Телефон Шуми Бабаева наверняка тайно ненавидит своего владельца. За полтора часа нашего общения он звонил раз двадцать. Вопросы по работе чередовались с приглашением на телевидение в качестве эксперта (накануне нашей беседы в США случился инцидент с Вячеславом Войновым, игроком НХЛ), ответами в стиле модной нынче рекламы: «Можно я тебе перезвоню?» и так далее.
— Иногда по три раза за день подзаряжаю, — смеется Бабаев.
Агент — еще не до конца изученная профессия на отечественных спортивных просторах. А Шуми Бабаев — один из ярких персонажей хоккейной ипостаси этого направления труда.
Неподалеку от гостевой тренерской он ждал Вячеслава Быкова. Наставника СКА мы признали не сразу. Шорты поверх треников и тапочки на босу ногу резко контрастировали с привычным строгим костюмом. Утренняя тренировка СКА подошла к концу. Волевая победа 4:3 над ЦСКА минувшим вечером не стала причиной ее отмены. На эту игру Шуми Бабаев впервые в сезоне приехал в Питер. Евгений Артюхин против Антона Бурдасова — его личное дерби.
В знаменитой кафешке Ледового — запах котлет и компота. В 11 утра ассортимент на зависть. В былые годы после тренировки здесь обедали хоккеисты. Сейчас — все реже.
Кто сказал, что в Питере мало платят? Я?
— Мы насчитали у вас полсотни клиентов. Откуда время для каждого?
— У меня своя система. Даже если с ребятами не созваниваюсь, всегда держу руку на пульсе. Общаюсь с клубным руководством, узнаю, что происходит у человека. Стараюсь никого не обижать. Когда все подписаны, проще. В то же время не стоит забывать про обмены. К ним нужно быть готовым в любой момент. Все эти процессы нужно контролировать.
— В основном ходите на матчи, где ваши ребята играют?
— Зачастую. Или когда нужно переговорить с руководителем клуба. На ЦСКА, к примеру, иду при первой возможности. С детских лет болею за этот клуб. Совмещаю приятное с полезным.
— По ходу сезона сколько игр просматриваете?
— С учетом телевизионных трансляций две-три в день. На стадионы хожу, но нечасто. Московские арены сами по себе неудобные. «Динамо», ЦСКА — команды отличные, а смотреть матчи с их участием некомфортно.
— Пожалуй, согласимся.
— Вот у вас в Питере все как надо. И атмосфера хоккейная, и шоу отличное. Антураж замечательный. Люди в шарфах, в шапочках. Красота! В Москве же все буднично. Допотопные арены, зрителей нет, удобств тоже. В спорте такого быть не должно. Поход на матч должен быть праздником. Как в кино сходить или театр — чтобы атмосферно.
— Вы как-то сказали в интервью, что в Питере игрокам не так много платят. Опечатка?
— Я так не говорил. В Питере у игроков зарплата достойная. Про своих игроков не говорю. Они не так много получают. Про остальных лучше промолчу.
— Два года назад в Интернете смеялись: СКА — фарм-клуб Бабаева. Целая пятерка ваших игроков летом приехала в Питер.
— Это стечение обстоятельств. Кевина Даллмэна я перевозил вместе с другим агентом. Позже Андрей Сигарев с Иваном Налимовым в Питер пришли — тоже мои ребята. Сейчас оба в «Адмирале». Женю Артюхина позже я забрал в «Атлант». Глазачева с Бадюковым не оставили в СКА. Алексей, помню, не понравился Ржиге. Так что был «фарм-клуб» и нет «фарм-клуба». А вообще это понятие в данной ситуации неуместно.
— Это нормальная практика, что тренер работает с конкретным агентом?
— Нормальная практика, когда агент представляет интересы тренера. А комплектовать с помощью тренера команду ненормально.
— Много такого в лиге?
— Если я еще начну озвучивать, сколько тренеры с этого зарабатывают…
Первые контракты
— В Интернете прочитали, что вы чеченец, и удивились: все же редкая в хоккейном мире национальность.
— Абсолютная неправда. Мои родители, бабушки и дедушки — из Дагестана, из Дербента. Между прочим, самого древнего города России — ему более пяти тысяч лет.
