Прошлый год начался для олимпийской чемпионки Турина по фигурному катанию Татьяны Тотьмяниной непросто: в автокатастрофе погибла ее мать. А в ноябре Татьяна впервые стала мамой. У нее с Алексеем Ягудиным — тоже олимпийским чемпионом — родилась дочь Елизавета.
Год потерь и приобретений
— 20 ноября у вас родилась дочь Елизавета, а 1 декабря вы поразили всех тем, что катались на катке на Красной площади в рамках презентации олимпийской формы для Ванкувера. Как вам это удалось?
— Какое счастье, что я могу еще кого-то поразить! Как мне это удается... Когда ты с четырех лет находишься в постоянном движении, чем-то активно занимаешься, то, просидев семь месяцев дома в «интересном положении», первым делом хочешь заняться чем-то активным и полезным. Что я и сделала, как только появилась возможность.
— Вы уже снова участвуете в ледовых шоу. Это идет на пользу?
— Для начала — это моя работа. А без работы человек гибнет. Это еще и любимое дело. Поэтому как только я смогла, сразу вернулась на лед.
— Каким был для вас 2009 год?
— Год начался с ужасной трагедии. И, честно говоря, я до сих пор не могу с этим смириться. В автомобильной катастрофе погибла моя мама. Все последние годы она мечтала о внуках. А когда мне так необходима мама рядом, ее нет. Видимо, без потерь невозможно ничего приобрести. А в конце года у меня родилась дочь. Это огромное счастье, которое, наверное, должно быть в жизни любой женщины. Я думаю, что вообще женщина не может называться женщиной, пока не переживет эти девять месяцев и не ощутит радости от рождения ребенка. Наверное, это был год потерь и приобретений. Я могу сказать, что он не сравнится ни с каким другим. Никакие медали не заменят этих двух событий в моей жизни. Я бы обменяла все, что у меня есть, чтобы мама была жива и увидела Елизавету.
— На кого дочь похожа?
— Похожа на меня. В некоторых моментах — может, мне этого слишком хочется — я вижу, что дочь похожа на маму. Я, наверное, хочу, чтобы душа мамы была в моей дочери. И иногда я вижу ее черты в своем ребенке. Сначала у меня было желание назвать дочь в честь мамы. Но потом я подумала, что у каждого человека должна быть своя судьба.
— Отец Елизаветы Алексей Ягудин серьезно повлиял на это решение?
— На самом деле он просто согласился. У него были идеи назвать ее Анабель или Николь. Но мы не знаем, где жить будем дальше, а сейчас мы проживаем в нашей стране. Поэтому мы решили, что Анабель Алексеевна звучит смешно и странно. Все-таки ребенку должно быть комфортно жить с собственным именем.
Пока ноги носят...
— Ваша дочь обречена на фигурное катание?
— Нет, ни в коем случае. Хотя так, наверное, говорят все артисты или спортсмены. А зависеть все будет от ее собственного выбора.
— Раз вы снова начали кататься, не думали о продолжении спортивной карьеры? Или с большим спортом вы уже расстались?
— Как я уже сказала, события прошлого года не заменят никакие медали. Поэтому я не вернусь. Теперь у меня другая Олимпиада — на всю жизнь. И зовут ее Елизавета. Она будет моей главной тренировкой в течение всей моей жизни. В спорт больше не собираемся: время ушло. Но пока мы будем заниматься любимым делом. Слава богу, что есть такая возможность: разные шоу, проекты. То есть все крутится вокруг льда, но не так серьезно, как раньше.
— С кем дочку оставляете, когда уезжаете с шоу?
— Первый месяц помогала Лешина мама. Потом мы взяли няню. Ведь у Лешиной мамы есть муж, своя мама пожилая.
— Про романы Алексея Ягудина много писали. Как вы с этим справлялись?
— Тяжело, если честно. Ну а что делать? Сама выбрала его. Иногда можно не обратить внимания, иногда можно поругаться, иногда — собрать вещи и уйти. Все зависит от ситуации. Если можешь — терпи. Не можешь — уходи.
