Александр Кержаков дал интервью YouTube-каналу «Сычев подкаст и Дмитрий Казанский». Приводим несколько ярких моментов из интервью воспитанника СШОР «Зенит» воспитаннику «Смены» и комментатору.
Интервью о детстве, жизни в интернате «Зенита», «Светогорце», первых заработанных деньгах и многом другом.
Сычев о выступлении в КВН:
Я долго думал, соглашаться или нет, потому что я в команде цирка выступал…Что вы смеетесь?
Я долго думал, соглашаться или нет, потому что я в команде цирка выступал…Что вы смеетесь?
Казанский: …Красно-зеленого!
Смех.
Сычев: …Я репетировал. С ребятами в цирке. Серьезно. Судя по тому, что Константин Эрнст смеялся, зашла шутка, сто процентов. Я провел целую игру. Репетировали в московском цирке.
Кержаков о работе на ТВ:
Как готовился? Никак. Брал ли пример с экспертов? Нет.
Как готовился? Никак. Брал ли пример с экспертов? Нет.
Казанский: Например, с Линекера?
Кержаков: Нет, конечно. Прекращай! Зачем?
Сычев: И перед зеркалом не репетировал?
Смех.
Кержаков: Нет, никогда не готовился. И не собираюсь этого делать. Зачем и для чего? Если я плохо выступлю – потом меня не позовут. Зачем мне переживать? Мне повезло – спасибо Тине Канделаки и Наталье Билан за то, что они меня взяли и впихнули с первого дня существования канала. И кем я только не был на «Матч ТВ» на протяжении четырех лет. Логичнее было бы спросить не о моей подготовке к выступлениям как эксперта, а о подготовке к работе ведущего реалити-шоу («Команда на прокачку»). Вот это было круче, конечно. Естественно, к этому я готовился. Смотрел несколько передач. В Испании и Италии были похожие реалити-шоу. Надо отдать должное испанцам и итальянцам. Там подход другой – они не экономили. У нас было сжато. Мне казалось, что проект пошел, что проект понравился. Потому что было огромное количество заявок мне в «Инстаграм» после каждой передачи. По сотне писем со всей страны, чтобы мы приехали к ним. Мы были в Краснодаре, снимали заключительную серию. Шли мужчина с женщиной, гуляли по парку. Мужчина спрашивает: «Вы Александр Кержаков? Снимаете “Команду на прокачку”»? То есть спросил не про футбольные дела, а про передачу. И благодаря «Команде на прокачку» меня стали узнавать намного больше, чем когда я играл. Сто процентов! Во время подготовки реально рождались эпизоды реалити.
Казанский: Ты был в сценарной группе?
Кержаков: Неофициально. У нас был сценарий, которому нужно следовать. Но мы понимали, что лучше сделать так, так и так. Мы делали правки, и выходило намного лучше.
Кержаков о футбольном кумире детства:
Мы в очереди стояли за автографом Михаила Бирюкова, когда он был вратарем питерского «Локомотива». Они тренировались в манеже на Бутлерова. Мы стояли с мячами, и он на них расписывался.
Мы в очереди стояли за автографом Михаила Бирюкова, когда он был вратарем питерского «Локомотива». Они тренировались в манеже на Бутлерова. Мы стояли с мячами, и он на них расписывался.
Казанский: Он тебя потом узнал?
Кержаков: Да, он меня сразу узнал. Я пришел в «Зенит», а он говорит: «Помнишь, я тебе расписывался шесть лет назад на мяче?».
Казанский: Да ну. Не может быть.
Кержаков: Конечно, не может. Я же шучу!
Смех.
Кержаков об отъезде из Кингисеппа:
В 11 лет мы услышали по радио, что объявляется набор в школу «Зенит». И мама меня привезла. Помню, меня поставили играть «два на два» с мальчиком. Потом я играл один против трех. И меня взяли. Вечером у них была игра. Мне сказали: «Останься, поиграем». Я сыграл, и меня попросили приехать еще. Потом сказал, что мы не можем еще приезжать – это дорого, и мне нужно ходить в школу. И через некоторое время меня устроили жить в школу-интернат, где дети проводили время с понедельника по пятницу. Я хотел быть футболистом и понимал, что для того, чтобы им стать, нужно ехать в «Зенит». В интернате было дешевое проживание, много детей из неблагополучных семей. Я приехал в феврале, открыл учебники, и увидел, что проходил все это, условно, в октябре. В апреле сдал все экзамены за пятый класс и просто тренировался. Но было тяжело. После лета я сказал родителям: «Все, больше не могу». В интернате были вши, жили ввосьмером в одной комнате, окна не заклеивали. Я спал в свитере. У меня на всю жизнь остались язвы и гнойники.
