Скажите, кто из российских хоккеистов может похвастаться сразу тремя перстнями, полученными за победы в Кубке Стэнли? Долго перечислять вам не придется, потому что таких героев всего трое: Игорь Ларионов, Сергей Федоров и Сергей Брылин. А кто провел в одной команде НХЛ целых 13 сезонов? Только Брылин и провел.
Об этом интервью я договорилась с Сергеем заранее. Но, позвонив, застала его за довольно интимным занятием. Он укладывал детей спать. Попросил перезвонить. Но не прошло и нескольких минут, как набрал мне сам.
Знаю Брылина не первый год. Он, как и всегда, оказался человеком слова.
— Вас можно назвать настоящим старожилом «Нью-Джерси». О годах, проведенных в НХЛ, вспоминаете с теплотой?
— Если честно, я уже не настолько поглощен воспоминаниями, не так, как в прошлом году. Ведь пошел второй сезон как я здесь, многое в моей жизни изменилось. Конечно, воспоминания о заокеанской карьере остались самые лучшие, потому что Кубок Стэнли удалось поднять над головой трижды! Хотя порой приходилось нелегко, разные ситуации возникали. Были и взлеты, и падения, и травмы. Это жизнь спортсмена.
— К завоеванию Кубка Стэнли хоккеисты идут годами. У кого-то мечта сбывается, у кого-то нет. Вам удалось ее осуществить в первый же год пребывания в НХЛ. Дорогого стоит?
— Безусловно. Когда тебе 21 год, до конца не понимаешь всей важности произошедшего. Потом со временем эта победа воспринимается совершенно по-другому, и цена ее только растет. Начинаешь осознавать всю важность того, что случилось. Ведь выиграть такой престижный трофей хоть раз за карьеру — уже большой успех.
— Второй раз вы его выиграли через пять лет. Ощущения были иными?
— Вообще, когда на следующий год после выигрыша команда не попадает в плей-офф, понимаешь, насколько, скажем так, мала разница между успехом и поражением. И насколько тяжело до конца пройти весь этот путь. И в конечном итоге снова победить.
— Какую роль в вашей жизни играет тот факт, что вы трехкратный обладатель Кубка Стэнли?
— Приятно, что это было. Но уже прошло достаточно много временами — целых шесть лет с того момента, когда «Дьяволы» стали его обладателями последний раз. Конечно, хочется еще раз испытать чувство победы. Надеюсь, что в этом сезоне удастся побороться за самые высокие награды уже в КХЛ.
— В составе «Дьяволов» вы были незаменимым игроком. Но почему-то вам там дали прозвище «незаметного героя». Как вы к этому относитесь?
— В клубе существовала традиция, когда в конце года собиралась команда и фанаты. И проходил так называемый «итоговый обед». На нем обычно вручались призы и раздавались анкеты, где болельщики называли лучшего игрока, незаменимого игрока… А мне два раза подряд вручали «Незаметного героя». Первый раз такое признание стало для меня несколько неожиданным и приятным. Но уже во второй раз мы с ребятами долго смеялись. Как можно быть «незаметным» два года подряд? Это, наверное, очень даже тяжело. Надо еще постараться (улыбается).
— Вам больше бы подходило определение игрока универсального…
— Это точно. Так получилось, что вначале я играл все время в центре, потом во второй половине моей карьеры меня стали ставить и в центре, и слева, и справа. В НХЛ очень часто меняются партнеры и звенья. Поэтому вопросом собственной позиции я себе голову не забивал.
— А где вам было наиболее комфортно?
— В центре. Ведь на этой позиции я играл с самого детства. Чувствую себя в своей тарелке. С другой стороны, находиться в центре намного ответственнее и тяжелее. Нужно выполнять очень большой объем работы. Вообще, в «Нью-Джерси» я привык к тому, что в течение одной игры мне приходилось выходить во всех звеньях. И я мог сыграть на любой позиции. Кроме, пожалуй, защитника и вратаря (улыбается).
— Неужели? Мне кажется, и здесь вы бы преуспели…
— О, нет (улыбается). Вратарем точно никогда бы не стал. Даже мысли такой не возникало. Правда, опыт кое-какой имеется. Когда в детстве с ребятами играли в футбол во дворе, мне казалось интересным отбивать мяч, стоя в воротах. Но когда он попадал в меня, было неприятно. Довольно больно. И в защиту меня тоже никогда не тянуло. Наверное, потому что я не очень хорошо катаюсь вперед спиной.