— Все равно корни у вас не из хоккейного региона…
— Это как посмотреть… Я прожил жизнь. У меня есть родственные связи с известным хоккеистом прошлых лет. Легендой советского хоккея. Я всю жизнь в спорте. С детства играл в футбол, но дружил в основном с хоккеистами. Игорь Чибирев, Женька Давыдов, Макс Михайловский, Игорь Малыхин — до сих пор дружим. После общения с ними и увлекся хоккеем. Где-то с 1991 года начал играть.
— Речь об агентской деятельности?
— Если ее так можно назвать. Женя Давыдов прилетел из Швейцарии, говорит: «Нужно провести переговоры с ''Ак Барсом''». Я знал все казанское руководство и слово за слово решил для него основные вопросы. Потом Костичкину помог с клубом. И пошло-поехало. Институт спортивных агентов в том или ином виде уже существовал в стране, хотя самого понятия не было. Руководители клубов сталкивались с агентами, но не применительно к своей работе.
— Это как?
— Агенты забирали у них игроков и отвозили в Америку. Я знаю нескольких ребят, которые появились на этом рынке до меня. Они работали на американские и канадские компании. Не подписывая контрактов, помогали уезжать нашим хоккеистам. В СССР, а затем в России агентом хоккеистов выступала компания «Совкомспорт», через которую уезжали почти все. Впоследствии суть агентской работы поняли многие. А тогда на уровне наших клубов агенты выполняли функции скаутов. Кто-то ведь должен был начать этот процесс.
— Вы один из первых.
— Не просто один из первых, а первый хоккейный агент в России! Начал эту работу в 1998 году. Хотя порой функции агента выполнял и до этого. Просто не знал, как это называется. На тот момент, если я не ошибаюсь, агенты в стране были только у теннисистов. Причем все работавшие в России компании были иностранные.
Есть непрофессионалы — есть откаты
— О том, как «накалывали» хоккеистов в клубах Суперлиги, байки до сих пор ходят…
— Чаще всего возникали моменты по недовыплатам. Иногда пытались что-то «отжать». Ну или хоккеиста зовут в первое-второе звено, а он в итоге оказывается в четвертом. Приходилось расставаться с клубом. Тогда не было никаких правил.
— Сейчас некоторые клубы тоже идут вразрез с общепринятыми правилами…
— Не сравнивайте. Что было тогда и теперь — небо и земля. У КХЛ есть структура, игроки защищены, работает профсоюз. Все это благодаря Александру Медведеву. Геннадий Тимченко, пришедший в лигу позже, продолжил работать в том же русле. Рыба ведь не только гниет с головы, но и головой выискивает путь своего движения.
— Красиво…
— Направленность идет сверху вниз. Медведева с Тимченко многие критиковали, что полномочия в лиге они совмещают с работой в СКА. А по мне, так это к лучшему. Они таким образом ощущают обе стороны медали. А третья сторона — игрок, который не должен чувствовать себя бездомной собакой: выгнали — и забыли. Он не раб.
— Предвидим язвительные отклики: «Рабам столько не платят».
— Заработки хоккеистов почему-то считают все. А разве певцы с артистами намного меньше получают? Мне все равно — в чужой кошелек не лезу. Купил билет на концерт, послушал, ушел. Артисты радуют народ, стоя на сцене. Спортсмены же, выходя на лед, рискуют жизнями. Я не профессиональный хоккеист, а шрамов полно.
— Видим.
— А ребята все переломанные, и здоровья не вернешь. Ясно, что хоккей в России — дотационный вид спорта. Но сегодня хоккеисты зарабатывают столько, сколько предлагает рынок. На фоне бардака, что творился у нас раньше, система КХЛ приближена к идеалу. Есть правовое поле, грамотно расставлены акценты, растет уровень хоккея. Да, хоккеисты порой бывают недовольны, но локаутов у нас никогда не будет. У нас все работает иначе…
— …и теперь без откатов?
— Откаты будут, пока есть куча непрофессионалов — людей, пришедших в хоккей ради временной наживы. Вы же никогда не подумаете, что Тимченко, Ротенберг, Медведев могут быть замешаны в откатах?
— Безусловно! Зачем им это нужно...
— Эти люди сами играют в хоккей, получают от него удовольствие. Понимают, что делают важный социальный проект. Может быть, они не суперпрофессионалы и чего-то недопонимают в хоккее, но саму суть игры чувствуют. А есть те, кто ни пойми как попал в хоккей и, зная, что сегодня-завтра их погонят, думают, как бы побыстрее «срубить по максимуму». Многие, кстати, в агентскую работу и приходят с той же мыслью. Думают, что здесь деньги легкие.