В 11 лет мы услышали по радио, что объявляется набор в школу «Зенит». И мама меня привезла. Помню, меня поставили играть «два на два» с мальчиком. Потом я играл один против трех. И меня взяли. Вечером у них была игра. Мне сказали: «Останься, поиграем». Я сыграл, и меня попросили приехать еще. Потом сказал, что мы не можем еще приезжать – это дорого, и мне нужно ходить в школу. И через некоторое время меня устроили жить в школу-интернат, где дети проводили время с понедельника по пятницу. Я хотел быть футболистом и понимал, что для того, чтобы им стать, нужно ехать в «Зенит». В интернате было дешевое проживание, много детей из неблагополучных семей. Я приехал в феврале, открыл учебники, и увидел, что проходил все это, условно, в октябре. В апреле сдал все экзамены за пятый класс и просто тренировался. Но было тяжело. После лета я сказал родителям: «Все, больше не могу». В интернате были вши, жили ввосьмером в одной комнате, окна не заклеивали. Я спал в свитере. У меня на всю жизнь остались язвы и гнойники.
Кержаков о том, как продавал открытки в Финляндии:
Мы поехали на детский турнир в Финляндию. Мне было лет 13. Тренер говорит: «Купите набор открыток. Будем дарить или обмениваться перед каждой игрой». Мы купили. Первый матч закончился. Никто никому ничего не подарил. А открыток было много. В каждой пачке – по 10–12. Потом пошли по две-три игры в день. И мы весь день проводили в спортивном центре, где проходил турнир. И мы выходили на улицу, останавливали людей и продавали им открытки. Я не знал английского, помню, говорил: «Плиз, Эрмитаж, тен маркс». Открытки с Эрмитажем расходились. Весь набор можно было купить за пять марок, а мы продавали одну открытку за десять.
Мы поехали на детский турнир в Финляндию. Мне было лет 13. Тренер говорит: «Купите набор открыток. Будем дарить или обмениваться перед каждой игрой». Мы купили. Первый матч закончился. Никто никому ничего не подарил. А открыток было много. В каждой пачке – по 10–12. Потом пошли по две-три игры в день. И мы весь день проводили в спортивном центре, где проходил турнир. И мы выходили на улицу, останавливали людей и продавали им открытки. Я не знал английского, помню, говорил: «Плиз, Эрмитаж, тен маркс». Открытки с Эрмитажем расходились. Весь набор можно было купить за пять марок, а мы продавали одну открытку за десять.
Сычев о дедовщине в петербургском интернате:
Мне было 13 лет. Меня пригласили в «Смену» после регионального турнира. Приехал в Питер – совсем другая жизнь. Захожу в интернат и встречаю первых «ветеранов». «Смотрящих». Они жили вдвоем. Показали комнату. Нам говорят: «Вот вам уголочек сушилки, вот кусочек, чтобы развешиваться и вещи стирать, в душ можете заходить только после одиннадцати».
Мне было 13 лет. Меня пригласили в «Смену» после регионального турнира. Приехал в Питер – совсем другая жизнь. Захожу в интернат и встречаю первых «ветеранов». «Смотрящих». Они жили вдвоем. Показали комнату. Нам говорят: «Вот вам уголочек сушилки, вот кусочек, чтобы развешиваться и вещи стирать, в душ можете заходить только после одиннадцати».
Казанский: почему?
Сычев: Потому, что сначала «ветераны».
Кержаков: У нас было реально такое. Но это не супердедовщина. То, что было до нас… было совсем «убийство». Прямо как дедовщина в армии. Была УОР №2, школа олимпийского резерва, недалеко от станции метро «Ладожская». Я туда переехал в 12 лет. Я был самым младшим, и меня не трогали. Любили и оберегали. Сидишь в комнате – и с ноги выбивается дверь. Говорят: «На “Ладожскую” за сгущенкой съезди». И парни решали, кто поедет. Либо за насваем. Чтобы ты понимал – у нас была телевизионная комната, на подоконниках цветы. И после первого сентября, недели через три, все цветы завяли – потому что все сидели с насваем и сплевывали в цветы. И вот ребята выбивали дверь ногой и говорили: «За насваем съезди». Я эту фигню не пробовал и никому не советую – вонь такая. И ребята вечером ездили с «Ладожской» на «Звездную» за насваем. Возвращались обратно, а утром тренировка.
