Один из самых успешных российских защитников в истории НХЛ – о возвращении на родину, тренерской работе, главных победах, чекушке и титановом бедре.
Над головами игроков СКА Сергей Зубов появился в январе. До этого легендарный хоккеист, летом прошлого года ступивший на тренерский путь, по коридорам Ледового дворца Санкт-Петербурга передвигался на костылях. Осенью двукратный обладатель Кубка Стэнли решился на сложную операцию. Теперь его «родное» бедро заменяет титановый аналог. Внешне это, впрочем, никак не заметно. Экс-защитник строен, подтянут и улыбчив.
Три года назад его приезд в Россию после 16 великолепных сезонов в НХЛ стал настоящей сенсацией. Зубова то и дело спрашивали, зачем он все бросил там и приехал сюда. Он пожимал плечами: «У меня есть должок перед нашими болельщиками. Очень хочу сыграть за Россию на Олимпиаде».
Так получилось, что самый яркий российский защитник в НХЛ свитер первой команды своей страны примерял лишь три раза: в 1992 году – на чемпионате мира и Олимпийских играх и в 1996‑м – на Кубке мира. Возвращения в сборную спустя 14 лет не случилось. Накануне Игр в Ванкувере Зубов заочно разругался с Вячеславом Быковым, и сборная России проигрывала канадцам без его участия…
«Я немного Терминатор»
— Сергей, с новым бедром тяжелее стали?
— Вес, если честно, не сравнивал. Но, проходя через металлодетекторы, звеню.
— Подолгу объясняетесь?
— Нет. У меня справка есть на этот случай. О том, что я немного… Терминатор (смеется).
— Многие хоккеисты, завершив карьеру, резко запускают себя: отращивают живот, начинают пить, ворчать и давать советы. Не опасаетесь?
— За весом, скажу откровенно, следить нелегко. С момента, как повесил коньки на гвоздь, «наел» пять лишних килограмм.
— Не много.
— На протяжении всей карьеры я уделял очень большое внимание питанию. И если старые болячки позволят поддерживать форму, постараюсь сохранить кондиции.
— Хоккеист Зубов без зубов часто оставался?
— Всего один выбили. Сейчас протез на его месте.
— Бережливый вы.
— Капу всегда одевал. Попадали по зубам часто, и всякий раз она выручала.
— Однако у врачей «Далласа» вы были самым проблемным пациентом.
— И да, и нет.
— Это как?
— «Проблемных» у них хватало и помимо меня.
— Все тоже падали в обморок во время уколов?
— Нет. Постоянно обращались к докторам. А то, что человек теряет сознание, когда у него берут кровь на анализ, не так уж страшно.
— А когда на льду кровь подбитого товарища или противника видели…
— Спокойно к этому относился. И на ребят смотрел, и мне лицо разбивали много раз – все нормально. Просто на иглу у меня, видимо, особый рефлекс с детства. Видел ее – и сразу не по себе становилось.
14 лет под землей
— Правда, что если бы не Валерий Каменский, в один момент едва не ставший тренером СКА, вы бы сейчас не трудились в питерском клубе?
— Отчасти. В 2009 году он выступил в качестве, скажем так, осведомителя… В хорошем, разумеется, смысле слова.
— То есть?
— Поведал мне о том, что происходит в российском хоккее, в КХЛ. Я заинтересовался. На что он тут же отреагировал: «С тобой хочет поговорить СКА».
— Вас тогда ведь чуть ли ни треть клубов НХЛ к себе звала. Так, по крайней мере, писалось. Или это были происки агентов?
— Никаких происков. Я даже ездил в Нью-Йорк на медобследование – в «Рейнджерс».
— Куда еще приглашали?
— В «Сент-Луис», «Лос-Анджелес» и «Тампу». Не треть клубов, конечно, но тоже немало. Разговаривал с Кеном Хичкоком (в 2009 году возглавлявшим «Коламбус». – С), Дагом Армстронгом (генеральным менеджером «Сент-Луиса». – С).
— Прежде чем приехать на «Красной стреле» в Питер, вы оказались в родной Москве, где не были много лет…
— Пять, если быть точным. В 2004‑м с женой без детей приезжали в столицу. А до этого не были в ней восемь лет – с Кубка «Спартака» 1996 года.
— И что увидели?