Понимаю свою роль
— О каком наставнике есть желание рассказать, а о каком не хочется и вспоминать?
— Однозначно, я бы выделил Ларри Робинсона. Годы работы с ним — лучшие в моей карьере. Он и как человек, и как тренер просто замечательный. Думаю, никто и никогда не скажет о нем ни одного плохого слова. Конечно, немаловажную роль сыграло и то, что его помощником тогда был Вячеслав Фетисов. У нас вообще в те годы получилась очень сильная команда. Мы выиграли Кубок Стэнли в 2000-м году и боролись в финале плей-офф в 2001-м. Атмосфера в коллективе и уровень хоккея были просто классными!
А если говорить о тренере, с которым не сложилось, так это Брент Саттер. В «Нью-Джерси» он пришел в последний год моей карьеры в клубе. Саттер, пожалуй, единственный наставник, с которым отношения вообще не клеились. Хотя я отыграл все 82 матча. Но в плей-офф моя роль в команде уже изменилась, когда Бренд начал делать ставку на молодых ребят.
— Если бы была возможность, продолжили бы свою карьеру в НХЛ? Или уже хотелось перемен?
— Год назад я не думал о каких-то переменах. Просто ситуация сложилась так, что мне нужно было менять обстановку и искать другие варианты. Я понимал, что мое будущее в этой команде уже никогда не будет таким, на которое я рассчитывал. Хотя, как позже выяснилось, Саттер продержался в «Нью-Джерси» недолго. Так ничего и не добился. Главное, что у меня осталось там много друзей. И среди игроков, и среди руководителей клуба. Рад, что посчастливилось пообщаться с выдающимися людьми.
— Вы как-то мне рассказывали, что ваше решение заключить контракт именно со СКА, было связано с тем, что у руля этой команды стоит Барри Смит. Для вас настолько важно, чтобы тренер был североамериканцем?
— Прежде, чем заключить контракт со СКА, я разговаривал с Игорем Ларионовым и другими специалистами. Все они отзывались о Смите как об очень хорошем тренере. Конечно, если выбирать, то мне было легче работать именно с североамериканским наставником, потому что за 14 лет в НХЛ я уже привык к их требованиям, подходу и тренировочному процессу. И еще они больше доверяют игрокам. Особенно возрастным. А о российских тренерах мне судить тяжело, за свою карьеру не очень много с ними сталкивался. Так что было гораздо легче приехать сюда и работать с Барри Смитом, ничего не меняя.
— Насколько комфортно вы чувствуете себя сегодня в СКА? Насколько быстро адаптировались ко всему новому?
— Естественно, понадобилось время. На протяжении нескольких месяцев было тяжеловато. Ведь здесь и площадки другие, и сама система игры. Но, в принципе, сейчас чувствую себя достаточно комфортно. Понимаю свою роль и свою задачу на площадке. Так что в этом плане нет никаких проблем. А о времени, проведенном на льду, стараюсь не думать. Сколько дают, столько и играю. Просто делаю все для того, чтобы приносить пользу команде. А кому и сколько минут выделяют, это уже дело второе. Главное, чтобы побеждали все вместе. Мы ведь на правильном пути.
— После матча с «Витязем» вы мне сказали, что команда Майка Крушелницки играет в хоккей агрессивный, грязноватый, что такой стиль присущ североамериканским тренерам. Выходит, Смиту тоже?
— Мы играем в довольно агрессивный хоккей. Но в тоже время ответственно ведем себя в обороне. У каждого игрока есть определенные схемы и определенные задачи. Подход немножко другой. Если Смит требует от нас, чтобы мы сыграли жестко, мы выполняем. Но для нас это не является самоцелью. Это делается для того, чтобы отобрать шайбу и не дать сопернику сыграть против нас. То есть мы стараемся играть более дисциплинированно и организованно.
— Этой весной, после вылета СКА из Кубка Гагарина, на Смита обрушился град критики. И все же президент КХЛ и председатель совета директоров СКА Александр Медведев оставил его у руля СКА. Не зря Вячеслав Быков как-то говорил, что надо дать возможность поработать тренеру хотя бы года три, чтобы создать действительно хорошую команду…
— Конечно. Редко когда получается с первого года сколотить крепкий, боеспособный коллектив. Ведь было немало примеров, когда вкладывалось много денег, но в итоге ничего не получалось. Нужно дать время, для того, чтобы посмотреть, в каком направлении движется команда, что она вообще способна сделать на льду.
