Великая Отечественная война застала его практически на футбольном поле. Сколько их осталось, из того поколения… Накануне праздника Великой Победы несколько лет назад корреспондент «Спорта День за Днем» навестил ветерана и попросил поделиться с нашими читателями воспоминаниями. Что позволило выдержать четыре страшных голодных года, чем во время войны для людей был футбол, как отмечали знаменательную дату в его командах. И, конечно же, о своей большой футбольной карьере.
Встретив у двери, Зонин сразу приглашает в комнату, больше похожую на музей: сразу натыкаюсь на большой снимок. «Это мой “Зенит” на базе в Удельной, — поясняет ветеран. — В центре в нижнем ряду Пашка Садырин, капитан». Куда ни глянь — везде грамоты, кубки, медали. Стопками возвышаются альбомы с фотографиями.
Несостоявшийся матч
— Герман Семенович, как нынче 9 Мая отмечаете?
— Нас, ветеранов, «Зенит» в доме торжеств на проспекте Гагарина собирает. Там поздравляют, общаемся.
— Такой день чем отмечаете?
— Не люблю я это дело. Хотя дома у меня всего полно — и водка, и виски стоят.
— Первый день войны вас где застал?
— Я только пришел в юношескую команду казанского «Динамо». И вот жду с нетерпением дебюта: нам разрешили сыграть на центральном стадионе, меня капитаном выбрали. Наступает этот день, настроение у всех отличное, погода чудесная, собираемся на футбол. И тут объявляют…
— В Казань много футболистов эвакуировалось?
— «Зенит» ведь в полном составе под Казанью был, «Динамо» ленинградское. А в выходные они приезжали в Казань в футбол играть. Стадиончик-то был маленький, а народу битком. Люди через забор перелезали, практически друг на друге сидели, вокруг конная милиция. И вот играют они, и вдруг народ с трибун кричит Дементьеву: «Пека, для публики сыграй!» И как начинал тот номера вытворять — у него мяч никто отобрать не может. Это зрелище настоящей отдушиной для людей было — они в такие моменты о войне и голоде забывали.
— Сами на стадион как попадали?
— Мне пропуск полагался.
С рабочего места уносили
— К мячу во время войны притрагивались?
— Да куда там?! Я ведь авиамотористом работал, по 13 километров каждый день ходил до аэродрома. И только попробуй опоздать. Возвращался порой вообще без сил.
— Как у нас было с авиацией в начале войны?
— Да не было у нас авиации.
— Как не было?
— Наши истребители скорость только 200 километров развивали, что с такими сделаешь? Вот когда начали перегонять американские «Боинги», «Летающие Кобры», стало полегче. Я ведь, кстати, не раз порывался с экипажем улететь.
— Так и не удалось?
— Мне все говорили: «Куда ты торопишься, еще успеешь умереть».
— Самый страшный день на войне?
— Как-то подходит ко мне полковник, говорит: «Давай, Герман, со мной полетишь». Но инженер ему сказал: «Нельзя, он занят». И не отпустил. А навстречу идет, как сейчас помню, секретарь комсомольской организации Корсунов, молодой совсем, мальчишка. Он с ним и полетел. Поднялись они в воздух, пролетели 800 метров и ба-бах! Сквозь шок пробилась мысль: «Опять меня Бог спас».
Ел черную картошку, обедать ходили — так в супе ни одной жиринки не было.
— Из чего ваш дневной рацион тогда состоял?
— Да это разве рацион?! Ел черную картошку, обедать ходили — так в супе ни одной жиринки не было. Придешь с работы затемно, бухнешься без сил, а в пол-шестого опять надо вставать. Бабушка что-то сделает — и пошел на аэродром. В любую погоду.
— В обмороки падали?
— Сколько раз было — залезешь в самолет, а обратно уже за ноги вытаскивают. От голода и нагрузки сил вылезти не было.
— Футболисты как питались?