— Растущий, активно строящийся город, который хорошеет, становясь похожим на лучшие европейские и североамериканские города.
— Коренному москвичу Зубову в сегодняшней Белокаменной комфортно?
— Некомфортно совершенно! Пробки, суета… Питер, кстати, не многим в этом плане лучше. Выехал из дома, и тупо встал – ни туды, ни сюды. Два-три часа добираешься до места, в которое по пустой дороге можно добраться за 20 минут.
— В метро спускаться не пробовали?
— Естественно, нет. Накатался в молодости. С восьми до двадцати двух лет каждый день мотался из Орехово‑Борисово до метро «Аэропорт» – с одного края Москвы на другой.
— А как вам российские водители после американских?
— (Улыбается.) В любом случае манера езды в городах сейчас становится цивилизованней в сравнении с тем, что было несколько лет назад. Люди стали понимать, что от соблюдения ПДД попросту зависит их жизнь.
— Человеком свободолюбивым, стремящимся высказывать свою позицию вас сделала Америка?
— Я по жизни такой. Люблю справедливость, люблю отстаивать свою точку зрения. Это идет вместе с желанием во что бы то ни стало победить. Быть в любом деле первым.
— В тихоновском ЦСКА свою точку зрения мало кто решался отстаивать…
— Та система соответствовала времени. Разумеется, все как-то подстраивались под нее. Я не исключение. Дисциплина была жесткая. Но мы все живые люди. И находили минуты для того, чтобы расслабится. Что, впрочем, естественно.
— Но однажды, рассказывают, вы расслабились так, что Тихонов на десять матчей посадил вас в запас.
— Во время моего дебютного сезона, проведя несколько игр с нашей прославленной пятеркой (Крутов – Ларионов – Макаров – Фетисов – Касатонов. – С), я перестал попадать в состав. Недовольство Виктора Васильевича было чисто игровым, не связанным с дисциплиной. Возможно, ошибку какую-то совершил – сейчас точно не скажу.
Обогнав Коффи и Орра
— Когда в сезоне‑1993/94 вы стали первым в истории НХЛ защитником – лучшим бомбардиром команды, чего не удавалось ни Полу Коффи, ни Элу Макиннису, ни даже Бобби Орру, звездную болезнь не поймали?
— Какая звездная болезнь? Я понимал, что это не моя заслуга, а командная. В тот момент в «Рейнджерс» собралось настоящее созвездие игроков. Рядом с ними трудно было не забивать, не отдавать и не выигрывать. Коллектив был отличный. Для нас, новичков, ввиду языкового барьера многого не понимавших, просто прочувствовать ту атмосферу и проникнуться ею было очень значимо. Мы видели, насколько непросто заявить о себе на таком уровне и держать свою планку. Осознавали, чего стоит собрать коллектив, который вместе в любой ситуации.
— Та команда строилась вокруг Марка Месье…
— В большей степени. Но помимо него были и другие – Кевин Лоу, Брайан Лич, старожилы клуба. А еще ребята, перешедшие из «Эдмонтона», – Гленн Андерсон, Эса Тикканен. Сейчас они довольно-таки известны (смеется).
— «Рейнджерс», впрочем, во время того сезона не стеснялся переодически отправлять вас в фарм-клуб.
— Не периодически. Изначально, когда я только приехал в Нью-Йорк, меня сразу направили в «Бингемтон», где я отыграл до конца календарного года. Только в декабре меня подпустили к основной команде (первый официальный матч в НХЛ Зубов провел 6 декабря 1992 года против «Торонто». – С), и сезон я доигрывал в «Рейнджерс». В том году, правда, мы даже в плей-офф не попали. Осенью, когда я прибыл в тренировочный лагерь, история повторилась. Майк Кинэн сходу отправил меня в «Бингемтон». Но лишь на две игры. Сезон в НХЛ еще не начался. Но пропустить две игры регулярного чемпионата мне все-таки пришлось. Кинэн так меня воспитывал.
— Борис Миронов рассказывал как в «Виннипеге» брал уроки кулачных боев у Тая Доми. Вы подходили с подобными просьбами к тафгаям «Рейнджерс»?
— Нет, у меня как-то спонтанно получалось.
— Когда сцепились с Джимом Маккензи, знали что он тафгай?