— Заблуждаются?
— Расскажу историю. На стадии зарождения КХЛ, когда Дисциплинарный комитет возглавлял Владимир Сараев, было у нас совещание. Агентов, помню, пришло человек сорок. Оглядываюсь по сторонам — от силы десяток знаю. Кто остальные — ума не приложу. И вот возник между нами спор. Часть агентов лоббировала систему, при которой в КХЛ, как в футболе, клубы платили бы им вознаграждение. Я выступил категорически против. На меня как на белую ворону посмотрели.
— Вам не нужны были лишние деньги?
— Нельзя, чтобы агент был связан с клубом финансово. Из представителя игрока он превращается в посредника. Многие неверно думают, что в системе «агент — игрок» первый главнее. Да, я могу уйти от игрока, но в большей степени я для них наемный работник. А если агент будет связан с клубом, то фактически будет трудиться на два фронта. Новенькие на меня глаза выпучили: как так — от дополнительных денег отказывается? Благо в итоге приняли решение, что этого делать нельзя.
Заранее знаю, кого могут обменять
— Вы как-то жаловались, что из-за работы нет времени обзавестись семьей…
— Уже обзавелся. Вот (показывает кольцо), летом свадьба была.
— Супруга к хоккею не ревнует?
— Надоел, говорит, со своим хоккеем. Я ведь по три матча в день просматриваю. Она никак понять не может: что это за работа такая — сидеть на диване, смотреть хоккей по телевизору.
— Устаете от хоккея?
— Учитывая то, что я еще играю в хоккей, бывают, конечно, моменты. Благо они совпадают с периодом, когда можно расслабиться: январь — когда дозаявка уже завершилась; июнь-июль — работы хватает, но несколько недель на отдых можно отловить. В августе, когда всех подпишешь, тоже поспокойнее.
— Самый напряженный период?
— Март, апрель, май. Напряженка, в принципе, по ходу сезона не спадает.
— А как же дедлайн, окончание периода дозаявок?
— По-хорошему, к дедлайну нужно быть готовым заранее. Я зачастую наперед знаю, кого из моих ребят могут обменять. Отношения с клубами у меня выстроены так, что обычно они сами мне звонят и просят помочь с обменом. Причем это касается не только моих игроков. Я хорошо знаю рынок.
«Предсезонка» для агента
— Сколько раз могли уйти из этого бизнеса?
— Ни разу. Зачем мне уходить, если я к этому шел? Много лет я занимаюсь любимым делом. Поначалу просто помогал знакомым. Только в Америке узнал, как это называется и что за это неплохо платят. Впоследствии не раз мог променять агентскую деятельность на другие сферы, приносящие большую прибыль. Но мне они были неинтересны.
— В Америке как оказались?
— Уехал после института — жить, учиться, работать. Как-то раз там наткнулся на сериал Arli$$. Хватило одной серии, чтобы увидеть там себя. Тоже самое было, когда сняли «Джерри Магуайер». Будто с меня лепили героя Тома Круза. Я ведь за эти годы ничуть не изменился. Как ходил в рваных джинсах и кроссовках, так и хожу. Лишь бы мне комфортно было.
— А апломб делового человека?
— Изображать рядом с игроками крутого дядьку, как делают многие, никогда не пытался. Все эти костюмы, галстуки, блокноты — не по мне. У меня бумажки-то в руках никто не видел. Со временем некоторые стали копировать мой стиль работы.
— Знаем, что многие агенты, дабы понравиться игрокам, покупают им коньки, клюшки, возят на тренировки…
— Есть такие. Своим я сразу говорю: «Я вам не таксист, не магазин. Есть клуб, он должен этим обеспечить». Мне родители хоккеистов порой звонят. «Хотим, — говорят, — чтоб вы стали агентом нашего сына». — «Зачем?» — «Ну как — у всех агенты, игроков пропихивают». «Я, — отвечаю, — никого пропихивать не собираюсь. Если парень в 15–16 лет перспективный, наведу справки и буду с ним работать. Но засовывать куда-то — даже не надейтесь».
— «Агент» — нынче модное слово.