— Если сравнивать СКА прошлого сезона и нынешнего — это небо и земля. Согласны?
— Соглашусь. Безусловно, наша команда прибавила, стала играть более уверенно. Этот сезон мы проходим ровно, без срывов. И то, что СКА сейчас на ведущих позициях в лиге, говорит о многом.
— А за счет чего прибавили?
— В составе появились новые игроки. Уровень исполнителей повысился. На мой взгляд, в этом основная разница по сравнению с прошлым сезоном.
— В составе СКА сейчас играет немало экс-нхловцев. С кем-то ранее общались?
— С Яшиным и Зубовым пересекались. Но не могу сказать, что тесно дружили. С Зюзиным были вместе в «Нью-Джерси». С ним, конечно, я знаком больше, чем с остальными ребятами. Во время локаута играл в «Химике» с Сафроновым и немножко с Королюком. Из тех, кто раньше выступал в НХЛ, чаще всего общаюсь с Витей Козловым, Немчиновым, Каменским.
— В принципе, уже все привыкли к возвращению в Россию игроков из НХЛ. Но приезды Сергея Федорова и Сергея Зубова все равно стали неожиданностями. Ведь раньше они говорили, что никогда в Россию не вернутся.
— В карьере любого спортсмена возникают разные ситуации. И то, что оба Сергея приехали в Россию, такого уж большего удивления лично у меня не вызывает. Думаю, они приняли такое решение, потому что им предложили очень хорошие условия. И то, что их позвали одни из ведущих команд, тоже сыграло не последнюю роль. А что касается КХЛ, думаю, что лига становится все сильнее, и нам есть куда стремиться. Уровень хоккея растет. Но я все равно считаю, что площадки нужно сделать поменьше. Тогда хоккей однозначно будет интереснее как для игроков, так и для зрителей.
— В прошлом сезоне, после того как хоккеистам сократили зарплату на 20 процентов, вы достаточно резко высказались в адрес профсоюза игроков КХЛ. Что якобы горстка людей решила все и за всех…
— На самом деле я был удивлен, как наш профсоюз взаимодействует с игроками. Так что те в неведении, какие решения принимаются и какие проблемы поднимаются. Во время паузы в чемпионате я встречался с председателем профсоюза Андреем Коваленко в Москве. Мы с ним обсудили некоторые вопросы. Я бы очень хотел, чтобы хоккеисты были больше вовлечены в процесс и имели влияние на решение тех или иных проблем. От того, как они будут себя вести, зависит их будущее.
— После локаутного сезона, который вы провели в «Химике», мне запомнилось ваше высказывание, что год выбил вас из колеи. И это тоже было связано с профсоюзом…
— Конечно. Тогда, когда все началось, шла настоящая борьба. Мне казалось, что у профсоюза НХЛ был шанс чего-то в ней добиться. Но сейчас, возвращаясь назад, думаю о том, что мы потеряли, вычеркнули год из своей карьеры. Считаю, что это стало большой ошибкой. Ранее лидер профсоюза Боб Гуденау вообще нас предупреждал, что локаут может затянуться до двух лет. Если бы знать, что все так закончится, нужно было бы принимать другие решения, и надо было вести себя по-другому, чтобы не допустить потери целого сезона.
Не опущусь до попсы
— Считается, что в США больше уважают закон и порядок, а в России значительное влияние имеют связи. Ощутили на себе?
— Просто в Штатах существуют правила, по которым все живут неукоснительно. У нас же с законодательством все иначе. Бывает, сталкиваешься с такими ситуациями, где все решается совершенно непонятным образом…
— Каждое лето вы приезжали в Москву, но все же большую часть времени находились в Нью-Йорке. Наверное, от каких-то бытовых ситуаций успели отвыкнуть? К чему пришлось привыкать?
— Действительно поначалу было не просто. Ведь раньше я играл себе в одной команде да играл. И никуда на постоянное место жительства не переезжал. Санкт-Петербург по сравнению с Нью-Джерси город очень большой. Много людей, машин. Я от этого отвык. Но зато довольно быстро привык к тому, что здесь очень здорово поддерживают болельщики. Активно. Там с посещаемостью существовали проблемы. За зрителя всегда нужно было бороться с «Нью-Йорк Рейнджерс», «Нью-Йорк Айлендерс», «Филадельфией». Даже когда мы играли в плей-офф, трибуны не всегда заполнялись до конца. Больше ни к чему существенному привыкать не пришлось. Единственное, для детей, особенно для дочки, переезд в Россию стал тяжелым. Другая школа, язык...