— Мощь заокеанских кулаков, скажу прямо, отличалась от отечественных. В НХЛ были ребята, которые слабо представляли, что такое хоккей. Их задачей было драться.
— Сами кикбоксингом как увлеклись?
— Благодаря сыну. В Техасе он ходил в секцию, а я был в хороших отношениях с его тренером – он очень знаменитый человек в тех краях. Когда в 2004 году в НХЛ грянул локаут, на протяжении года один-два раза в неделю я ходил туда заниматься. Отлично помогало сохранять функциональные кондиции. За час выполнял такой объем работы, для которого на льду нужно провести часа три.
— Назаров рассказывал, что в Челябинске часто приходилось демонстрировать молодецкую удаль на улицах, отбиваясь от местных суровых пацанов. Вам случалось применять физическую силу за пределами хоккейной коробки?
— К счастью, такие ситуации обошли стороной.
Капитал-шоу и «чекушка»
— Покидать Северную Америку Кубку Стэнли позволили в 1997 году. А в 1994‑м были планы привезти его в Россию?
— Если честно, даже мысли такой не возникало. В сознании родина ассоциировалась с тем советским обществом, из которого я уехал и которое я не понимал. После Кубка «Спартака» – 1996 мое отношение, правда, поменялось. Я увидел, что в на тот момент уже новой России что-то начало потихонечку складываться, а советские тучи рассеивались. А через год ребята из «Детройта» – Игорь Ларионов, Вячеслав Козлов, Вячеслав Фетисов –впервые привезли на российскую землю Кубок Стэнли.
— А как вы распорядились своими сутками с трофеем?
— Поставил у себя дома – в Нью-Йорке. Тогда, в 1994 году, у нас еще не было большого количества друзей в Америке. Собрали узкий круг – соседей, знакомых. У меня как раз сын родился – Паша. Огромное количество фотографий, помню, делали. Для Нью-Йорка, города очень спортивного, та победа стала грандиозным достижением – 54 года команда не выигрывала Кубок Стэнли. Туда же, кстати, в Нью-Йорк, я привез свой Кубок Стэнли и во второй раз, когда завоевал его уже с «Далласом». Мы к тому времени уже пустили там корни – друзей стало куда больше. Закатили масштабную вечеринку.
— В Нью-Йорке вы попали и на съемки программы «Поле чудес».
— Да. В 1995 или 1996 году передача приехала с «гастролями» в Бруклин – это недалеко от Брайтон-Бич. Я даже не помню, как попал к Якубовичу – то ли к агенту кто-то обратился, то ли еще как. Изнутри передача немногим отличалась от того, что мы видим снаружи: раунды, вопросы, ответы. Я вылетел в первом раунде.
— Какое слово не угадали?
— «Чекушка».
— Прекрасное слово для спортсмена.
— На самом деле это разновидность горной козы или какого-то другого животного – точно уже и не вспомню, – которое обитает то ли в Грузии, то ли в Армении.
— На авантюру вас легко подписать?
— То есть?
— Согласились же поучаствовать в охоте на акулу.
— И что?
— Акула, хищник, страшно…
— Да бросьте вы… Это не авантюра. Мне интересно просто было.
— Что же тогда авантюра «по Зубову»?
— Перейти на красный свет хайвэй. Очень серьезная авантюра.
Ляшенко, Виноградов, Фетисов
— Игроки с «тараканами» вам часто встречались?
— Обычно это вратари. Хотя в хоккее, как, впрочем, и в жизни, чудаков хватает везде. Но голкиперы – народ особый. У них другая философия, если угодно, подготовка, в которой на первый план, действительно, выходят суеверия и прочие странности.
— Эд Белфор, с которым вы играли в «Далласе», еще тот чудак.
— Наверное. Но Эдди – отличный парень. Просто выбранное амплуа наложило на него отпечаток (смеется).
— А вы суеверный?
— Не очень. Спортсмены суеверны в силу особенностей рода деятельности. Так или иначе, сталкиваясь с этим, тоже становишься суеверным.
— Личные обряды перед матчами имелись?
— Скорее стандартная рутина, начинавшаяся за два с половиной часа до игры.
— В «Рейнджерс» у вас был 21‑й номер, в «Далласе» – 56‑й. Символичные числа?
