛ имеют возможность заполучить этих хоккеистов. Просто клубы должны этим заниматься, нанимать скаутов, которые бы искали этих ребят. Мы с Леонидом Вайсфельдом занимались этим: в Тольятти, Мытищах, Новокузнецке. Сейчас мы перешли в Екатеринбург, и у нас, к сожалению, не было ни одного выбора на драфте, потому что предыдущее руководство просто раздало свои пики, хотя можно было выбрать неплохих игроков. Выгоду от этой процедуры первыми расчухали независимые детские хоккейные школы в Москве. Они стали целенаправленно работать на драфт и всячески стараются помочь скаутам. Активнее всех в этом направлении «Русь»: ведь за каждого игрока по правилам КХЛ они получают строго оговоренную денежную компенсацию. Этих парней у них все равно рано или поздно кто-нибудь сопрет, а драфт приносит им конкретную финансовую пользу.
— А как же заявления некоторых клубов о ненужности этой процедуры?
— Шумиху сейчас подняла Казань, потому что у них впервые в жизни на драфте оказалось так много народу. Причем это ребята, которых они в свое время свезли со всей округи — из своей республики и соседних регионов. И в «Ак Барсе» побоялись, что их растащат. Но в результате у них увели, по-моему, одного игрока. Ситуация следующая. Сейчас ребятам 17 лет. Через три года где эти десять человек будут играть? Казанцы ни одного 20-летнего хоккеиста никогда не ставили в состав. Куда они денут эти десять человек? Они или пропадут, или будут бесконечно играть в МХЛ и ВХЛ — без шансов попасть в «основу» «Ак Барса». В то же время драфт дает возможность кому-то из этих ребят оказаться в более слабой команде и заиграть в основном составе достаточно быстро: если он не дурачок и привык работать над собой. И шансов этих гораздо больше, чем в том же «Ак Барсе». В Казани, может быть, на следующий год не будет ни одного хорошего хоккеиста, и они будут кричать «Давайте проводить драфт!».
За счет работы на драфте «Кузня» расплатилась с долгами
— Как обстоят дела со скаутингом в российских клубах?
— По-разному. Есть команды, которые этим очень серьезно занимаются, а есть те, которые не занимаются вообще. Хотя сейчас, наверное, в каждой команде есть человек, занимающийся селекцией, но эти люди тоже по-разному работают. В некоторых клубах это происходит так: звонят агенту и спрашивают: «Вот этот твой хоккеист — хороший?» Агент говорит: «Ну конечно, хороший! Это мастер! Тридцать голов там забил, двадцать — там!..» Очень серьезно занялся селекцией ЦСКА. В принципе, хорошо эта работа построена и в Питере, но у СКА просто очень странно выстроена система. Селекция ведется хоть и серьезно, но делается это только для молодежной команды. У ребят практически нет шансов пробиться в основной состав армейцев, потому что там совершенно другие задачи. В «Динамо» серьезно занимаются селекцией. Кто еще… В Ярославле, особенно после катастрофы.
— В паре с Леонидом Вайсфельдом вы поработали во многих клубах. После ухода из этих команд кто-то продолжает ваше дело или все возвращается на свои места?
— В Мытищах после нас пришла другая команда, тоже очень профессиональные люди. Они продолжили работать так же хорошо, как и мы. В итоге «Атлант» дошел до финала Кубка Гагарина. Как с этим сейчас обстоят дела в Новокузнецке, покажет время. Хотя, судя по всему, они решили продолжить нашу линию. Наверное, увидели, что это может приносить серьезные дивиденды. Но это трудно не заметить. Так, например, во многом за счет работы на драфте мы смогли расплатиться с долгами, которые были накоплены у «Кузни» за пару лет. То есть, когда мы уходили из Новокузнецка, все обязательства перед хоккеистами команды были выполнены. А ведь до нашего прихода финансовые проблемы у «Металлурга» были просто страшные.
— Как сейчас обстоят дела с финансированием в «Автомобилисте»?
— Туда пришли очень серьезные финансовые структуры. И пока, по заверениям Вайсфельда (генеральный менеджер «Автомобилиста». — «Спорт День за Днем»), в клубе все на удивление хорошо. Олигархом «Автомобилист», конечно, не будет, но есть средний бюджет — по мерками КХЛ. Может быть, даже чуть ниже этого уровня. Самое главное, что все обещания выполняются абсолютно четко. Это очень приятно.
— Значит, у «Автомобилиста» светлое будущее?
— Посмотрим. Я думаю, сейчас такое нельзя сказать ни про кого, кроме СКА. Питерскому клубу гарантировано светлое будущее совершенно точно, что бы ни случилось.