— Намного лучше. Особенно динамовцы — им ведь дополнительный паек по линии МВД полагался. В Казани напротив стадиона магазин был. И как-то подходим к стадиону, видим, Пека Дементьев пряники там купил и сидит, с жадностью ест перед игрой.
Обреченный на спорт
— Спортивная закалка помогла выживать?
— Тут не только в спортивной закалке дело. У любого человека есть внутренние резервы. И во время войны люди себя настраивали на то, что надо выжить. Будучи голодными, работая едва ли не сутками, мобилизовывали себя так, что организм выдерживал. А вот после войны у многих расслабуха пошла, сколько поумирало из-за этого! Кстати, мне работа во время войны потом в тренерском деле очень помогла.
— Это как?
— У меня ведь какая ответственность была: от того, как самолет подготовлю, жизнь людей зависела. Все надо было четко планировать и отслеживать: сделал — записал, потом проверил — снова записал. Посему, став тренером, уже был приучен все четко планировать и умел себя правильно организовать.
Утром просыпаюсь от голоса отца: «Сын, война кончилась!»
— О Победе как узнали?
— Мне накануне только гипс с руки сняли. Утром просыпаюсь от голоса отца: «Сын, война кончилась!» Вышли на улицу, а там музыка гремит, народу столько, что не протолкнуться, незнакомые люди друг друга поздравляют. Эх, страшное время пережили. После того, как отец на военный завод устроился, стало полегче.
— Кем он там работал?
— Главным бухгалтером.
— В футбол отец вас привел?
— У меня вся семья была спортивная. Дяди в футбол играли. Отец в футбол и в теннис. Он меня с раннего детства к спорту и приучал. По утрам говорит: «Гера, давай на зарядку». Помню, не хотелось иногда, но он в этом плане требовательным был. Так и приучил. Мне 85, а я до сих пор каждый день начинаю с упражнений.
Утка в день Победы
— В Казани кто-то из родственников остался?
— Да у меня их там 40 человек было. Помню, как всей родней раньше постоянно собирались на праздники, на Новый год все вместе пельмени лепили. А теперь только племянница, дочь родной сестры, осталась. Остальные все умерли.
— Отец с матерью там похоронены?
— Все там.
— Когда последний раз были на могиле?
— Кажется, лет восемь назад. Когда в Казань на тренерский семинар приглашали.
— Автомобиль «Победа» сколько после войны стоил?
— 16 тысяч. Только о такой машине лишь мечтать можно было. Верх шика. Из футболистов она только у Лехи Водягина из ЦСКА была.
— Как она ему досталась?
— До сих пор не понимаю.
— Пока сами играли, 9 Мая в командах святой день был?
— Собирались вместе — я, Бондаренко, Донцов, друзья к нам приходили. Я обычно на базар ходил, покупал утку, сам готовил. Они вокруг меня на кухне ходили: «Дай попробовать». А я ни в какую — «Пока на стол не поставлю, даже не мечтайте». За столом посидим, а вечером гулять выходили.
Деньги от Якушина
— Как в Ленинграде оказались?
— Я выучился после войны на зубного техника. Работал и параллельно играл за казанское «Динамо». И должен был оказаться в московском.
— Вот как?
— Якушин уже деньги на дорогу прислал. Но в Ленинграде у меня дядя был, он сказал: «Только сюда, я уже с Бутусовым договорился». Так в феврале 1949 года в городе на Неве и оказался. А следующий, 1950‑й, у меня почти весь пропал.
— В смысле?
— Перед игрой с ЦЦСА на разминке думаю, дай-ка с левой ударю. Ударил и порвал переднюю мышцу бедра. Пришлось в Кемерово ехать лечиться. Там необходимые грязи были.
— Играли защитника?