— Первое – нет. Появилось произвольно. А когда меня обменяли из Нью-Йорка в «Питтсбург», там номер 21 был навечно закреплен за Мишелем Бриером, бывшим центрфорвардом команды, который в 1971 году разбился в автокатастрофе. Вот я и взял 56‑й.
— Не самый популярный номер.
— В «Питтсбурге» в ту пору основным защитником был Ларри Мерфи, выступавший под 55‑м. Я прибавил единичку. Дескать, следующий.
— Защитник «Далласа» Стефан Робида как-то сказал, что Зубов непредсказуем, потому что сам не знает, что будет делать в следующую секунду. Согласны?
— Наверное, да.
— Залог вашего успеха – логически развитый ум?
— Хоккей – командная игра, и нужно думать о том, что ты делаешь, как ты делаешь и какое следствие это будет нести для твоей команды, для общего результата. Будучи игроком и оставаясь один на один с самим собой, я часто анализировал свои действия на льду: где сыграл неправильно, как бы я поступил в следующий раз в аналогичной ситуации. Каждый шаг, безусловно, следствие мышления. Хоккеист принимает решение исходя из оценки ситуации на льду – где твои игроки, где чужие. Я принимал те решения, которые казались мне верными в конкретный момент.
— Каково логичное объяснение тому, что в «Далласе» играло так мало хоккеистов из России, а на долгие годы закрепились и вовсе только вы один?
— Стечение обстоятельств, скорее всего. В НХЛ уже нет, пожалуй, ни одного клуба, в составе которого не отметился бы россиянин. Где-то создавались даже русские тройки, четверки, пятерки. В «Старс», помню, в один момент появилось сразу шесть финнов. Вместе они играли года два или три. Или вот взять «Детройт», где в свое время блистала пятерка россиян, а сейчас один Паша Дацюк… Просто таковы особенности селекционной политики. Сегодня в «Далласе» нет ни одного россиянина, а завтра, возможно, там появится целый легион из России.
— Роман Ляшенко провел в «Старс» три сезона, еще два – в «Рейнджерс». А в 2003 году его нашли с петлей на шее в Анталье. По одной из версий – он ждал большего от себя в хоккее…
— Говорить тут что-то сложно. История запутанная. Правды никто не знает… и, наверное, не узнает.
— Самый яркий талант, который на вашей памяти так и не раскрылся?
— Андрей Виноградов и Анатолий Фетисов, брат Вячеслава Александровича. Первый не пошел дальше. А Толя, царствие ему небесное, в июне 1985 года разбился в автокатастрофе. Их бог наградил огромным талантом, и высот они могли достичь немалых. Вообще игроков с таким сумасшедшим потенциалом, которых мне доводилось видеть в юношеской команде ЦСКА, впоследствии я больше нигде не наблюдал. Но раскрылись лишь единицы…
— Почему?
— Переходный период, 14–15 лет, считается самым тяжелым для хоккеиста. В этом возрасте надо решать, чего ты хочешь для себя. И если парень осознал свое желание посвятить жизнь спорту, нужно отдавать себя делу без остатка. Фанатизм тут только приветствуется.
«Отказник» навсегда
— Вы в судьбу верите?
— (После долгого раздумья.) Не знаю… Все говорят: судьба, судьба. Но человек, наверное, может управлять своей судьбой. Если ты поймешь, чего хочешь, будешь стремиться к этому, отдавать всего себя делу, ты можешь достичь больших высот и многие вещи повернутся к тебе лицом.
— Я просто к чему. Вам с Александром Могильным, судя по всему, было суждено остаться в истории главными «отказниками» российского хоккея. Сначала вы сами не хотели играть за сборную. А когда захотели и «Даллас» (странное дело!) не попал в плей-офф, получили травму в последней игре регулярного чемпионата. Потом опять не позволяло здоровье. Потом переехали в Россию, считались железным кандидатом на поездку в Ванкувер – и разругались в пух и прах с Быковым. Разве не судьба?
— Может быть… В Ванкувере я очень хотел сыграть. Для этого в значительной степени и приехал тогда в КХЛ. Но получилось то, что получилось. Позже мы со Славой поговорили по-мужски, сейчас у нас нормальные отношения.
— Вы, как и многие другие наши энхаэловцы, забыли о сборной после Кубка мира 1996 года. Почему?
— Не знаю, по каким причинам отказывался кто-то другой. Честно. У меня были на то свои основания.