Сычев: То есть ты не мог не купить. Не мог сказать: «Извините, нет». Ты мог спокойно взять подносик, принести ребятам компот, еще что-то. Редких ребят гоняли за яблоками к метро.
Кержаков: Самое сильное – булка и компот. Столовая не закрывалась. Стоял большой чан с компотом. Старшие говорили: «Так, принеси булочки и компота из сухофруктов».
Кержаков о «Светогорце»:
Как я стал за него играть, начали приплачивать. И самое блатное было – зайти в общую столовую, принести пачку пельменей, отдать поварихе и сказать: «Сварите, пожалуйста». Ты сидишь, ешь с кетчупом. Рядом сидят люди, едет то, что все. А ты – пельмени. Шик считался.
Сычев: Да, мы на них все смотрели. Они же не делились с нами! Он первым стал играть за профессиональную команду.
Кержаков: Какую профессиональную? Чемпионат области!
Сычев: За «мужиков». Платили деньги. А мы все еще играли за школу.
Кержаков: В «Светогорце» платили за победу больше, чем просто за участие. Мы выиграли 12 игр из 14. Вечером в пятницу приезжали в клуб. Там можно было заказать песню за пять рублей. Мы могли себе позволить заказать три или четыре раза подряд «Владимирский централ». Шансон был популярен. Нравился.
Казанский: Ты помнишь Сычева по тем временам?
Кержаков: Конечно. Мы учились в параллельных классах.
Сычев: Они к нам заходили, приставку «отжимали». Мы сидим с соседом, спокойно играем. Зашел сосед Сани, а он в номере сидел, хотел уже играть. Говорил культурно: «Мы сейчас возьмем на вечер, поиграем». Вечером мы приходили: «Можно нам приставочку?» – «Попозже заходите!»
Смех.
Сычев: И ты не мог ее забрать. Так приставка у них и стояла всю неделю. Пока они не уезжали на игры. Комнаты оставались открытыми, мы забрали. Они приезжают, говорят: «Ты че, у меня приставку забрал?»
Смех.
Казанский: во что рубились?
Сычев: В «ФИФУ»
Кержаков: в «Мортал Комбат».
Кержаков о дзержинском «Химике».
Рассказывал, что долгое время не попадал в состав, так как, по мнению тренера, ему не хватало физических данных. Кержакова выпускали редко на неродных позициях.
Кержаков: Одно время я думал, что было бы круто поиграть за дзержинский «Химик». Команда играла во второй лиге. Родной город отца. У него, естественно, там всегда были связи. И я хотел поиграть во второй лиге. Я даже не думал о «Зените». Я думал: «Я не играю здесь, и как я могу попасть туда?». Потом, когда я за лето подрос на несколько сантиметров, но увидел, что все равно остался в команде самым маленьким, все само собой пошло. Не знаю, почему. В 1999-м стал много забивать. Меня увидел Владимир Александрович Казаченок, взял в «Светогорец». Стал много забивать, потом региональное первенство, потом «Зенит». Даже находясь в Светогорске, играя за юношескую сборную, я не мог переступить черту тех реалий, что «Зенит» – это осязаемо. Для меня это было далеко. И когда меня пригласили в «Зенит», я не мог поверить.
Рассказывал, что долгое время не попадал в состав, так как, по мнению тренера, ему не хватало физических данных. Кержакова выпускали редко на неродных позициях.
Кержаков: Одно время я думал, что было бы круто поиграть за дзержинский «Химик». Команда играла во второй лиге. Родной город отца. У него, естественно, там всегда были связи. И я хотел поиграть во второй лиге. Я даже не думал о «Зените». Я думал: «Я не играю здесь, и как я могу попасть туда?». Потом, когда я за лето подрос на несколько сантиметров, но увидел, что все равно остался в команде самым маленьким, все само собой пошло. Не знаю, почему. В 1999-м стал много забивать. Меня увидел Владимир Александрович Казаченок, взял в «Светогорец». Стал много забивать, потом региональное первенство, потом «Зенит». Даже находясь в Светогорске, играя за юношескую сборную, я не мог переступить черту тех реалий, что «Зенит» – это осязаемо. Для меня это было далеко. И когда меня пригласили в «Зенит», я не мог поверить.