— Часто уходили?
— Бывало.
— Как же решились на рождение Елизаветы?
— Это было обоюдное желание. И больше мы не бегаем с чемоданами.
— Как ведет себя молодой отец?
— Молодой отец весь в работе. А как приходит домой, первым делом бежит к дочери. Посмотреть, что там за день выросло, померить на сколько. Честно сказать, я была немного в шоке, когда Леша, привезя нас домой, вел себя так уверенно с Лизой. Потому что мне было страшновато: я не знала, с какой стороны подойти к этому маленькому существу. А он и подгузники поменял, и искупал. Было очень приятно.
— Как вы справлялись с болью и поражениями в спорте?
— Для спорта это синонимы. Упал, отряхнулся и дальше пошел. Нужно преодолевать себя. Конечно, можно было бы сесть дома, поныть — и, может быть, кто-то пожалел бы. Но это вряд ли, потому что дома еще один спортсмен, который всю свою жизнь так же провел. Поэтому лучше отряхнуться, пойти дальше — и с новыми позитивными эмоциями боль забудется.
— У вас не возникало желания открыть свою школу?
— Одного желания мало. Если заниматься чем-то, то на 100%. Так как я пока имею возможность кататься — ноги пока носят, — буду кататься. Но если возникнет такое желание, то и там я буду выкладываться на 100%. Тем более что мне есть чему научить подрастающее поколение.
Плющенко будут бояться
— Вы достаточно долго жили и тренировались в Америке. Почему решили вернуться?
— Когда мы приехали туда, все было, конечно, очень удобно и комфортно. И мы думали, что останемся. Но после Олимпиады мы вернулись обратно. Я не буду загадывать, где мы будем завтра. Но я хотела бы жить в России. Потому что от родины убегать не хочется. В Чикаго мы прожили пять с половиной лет. И поняли, что это всего лишь комфорт. Там не было друзей, там были только знакомые. Там ты не можешь вечером завалиться к кому-то на кухню пообщаться. Обязательно должна быть договоренность за неделю, а может, и за месяц. Нет у них такой душевности, как у нас. Наверное, там, где родился, там и надо жить.
— Все ваше поколение стало звездами. Всю сборную, которая блистала на Олимпиаде в Турине, помнят и любят. Но сегодня мы видим, что за вами особенно никого нет. Почему?
— К сожалению, так получилось, что провальные 1990-е годы сказываются. Когда тренеры уезжали за границу, чтобы заработать кусок хлеба для своих семей. Обучение для родителей стало платным. Я помню, как цены повышались каждый день и моя мама на зарплату покупала по килограмму сыра и масла. И все. Какое уж тут фигурное катание. Слава богу, я начала тренироваться еще при Советском Союзе, когда все было бесплатно. Наверное, за счет этого наше поколение до чего-то доросло. А когда росли следующие ребята, у них не было таких возможностей.
— Плюс случился такой подъем интереса к виду спорта в стране...
— Да, тут все сошлось. Мы, наверное, первая страна, которая завоевала три золота и бронзу. Могли даже больше, но не дали. Открывались школы, была реклама, шоу. Вид спорта стал чуть ли не первым в стране. В какой-то момент люди не могли купить в магазине коньки. Их приходилось заказывать. Надеюсь, что этот подъем приведет к тому, что мы снова станем лучшими в мире.
— А как вы отнеслись к тому, что Евгений Плющенко — еще один представитель сборной туринского образца — вернулся в большой спорт?
— Низкий поклон ему за то, что после трех лет сплошного праздника он смог вернуться к ежедневным тренировкам. Он просто молодец. Дадут ему выиграть Олимпиаду или нет — это не так важно. Когда в свое время на лед выходили Ягудин и Плющенко, остальные уже не могли соревноваться. Потому что у них не было шансов. Так и теперь, когда Плющенко выйдет на лед, у всех будут дрожать коленки. Три года — огромный перерыв. Но, как говорится, талантливый человек талантлив во всем. И всегда.