— Это потом уже. А начинал я нападающим — играл и в центре, и на фланге. А историю перевода в защиту такая. Играли с тбилисским «Динамо». В воротах Маргания стоит. Один раз смещаюсь в центр, забиваю ему. Потом опять рывок делаю и чувствую, мышцу, как обрезало. Через неделю вроде оклемался, попробовал потренироваться — вроде нормально. Вышел играть и во втором тайме снова проблемы с этой же мышцей. Уже надолго. После того как поправился, на сборе в Одессе у нас в защите играть некому было. Мне Бутусов и говорит: «Ты быстрый, в отборе хорош, сыграй ты защитника». C тех пор играл только там.
Зенитовская библиотека
— Бутусов каким был?
— Чудесный человек. Многие его считали грубым, но он просто порядок любил. Ко мне великолепно относился, я ему как сын был. Так меня и называл: «сынок». Люди часто говорили, что Михаил Павлович очень гордился тем, что я его учеником был. Кстати, я когда сам тренером стал, все время своих игроков заставлял учиться и развиваться. В «Зените» впервые ведь именно я библиотеку создал. Прямо на базе в Удельной.
— Это когда?
— В 1975‑м. Библиотекарем Жигунова назначил.
— Книги откуда приносили?
— Да прямо из дома. Какие были — по любой тематике. Потом и курсы английского языка организовал.
— Интересно.
— А что было делать? Мы за границу выезжаем, а никто, кроме меня, объясниться не может. Чуть что — сразу зовут. Я им и говорю: «Самим-то не стыдно ходить, как глухонемые? Даже с девчонками несколькими словами перекинуться не можете. Вернемся в Ленинград — начнете язык изучать». Но поначалу без толку было.
— Почему же?
— А игроки, как автобус их привозил, тут же разбегались. Но я договорился с Владимиром Агеевцем из Лесгафта, преподавателей специально на базу привозили. Там они с ребятами и занимались. Все говорил им тогда: «Елки-палки, почему вас все заставлять должен?! Тренироваться заставляю, учиться заставляю, режимить тоже заставляю. Я ведь один, где здоровье-то возьму». Сплошной яд эта работа.
— Нарушителей как выявляли?
— Да я все сразу узнавал. Кто, когда выпил и где. Как-то приходит игрок на тренировку с бодуна, мне уже все известно. Я только один раз такое прощал. Потом, кстати, создал методику, по ней керосинщики как на ладони были видны.
— Заинтриговали.
— Я четко приборами фиксировал, кто как провел игру — сколько пробежал, какую в целом нагрузку перенес. Понятно, что пульс после матча значительно выше. Но если человек в порядке, он через сутки восстановится. Я на следующий день проверяю. Если пульс до сих пор повышенный, значит, поддал. Показываю им: «Вот, смотрите. Меня-то вы можете обмануть, но сердце-то свое — никогда. Оно все показывает».
За столом с Шеном и Латтеком
— В каких странах в советское время особенно уважительно принимали?
— Да везде принимали хорошо. В том числе и в Германии. Там на тренерских семинарах с Хельмутом Шеном и Удо Латтеком много общались.
— О войне разговаривали?
— Нет. Видно было, что им эта тема неприятна.
— За счет чего немцы после поражения в войне так быстро больших успехов в футболе достигли?
— Да если бы только в футболе! Я сколько раз там был — это нация зациклена на дисциплине. Порядок во всем. Никто даже на секунду не опаздывает. После войны престиж страны им надо было возвращать, они, в том числе через спорт, это делали. А если в Германии задачу ставят, своего добиваются.
— Когда у людей отношение к армии стало портиться?
— После победы народ военных боготворил. Помню, приходил к нам в гости летчик, так вокруг него все крутились, с такой гордостью всем рассказывали, что фронтовик у нас был. А вот потом сами военные отношение к себе испохабили.
— Каким образом?
— Да в основном поведением во время застолий. Порой напивались и вели себя непотребно. Вот и увидели люди, что не стоит всю армию идеализировать.
— С какого времени это пошло?
— Да через пару лет после войны. Года с 1947‑го точно.
