─ Я очень долго давала всем говорить что они хотели. Позволяла им делать любые заключения, потому что у каждого есть свое мнение. Но я всегда знала, что в конце концов последнее слово останется за мной. ITF не повесила знак «левый поворот запрещен». Его просто не было ─ он даже не был спрятан за деревом. Максимум, с чем это можно сравнить, ─ если бы предупреждение написали на второсортной бумаге, сложили ее вдвое и приклеили к дереву.
Если бы были нормальные предупреждения, я бы все приняла. Но чем дальше мы разбирались, тем очевиднее становилось, что их не было, и в отчете CAS это очень четко отражено. У ITF не было никакой системы оповещения игроков, агентов, докторов. Сейчас, смотря в будущее, я четко знаю, что не хочу, чтобы такое произошло с кем-то еще. И я сделаю все, чтобы удостовериться, что не произойдет. ITF хотела дисквалифицировать меня на четыре года. Я четыре дня провела на заседаниях, слушая главу антидопинга ITF Стюарта Миллера, дважды дававшего показания. Мне оставалось только качать головой, осознавая, что карьеры стольких теннисистов в руках этого человека. Я не могла в это поверить.
Меня шокировало, как человек такого положения может знать так мало. Когда речь зашла о мельдонии, стало очевидно, что он не знает о нем ничего. И ему не приходило в голову, что, раз препарат так распространен, возможно, стоило как-то дополнительно оповестить о его запрете спортсменов из Восточной Европы. Помимо этого возник вопрос, как его вообще запретили после стольких лет, что я принимала его легально? Это не укладывалось у меня в голове. Все хотелось уточнить: это точно, вы уверены? Мои бабушка с дедушкой его принимают, как и миллионы людей в России. Шесть последних дисквалификаций, назначенных ITF, были отменены CAS. Тут невольно задашься вопросом: о чем думает ITF? Трибунал, который они назначают, якобы нейтральный, но на самом деле ─ и близко нет. Это полная бессмыслица, ─ цитирует Шарапову The New York Times.