— Вы всегда с большим трепетом говорите о своей семье. Пару раз я звонила вам, и оказывалось, что вы укладывали своих детишек спать…
— Иногда же надо помочь жене. И у нас существует некая традиция. Вечером завожу детей в ванну, они чистят зубы, и потом мы готовимся ко сну. Ведь утром надо вставать достаточно рано. В половине восьмого ведем сына Федю в садик, дочку Аню в школу.
Конечно, когда находишься в кругу своих родных, что может быть лучше? Во время сезона в основном вся жизнь крутится вокруг хоккея. Дома бываем не так часто, как хотелось бы. Но я не могу сказать, что я какой-то домосед. Когда возникает свободное время, люблю провести его и с друзьями. Могу выйти в свет.
— Насколько я знаю, вы уважаете творчество Виктора Цоя. И его смерть вас очень потрясла…
— Многие ребята моего возраста тоже пребывали в состоянии шока. Я оканчивал школу в конце 80-х, начале 90-х годов. Цой был тогда на пике популярности. Я на его музыке рос. И потом, чем больше какой-то информации о нем узнавал, тем больше понимал, что он был таким же парнем как и все остальные, со своими сильными и слабыми сторонами.
— Мне кажется, вы чем-то с ним похожи. В одном из журналов у вас даже фотосессия была в котельной Цоя…
— Конечно же, интересно было посмотреть, где Цой творил. Раньше я об этом месте только слышал. Там до сих пор собираются поклонники его творчества и поют под гитару его песни. Они тоже остались навсегда со мной. Но с годами все меняется, появляется что-то новое. Мне нравится и рок, и блюз, и джаз. Но каких-то любимых исполнителей сейчас нет. Предпочитаю слушать то, что подается с душой. И, безусловно, многое зависит от настроения. Например, перед игрой в раздевалке хочется включить что-нибудь заводящее, тяжелое. Потому как такая музыка настраивает на игру. Единственное, я никогда не опущусь до попсы.
— Вы родились в Москве. Говорят, что Санкт-Петербург от столицы все же отличается. Успели ощутить?
— Конечно, разница есть. Питер город особенный. Он был построен в определенный период времени. Это отражается и в архитектуре. И тот факт, что здесь много каналов и рек, накладывает какой-то специфический отпечаток. Мы частенько выбираемся на Крестовский остров. Пока дочурка играет в теннис, мы вместе с женой и сыном ходим гулять в парк. Там безумно красиво. А еще Питер значим для меня тем, что моя мама большую часть своей жизни прожила здесь. Несмотря на то, что она родилась в Казани, город на Неве был и остается городом ее молодости. Очень его любит.
— Многие считают, что люди, живущие в Санкт-Петербурге, чем-то да отличаются…
— Слышал, что так говорят. Но лично мне кажется, что люди они везде люди. Будь то Москва, Питер или Нью-Джерси. Есть хорошие, есть плохие. Только по этим критериям можно судить.
— Что касается вас, мне кажется, что вы достаточно спокойный и уравновешенный человек. Или возразите?
— Я разный (улыбается). Бываю, как вы заметили, и спокойным. Но, в принципе, я эмоциональный, вспыльчивый. Иной раз могу не совладать с собой. Такое случается и на льду, и в раздевалке, и дома. Но, надеюсь, что все это идет от того, что я всегда очень сильно переживаю за то, что делаю. Всегда стараюсь работать на совесть. Хотя, конечно, после того, как «сорвусь», потом об этом сильно жалею.
— Нынешний год олимпийский. В связи с этим есть не самый, наверное, приятный, для вас вопрос. За всю свою карьеру в национальную команду вас приглашали лишь дважды — в 1996-м и 2007-м годах. Для вас тема сборной больная или вы относитесь к ней спокойно?
— Совершенно спокойно. Честно. Просто я понимаю, что у каждого тренера свой взгляд на команду, на игру. Раз не приглашают, значит, считают, что есть игроки более достойные. Я не пытаюсь никого винить кроме себя. Дважды сыграв на чемпионате мира, не получилось добиться того результата, которого бы хотелось. Что греха таить, самые мои яркие победы в карьере, это, конечно, три Кубка Стэнли.