Звездочка от Сталина
— Вам ведь с армейскими людьми вдоволь пришлось пообщаться.
— Да, когда с ростовским СКА работал, местные генералы покоя не давали. То состав им надо заранее узнать, то план на игру хотели видеть.
— А план-то зачем?
— Один такой генерал Машков часами план утверждал. Как на войне. И ведь это не шутки. Они на полном серьезе думали, что командами могут управлять. Привез как-то генерал к нам на базу своего сына. Ходит, показывает ему все и говорит: «Вот видишь, сынок. Это наша команда. Учись хорошо, станешь генералом, тоже командой руководить будешь».
— Забавно.
— Вот Василий Сталин — совсем другой человек.
— Доводилось пересекаться с ним?
— Конечно. Спорт любил по-настоящему, не на словах, а на деле командам помогал, инфраструктуру создавал, бассейны строил. У него ведь одна из жен пловчихой была. Он и в Ленинграде собирался крытый стадион строить.
— Это где?
— На Ждановской набережной. Там, где здание Военно-космической академии имени Можайского располагается.
— Что же не построил?
— Какие-то технические причины помешали. Кажется, трубы там невозможно было проложить.
Василий Сталин сказал после удачного матча: «Лейтенантом вы перед игрой были, а теперь старший лейтенант».
— К футболистам как относился?
— Очень уважал их, на поощрения щедрый был. Как-то мы с его ВВС играли, у них такой Волков был, быстро бегал. Выдал хороший матч против нас, после игры Сталин к нему в раздевалке обращается: «Поздравляю, старший лейтенант Волков». Тот опешил, осторожно поправляет: «Василий Иосифович, лейтенант Волков». А Сталин ему: «Лейтенантом вы перед игрой были, а теперь старший лейтенант». Кстати, мое тесное общение с военными должно было начаться задолго до того, как я СКА возглавил.
Как отказал министру
— Почему?
— Я же вместо Тарасова должен был ЦСКА принимать.
— Вот как?!
— Когда еще «Зарю» тренировал, маршал Гречко мне два раза домой звонил, зазывал в ЦСКА.
— Что ж отказались? Возможности в комплектовании тогда у ЦСКА были ого-го — вам бы любого перспективного мальчишку привезли, на кого только пальцем покажете.
— Я на тот момент уже Аристову, первому секретарю ленинградского горкома, дал обещание возглавить «Зенит». Так и сказал министру обороны: «Андрей Антонович, меня в “Зените” ждут». Он мне: «Сейчас я с ними все улажу».
— А вы?
— Не надо говорю, улаживать. Я уже слово дал. К тому же мне и кандидатскую диссертацию в Ленинграде защищать надо. Он не отстает: «Здесь защитишься». С трудом отбоярился. После этого Толик Тарасов в ЦСКА и пришел.
— Почему у него в футболе не получилось?
— Так он всю подготовку из хоккея перенес. На сборе в Кудепсте у него игроки по лестнице туда-сюда до изнеможения скакали. Даже с блинами бегали и друг другу их кидали. Но футбол-то ведь не хоккей. Кстати, он ведь сюда ко мне на стажировку приезжал.
Наказ отца Заварова
— Кто самый талантливый игрок из тех, с кем работали?
— Заваров, пожалуй. По манере на Аршавина похож — тоже с мячом на «ты», непредсказуем, в любую секунду оторваться может. Только если Андрей больше на передней линии играет, то Заваров чаще из глубины действовал. Да и поразнообразнее Аршавина все же был.
— Вам ведь в СКА пришлось помучиться с ним?
— Еще как! Куролесили они с Гамулой будь здоров, режим нарушали на «ура». Гамулу-то я в часть в наказание отправлял, в том числе и Заварову в назидание. Ко мне ведь отец его из Луганска приезжал.
— И что говорил?
— Говорил: «Вы все что хотите с ним делайте. И чем строже, тем лучше».
— Насколько Заваров раскрылся?