— Вот именно. Молодые часто верят в сказки нарядных дядей с бумагами. И только через несколько лет понимают, что тот ничем не помог. Потому что в принципе был неспособен. До 17–18 лет игроку все дают родители. Пацан должен видеть, что отец ходит на матчи. Это психологически важно. А они за агентами гоняются.
— Многим отказываете?
— Да. Например, ВХЛ я не занимаюсь. Сразу говорю: «Туда не полезу».
— Все так плохо?
— Сейчас получше. При Германе Скоропупове «вышка» намного лучше заработала. Такого бардака, как раньше, нет. Но я все равно не лезу. Не знаю, как там работать.
— Вернемся к молодым. Вернее — к стратегии вашей работы с ними.
— Ею занимается мой помощник. Наводит справки. Если информация меня устраивает и я соглашаюсь, сразу объясняю ребятам и их родителям стратегию и методы своей работы. На пальцах показываю: может случиться так, а может эдак. Обещать что-то можно лишь при наличии стратегии развития. Она не у всех агентов есть.
— И тогда агент плохой…
— Не всегда. Известным, уважаемым агентам такая стратегия не нужна. Если он пробивает шикарные контракты, кто его назовет плохим? Другой вопрос, когда у хоккеиста возникают проблемы и надо помочь сориентироваться, а у агента нет решений… Впрочем, каждый по-своему работает — как, в принципе, и должно быть.
Есть агенты, которые берут по 750
— Вы сказали о помощнике. Сколько людей в штате Шуми Бабаева?
— Моя фирма — это я. Все на мне построено. Я и мои игроки — одно целое. Если вместо меня поставить другого человека, будет совсем другой бизнес. Я никому не доверяю. Все основные решения принимаю сам. Мой племянник, который сейчас играет в футбол, возможно, когда-нибудь станет мне помогать. Но все равно основные решения буду принимать сам.
— Ваше правило не брать денег с молодых еще живо?
— Более того, планка нижнего уровня зарплат подросла. Ребятам эти деньги нужнее. Я знаю агентов, которые у хоккеистов с зарплатой 15 тысяч рублей берут ежемесячно по 750–800 рублей.
— На бензин.
— Это стыдно! Пусть лучше парень девочке своей подарок купит. Есть игроки, которые по пять-семь лет мне не платят агентские. Ничего, я своего момента дождусь.
— Бывало, что не дожидались?
— Где-то процентов десять моих игроков так и не смогли выйти на свой уровень. Не больше.
— Клиентов у вас часто уводили?
— Если я сам этого не хотел — единичные случаи. Термин «уводить» — сложный. Кто-то скажет: «Он и сам не дурак увести игрока». Да, бывали случаи, когда хоккеисты от другого агента переходили ко мне. И чаще всего инициатива исходила от самих игроков. В такой ситуации всегда отзваниваюсь коллеге: так, мол, и так — твой игрок позвонил.
— То есть сами никого не зовете?
— В очень редких случаях. Должен быть хоккеист очень большого калибра. Тогда я буду общаться с ним, чтобы он перешел. А есть два-три агента, которым даже отзваниваться не стану: увижу хорошее — сразу заберу.
— Почему?
— Просто не уважаю их методов работы. Сергей Паремузов, так называемый председатель Ассоциации хоккейных агентов, которой, по сути, не существует, звонил игрокам и от имени этой ассоциации предлагал работать с ним. А когда меня пригласили в сборную Казахстана, первым закричал, что я не могу совмещать эту работу с агентской.
— Было дело, помним…
— То, что у бывшего тренера сборной России зять — агент, никого не беспокоило. Хотя за время работы генменеджером я никому не сказал: «Переходи ко мне — сыграешь на Олимпиаде». Хоккеисты, которые не хотят играть, они и сейчас есть в «Барысе». Я им говорил о другом: «Докажите, что умеете играть, — возьму в сборную». Потому что я отвечал за результат. А все эти мелочи планомерно ломали выстроенную мной систему, что и повлияло на итог олимпийского отбора.
Сколько игроков замариновано в разных клубах?
— Представим ситуацию. В один день трудности возникают у Артюхина, Бадюкова, Бурдасова и еще трех ваших игроков МХЛ. В какой очередности начнете их решать?