— Так и не став чемпионом мира, в Triple Gold Club вы в итоге не вошли.
— Было бы классно, конечно. В 1992 году у меня была возможность выиграть первенство планеты. В сборную я попал, но мы оступились в четвертьфинале (проиграв шведам, которые в итоге стали чемпионами мира, 0:2. – С). До сих пор помню тот гол Матса Сундина: прошел по моему краю и бросил с неудобной чуть ли не с «ленточки»…
— Какой эпизод спортивной жизни меньше всего хочется вспоминать?
— Овертайм четвертого матча плей-офф‑1999 в Сент-Луисе. Я отдавал пас из нашей зоны с одного борта на другой. А Пьер Тарджон, тогда выступавший за «блюзменов», перехватил шайбу и забил. Счет в серии стал 2–2. Всю следующую неделю я отдавал пасы только верхом.
— Забавно…
— Такие моменты случаются. Вычеркнуть их невозможно. Поэтому надо делать все, чтобы не пережить их вновь.
— А какой вспоминаете с наибольшей теплотой?
— Таких было три. Если по нарастающей: игра ЦСКА – «Монреаль». Мы победили 3:2 (Зубов забил вторую шайбу. – С), а в конце второго периода началась массовая драка, длившаяся минут десять (Зубова, как одного из активных участников побоища, удалили до конца игры. – С). Шоу на любой зрительский вкус. Мне тогда 20 лет было. Для начинающего хоккеиста такие игры – отличная возможность проверить свой уровень.
— С «бронзой» разобрались, а два других события?
— Разумеется, олимпийское золото Альбервиля и победы в Кубке Стэнли. Вершины, о которых ты мечтаешь и к которым стремишься каждый день. Конечно, хотелось бы выигрывать такие трофеи чаще. Но конкурентов много, и они не дремлют. Хоккей – командный вид спорта. И только когда все 22 человека и вся организация стремятся к одной цели и достигают ее – это, наверное, лучшее, что может произойти в карьере спортсмена.
Качественные защитники
— После первого сезона в КХЛ вы сказали, что поразились таланту Ильи Никулина. За время следующих двух чемпионатов кто-то еще удивил?
— Безусловно. Я, правда, в силу специфики чаще обращал внимание на защитников. Никулин по-прежнему выступает на очень хорошем уровне – надежно, уверенно. Да, бывают спады, но от этого не застрахован никто. В целом это отличный защитник. Виталий Прошкин, который в этом сезоне провел свой тысячный матч в отечественных чемпионатах, добился серьезного показателя… показателя качества защитника. В СКА можно выделить несколько ребят. В частности, нашу первую пару (Дмитрий Калинин – Кирилл Кольцов. – С). Они хорошо дополняют друг друга. Дима – солиден во всех аспектах игры. Кирилл поражает своими импровизациями. Правда, в некоторых моментах, она не очень одобряется тренерами (смеется). Но он шикарно чувствует игру. Иногда просто приятно наблюдать за ним как зрителю. Будем надеяться, что в дальнейшем они, как и вся наша бригада защитников, будут играть так же успешно.
— Никулин не хочет ехать в НХЛ, хотя его зовут не первый год. Он не остановится в развитии?
— Каждый выбирает свой путь. Не думаю, что, оставшись в России, Илья притормозит. Уровень КХЛ практически не уступает энхаэловскому. Если бы площадки были поуже, мы и в плане зрелищности ничем бы им не уступали. Лично мне маленький лед больше по душе.
— В Попраде площадка «маленькая». Понравилось там играть?
— Чем-то напомнило североамериканский стиль. Словацкая «поляна» чуть больше североамериканской и чуть меньше нашей.
— Большинство именитых российских энхаэловцев после завершения карьеры уходят в бизнес. А вы?
— Бизнеса у меня пока нет, зато есть некие активы – акции, бонды и так далее.
— Два года назад вы перешагнули 40‑летний рубеж. Говорят, для мужчины – дата особая. Назовите три дня, которые вы бы хотели вычеркнуть из минувших годов.
— …Наверное, нет таких. Каждый из дней – это жизнь, в которой ты существуешь, дышишь, работаешь, во благо себе и своей семье. И надо просто уметь это ценить и стремиться прожить как можно дольше.
Санкт-Петербург