— В Союзе был одним из лучших, но ведь мог и европейской звездой стать.
— Думаете, мог?
— В «Ювентусе» люди в футболе понимают, наверное. А его на место Платини брали.
— Почему там не стал большой фигурой?
— Если я в Ростове и Лобановский в Киеве его держали в узде, то в Италии он получил свободу. И организовать себя как надо не смог.
Идеальные условия
— Где чувствовали к себе наибольшее уважение, как к тренеру?
— В Бирме. Меня там не просто уважали — боготворили. Все, что ни скажу — выполнялось, никто в мою работу влезать не пытался. По улице идешь или едешь на машине, так, когда узнавали, с почтением говорили: «Это наш коуч». Когда делегация наших тренеров туда приехала, все поразились условиям, которые у меня были.
— Что за условия?
— Ездил я на английском «Моррисе», а жил в отдельном двухэтажном особняке. Наши ко мне в гости приехали, я им шикарный стол накрыл. Симонян посмотрел на это: «Вот так должен жить советский тренер».
— Когда у нас на футбол семьями перестали ходить?
— Когда организованное фанатское движение началось. С тех пор агрессия в наш футбол стала проникать безостановочно. Многие люди обходят стадион стороной, потому что зачастую он не место для отдыха, а поле для боевых действий. И ведь сколько ни говори, как клубы ни наказывай, хулиганства и вандализма меньше не становится.
— Реально у нас таких фанатов держать в узде?
— Так все от безнаказанности! Вы создайте систему, научитесь оперативно и регулярно хулиганов и зачинщиков выявлять. Не может это быть проблемой при нынешних технических возможностях и бюджетах клубов. Но главное — закон должен таких индивидуумов организовывать. У меня вот случай в Ростове был — играем, ведем 2:0. Вдруг на трибуне начинается бардак. Судья подходит: «Я сейчас прекращу матч». Пришлось к этой трибуне самому идти. Поднимаю руку, говорю: «Послушайте меня. Вы чего добиваетесь? Хотите, чтобы нам поражение засчитали? Быстро зачинщиков сюда спустите».
— А дальше?
— Не проходит и двух минут, как выволакивают какого-то хулигана, еле на ногах стоит, физиономия разбита. Его милиция забирает, уводит. И тут же по стадиону объявляют его фамилию и говорят: «Наказан на 15 суток». Все! Если каждый будет знать, что не просто будет наказан, а еще публично ославится, то желающих жечь файеры, ломать сиденья и выбегать на поле станет гораздо меньше. Но законы-то где?
Как я был председателем обкома
— Пока тренером были, на улицах интересные встречи с народом происходили?
— Мне больше запомнился случай, когда меня приняли за партийного деятеля.
— За кого?
— За депутата Гидаспова, он первым секретарем ленинградского обкома и горкома был. Как раз начался дефицит, спиртного было не достать. И вот пошел я в магазин, вижу, длинная очередь стоит за коньяком. Встаю тоже. Почти сразу замечаю, как на меня со всех сторон оборачиваются. Один мужик не выдержал, подошел: «Товарищ Гидаспов, вы-то зачем здесь стоите? Неужели вам домой не принесут?» — «Я должен быть вместе с народом», — отвечаю. (Смеется.) Или как-то еду по Кировскому проспекту, меня заприметил писатель Бондарев. Подбегает к машине: «Можно я к вам на прием приду?» — «Приходите, буду вас ждать»…
Нас и осталось-то в живых из того поколения — Симонян, Парамонов да я.
— C кем из ровесников в праздник созвонитесь?
— С Симоняном. Нас и осталось-то в живых из того поколения — Симонян, Парамонов да я. Когда вспоминаем тех, кто недавно от нас ушел, Никита говорит: «Герман, бомбы рвутся рядом».
«Спорт День за Днем» поздравляет всех ветеранов с Днем Великой Победы. Здоровья вам и мирного неба над головой.