— Смотря до кого из руководителей клуба первым дозвонюсь. Такие вопросы зачастую решаются по телефону. Вылетать приходится в экстренных случаях: когда ни с первой, ни со второй, ни с третьей попытки договориться не выходит.
— Слышали, что на переговоры с «Трактором» у вас немало сил ушло...
— Да, с прежним руководством «Трактора» переговоры всегда шли со скрипом. Но кто в итоге оказался прав? Время показало, кто работал профессионально, а кто — как придется. Дело было не в системе, а в одном человеке. Сергея Гомоляко, занявшего его место, я знаю еще со времен триумфа «Магнитки» в Евролиге. Он адекватный человек, хоккейный. Тем не менее конфликт интересов возникает всегда. Я отстаиваю позиции клиента, они — клуба. По той же причине супертяжелые переговоры случались с «Локомотивом». Но как бы долго они ни шли, я знаю: рабочий момент не отразится на наших дальнейших отношениях.
— И обидчивые руководители встречаются?
— Еще как! Из-за какого-нибудь спорного момента руководитель клуба может перестать общаться. Отдал, например, своего игрока другому — он обиделся и сквозь зубы с тобой разговаривает. Таких немало. Хотя все, что я делаю, в первую очередь во благо игроков, а не потому, что хочу поругаться с человеком.
— Странно, если бы было наоборот.
— Мы варимся в одном хоккейном котле, будучи разными ингредиентами. Нельзя ко всем ситуациям подходить однобоко: я — руководитель, а значит — последняя инстанция. Со своей стороны обязательно предприму какие-то шаги, чтобы разубедить в этом. Нужно находить оптимальный вариант для клуба и для игрока. Посмотрите, сколько игроков замариновано в разных клубах. Ни играть не дают, ни меняют.
— Знаем мы один такой клуб. И перемаринованных его игроков знаем.
— Если парень тебе не нужен — отдай, поменяй. Сколько ребят из-за этого потерялись, остановились в развитии и вовсе перестали быть хоккеистами — только потому, что их не отпустили вовремя. Держат в «молодежке», словно раба, никуда не отпускают. Фактически на протяжении десяти лет он не может уйти из системы клуба, так как все бумаги на стороне последнего.
— Есть вариант, что игрока выкупит другой клуб.
— Если игрок хороший. А если чуть ниже среднего? Кто станет тратить деньги? И это приговор! Вечные скитания между первой и второй командой. Клубу пофиг. Он думает: «Зачем отдавать? Вдруг завтра пригодится…» А через три года хоккеиста уже нет. Судьба сломана. Таких примеров много. Но о них мало кто помнит.
Если можно не менять команду, лучше не менять
— Переход Бурдасова из «Трактора» в СКА сопровождался вашим комментарием: «У Белоусова он будет деградировать. Тренер сажал Антона на лавку в матчах, где он был одним из лучших». Довольны текущими делами клиента в Питере?
— Не скажу, что доволен, но в то же время рад, что в таком возрасте он играет в таком клубе. За эти три года он стал другим хоккеистом и другим человеком. Антон смотрит по сторонам, на своих суперпрофессиональных партнеров, и видит, как нужно относиться к делу. В СКА бешеная конкуренция, и, думаю, его время еще не пришло. Да, есть уникумы вроде Панарина, Ничушкина, Кузнецова, в раннем возрасте заявивших о себе. Бурдасов, на мой взгляд, — игрок выше среднего. Думаю, его время придет через год-два.
— При том, что сейчас ему 23…
— Я вам гарантирую, что в большинстве других команд Антон выходил бы в первом-втором звене, набирал бы много очков, считался топ-игроком КХЛ. Более того, немало клубов в последние годы хотели видеть его у себя.
— Но он предпочел четвертую тройку СКА…
— Да, ему тяжело. Я тоже недоволен его игровым временем. Но это СКА, где первые три звена — железобетонные. Ты должен выдать нечто из ряда вон, чтобы вытеснить кого-то оттуда. Возможностей раскрыть свой потенциал у него пока нет. А значит, надо учиться показывать все, на что способен, в короткие временные промежутки. Если в следующем году Антон уйдет в другую команду, этот опыт ему очень сильно поможет.
— А если, не дожидаясь следующего сезона, Бурдасов подойдет с просьбой: «Поищи варианты обмена»?