Сычев: Все грезили «Зенитом». И я, конечно, в том числе. Естественно, когда ты учишься, ты знаешь только одну команду, в которой мечтаешь играть. Смотришь на этих игроков как на богов. Меня подпускали к дублю. Тренировался. Предложили контракт. Но контракт без перспектив. Мы подумали с отцом: «Шансов нет, даже в дубль». В нем ребята были на два года старше. И я тоже выбрал вторую лигу. Поиграть с мужиками. Мужской футбол закаляет. Ты переходишь из юношеского во взрослый. Два года поиграл в тамбовском «Спартаке», «хапнул» тамбовской школы жизни, и все – дальше «Спартак».
Кержаков о том, почему в России нет молодых забивных нападающих:
Улица больше воспитывает как «игровика». Ты играешь в разные игры, лазаешь по деревьям, играешь в пятнашки, догонялки, развиваешь координацию. И сейчас, на мой взгляд, очень мало хорошо координированных молодых людей. Их нужно этому обучать. Вижу это как тренер. Тренер академии «Бенфики» говорил, что они в первую очередь смотрят на то, как ребенок двигается. Есть ли координация. Чтобы быстро ей научиться, нужно заниматься акробатикой. Но тогда футбол отходит на второй план. Еще проблема в том, что дети в пять-шесть лет приезжают заниматься футболом профессионально. А мне было 11 лет.
Улица больше воспитывает как «игровика». Ты играешь в разные игры, лазаешь по деревьям, играешь в пятнашки, догонялки, развиваешь координацию. И сейчас, на мой взгляд, очень мало хорошо координированных молодых людей. Их нужно этому обучать. Вижу это как тренер. Тренер академии «Бенфики» говорил, что они в первую очередь смотрят на то, как ребенок двигается. Есть ли координация. Чтобы быстро ей научиться, нужно заниматься акробатикой. Но тогда футбол отходит на второй план. Еще проблема в том, что дети в пять-шесть лет приезжают заниматься футболом профессионально. А мне было 11 лет.
Казанский: Какой тренер будет из Владимира Быстрова?
Сычев: Такой же, как эксперт на «Матч ТВ».
Кержаков: Володя Быстров – это… уникальный помощник старшего тренера. Таких нигде нет.
Казанский: Он мотиватор? Тактик?
Кержаков: Давай так: то, что происходит в команде, останется там. Поверь мне, ребята поймут, о чем речь.
Смех.
Кержаков о дерби «Севилья» – «Бетис»:
Мне повезло, что я ни разу не проиграл «Бетису». Мы играли дома. Первый матч на Кубок. Четвертьфинал. За три часа до матча к нашей гостинице стали подходить болельщики «Севильи». За час был биток. За полчаса до выезда жгли файеры, пели песни. И мы сорок минут ехали до стадиона (а он находится в нескольких минутах от гостиницы). Были конная полиция, бронетранспортер. Но всем все равно. Помню, выбежал болельщик, скинул футболку, голый бросился на автобус. На лобовое. Пытался вцепиться за дворники. Толпа идет, бьет по автобусу. Мы сыграли 0:0. Едем на ответный. Помню, идет пожилая пара. Дедушка в шарфе «Севильи», бабушка – в шарфе «Бетиса». Мы медленно проезжаем, дедушка нам машет, а бабушка вот так стоит (показывает два средних пальца). Приехали на стадион. Выходит человек, который занимается нашей экипировкой. У него глаза красные. «Бетис» специально помыл нашу раздевалку сильным раствором хлорки. Туда было невозможно зайти. Такой атмосферы нет на матчах «Барселоны» и «Реала».
Мне повезло, что я ни разу не проиграл «Бетису». Мы играли дома. Первый матч на Кубок. Четвертьфинал. За три часа до матча к нашей гостинице стали подходить болельщики «Севильи». За час был биток. За полчаса до выезда жгли файеры, пели песни. И мы сорок минут ехали до стадиона (а он находится в нескольких минутах от гостиницы). Были конная полиция, бронетранспортер. Но всем все равно. Помню, выбежал болельщик, скинул футболку, голый бросился на автобус. На лобовое. Пытался вцепиться за дворники. Толпа идет, бьет по автобусу. Мы сыграли 0:0. Едем на ответный. Помню, идет пожилая пара. Дедушка в шарфе «Севильи», бабушка – в шарфе «Бетиса». Мы медленно проезжаем, дедушка нам машет, а бабушка вот так стоит (показывает два средних пальца). Приехали на стадион. Выходит человек, который занимается нашей экипировкой. У него глаза красные. «Бетис» специально помыл нашу раздевалку сильным раствором хлорки. Туда было невозможно зайти. Такой атмосферы нет на матчах «Барселоны» и «Реала».