— Я бы ответил, что нельзя сдаваться. Антон сам по себе не из тех, кто поднимет руки. Желание уйти из команды, где ты играешь в четвертом звене, возникает по двум причинам: либо ты не можешь подняться выше, либо тебе не дают этого сделать.
— Рассматриваем, судя по всему, вторую.
— В СКА почти нереально взобраться выше. Если же Бурдасов изъявит такое желание, пойду разговаривать с Быковым.
— На предмет?
— Узнаю, какие у него перспективы. Все одним годом ведь не заканчивается. Кто знает, может, следующей весной, когда у кого-то из нападающих закончится контракт, его не станут переподписывать, и Антон займет его место. Если можно не менять команду, лучше ее не менять. А если видно, что будущего нет, — требуются кардинальные шаги.
Агент строгого режима
— Большие деньги, дорогие автомобили и силиконовые барышни на вашей памяти ломали карьеры хоккеистам?
— И не раз. Причем девушки куда чаще ломают, нежели деньги. Молодые ребята — они беззащитны, а женщины коварны. Многие попадают в лапы хищниц. Женщины изысканнее и хитрее. Кто-то еще и старше, опытнее. Ребятам сложно что-то противопоставить.
Есть, впрочем, и обратные примеры. «Половинки» помогают найти правильный путь. Нашел девушку либо женился — и заиграл лучше. Если у человека есть стержень, его, в принципе, ничто не сломает — ни силикон, ни купюры. Нет характера — извини, уважения ты не достоин.
— На хищниц своих клиентов «мышеловки» ставите?
— Зачем мне это? Я в семейные дрязги не лезу. Не хочу, чтобы завтра мне сказали: «Ты разрушил мое счастье». Даже если я считаю, что пара должна расстаться, во время конфликта постараюсь их примирить. Дальше пусть решают сами. Жены ребят, кстати, часто звонят, жалуются. Отвечаю: «Вы сами спокойно разберитесь и пожмите друг другу руки». Занимаю нейтральную позицию. Чтобы никому не навредить.
— Нынешняя молодая поросль в принципе заносчивая…
— Согласен. Для них вообще авторитетов нет. На тренеров смотрят сверху вниз. С другой стороны, если тренер толковый, он этих чижиков быстро на место поставит.
— Сами часто проделываете эту процедуру?
— А я специалист по проблемным игрокам. Они все идут ко мне.
— Агент строгого режима.
— Точно. Ребята знают, что я жесткий, я знаю, что они специфические. Мне с ними комфортно работать. Ершистые зачастую талантливее и добиваются своего. Михаил Григорьев, который сейчас в «Торпедо», для всех был супертяжелым. Люди выли от него — спросите любого тренера. А мы нашли общий язык. Посмотрите, как он изменился за эти годы! Парень 1991 года рождения — лидер команды. Для него нет авторитетов, зато пашет за двоих.
У меня тоже пальцы есть, могу на пианино сыграть
— У вас два высших образования.
— Да, экономическое и юридическое.
— Оба — под агентскую деятельность?
— Нет. На экономиста я поступал в 1989 году. До этого в МГУ два года учился в школе юного экономиста — была в то время такая. К тому моменту я и спортом занимался, и начинал в бизнесе. Со временем, в общем, было туго. На занятиях почти не появлялся. Да и склад ума у меня другой: что-то схватил, дальше соображаю сам.
— Тем не менее некоторая часть спортивной общественности в вашей персоне чаще видит, извините, прохиндея, желающего на всем заработать.
— Знаете почему? Обо всем честно говорю, без купюр. Молчал бы — никто обо мне бы не знал. И в чем прохиндейство? Что я помогаю ребятам? Если они там оказались не нужны, а другие высказали в них заинтересованность, я в этом виноват? Работу свою делаю. В том числе во благо болельщиков. Ко мне можно подойти, спросить, что интересует, — отвечу на любой вопрос.
— Вам прилетало за откровенность?
— А от кого мне может прилететь?
— У нас много людей с пальчиками ходят.
— У меня свои пальцы, тоже могу на пианино играть. Четыре года в музыкальной школе между тренировками.
— «Мурку» сыграете?
— Нет. И тогда бы не сыграл. На тренировки футбольные ходил мимо музыкалки.
— Просто вас порой с Аль Пачино сравнивают…
— И мне это льстит. Люди смотрят фотографии, говорят: похожи. Роль Тони Монтано в «Лице со шрамом» импонирует.