(Фото: ФК «Зенит»)
Дмитрий Николаевич Бесов — человек из легенды. Он создал, выпестовал, поднял на высочайший уровень футбольную школу «Смена». Силами ее воспитанников (а это без малого десять человек) «Зенит» впервые стал чемпионом страны. Именно питомец, вылетевший из гнезда Бесова, поднял планку для бомбардиров на чемпионатах мира. Речь, конечно же, идет об Олеге Саленко, забившем пять мячей Камеруну. И последняя плеяда питерских воспитанников — Аршавин, Денисов, Быстров, Малафеев — появилась в «Зените» благодаря вдумчивой и кропотливой работе сменовских тренеров под чутким руководством Дмитрия Николаевича. С тех пор как Бесов вышел на пенсию, конвейер по выращиванию питерских звездочек остановился. Может быть, это простое совпадение. А возможно, не появилась в школе «Смена», переименованной в академию «Зенита», личность, сопоставимая по масштабу с героем нашего интервью!
Накануне 90-летия патриарха петербургского футбола корреспонденты «Спорта День за Днем» пообщались с Дмитрием Николаевичем за чашкой чая и узнали массу ярчайших историй из жизни юбиляра и его воспитанников.
— На юбилей хочу пожелать себе только одного — чтобы зрение вернулось! Очень тяжело жить, — вздыхает в начале беседы Бесов. — Полностью потерял зрение шесть лет назад. До этого работал в «Смене» с одним глазом, и никто об этом не знал. Боялся, что выгонят.
Дамам — цветы, детям — болото
— В Петербурге все знают, что «Смена» появилась благодаря провалу «Зенита». 1967 год. Последнее место в высшей лиге. Надо вылетать.
— Прекрасно это помню. Я в 1956 году вернулся в Ленинград. Стал искать работу. На завод тренером идти не хотел. Позвонил директору гороно, где было двенадцать отделений спорта. Только футбола не было. Как и базы, инвентаря… Но я все равно стал старшим тренером центральной детской спортивной школы гороно и проработал там с 1956-го как раз по 1967 год. «Зениту» надо было вылетать. Первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Василий Толстиков собрал в Смольном большое совещание. Ровно в десять утра мы зашли в зал, и дверь сразу закрыли. Когда потом вышли, возле двери стояли человек тридцать. Опоздали на десять минут, и их не пустили.
— Суровый порядок.
— Толстиков сразу сообщил, что ему звонили из ЦК партии: «На этот раз мы вас простили, в честь пятидесятилетия советской власти, но на будущий год не рассчитывайте». Я тоже выступил, как председатель детско-юношеской комиссии: «Ничего хорошего не будет. Команды мастеров приглашают игроков-середняков из других клубов. Из Ленинграда мало пополнения. Тренироваться здесь негде. Особенно юным футболистам. Мы даже ездим в Приморский парк Победы и тренируемся там на баскетбольной площадке».
— Чем все кончилось?
— Создали комиссию. На меня возложили организацию подготовки детско-юношеских команд. Решили строить для них настоящую базу. Причем утвердили мой проект.
— Сложно было его продвигать?
— Очень! Но я такой человек, если меня не пускают в парадную, иду с черного хода. Обошел в городе почти всех начальников. И закрутилось! Дошли уже до фундамента, и вдруг я узнаю, что проект решили не осуществлять, поскольку очень дорогой.
— А что взамен?
— Школу по типу Василеостровской ДЮСШ. Но она ведь была сугубо легкоатлетической! Можно было от силы уложить только два футбольных поля. Естественно, мы ее забраковали.
Еще ездили в Юкки, Всеволожск, но мне там не понравилось. В конце пути привезли на улицу Верности, где тогда было огромное болото. Домов рядом не было. Огромный пустырь. Вот тут мне понравилось! Еще помню, как снял туфли, засучил брюки, полез в болото и сорвал цветы двум сопровождавшим меня женщинам.
— Красиво!
— Дальше зампред горисполкома Кочкин собрал еще одно заседание. И снова начали спорить. Кочкин говорил, что денег нет. Есть прекрасная школа — Василеостровская ДЮСШ — там и тренируйтесь. Для него что футбол, что легкая атлетика — один черт! Тут встает наш завуч Владимир Кусков: «Я так надеялся, что доживу до того момента, когда наши ленинградские дети будут заниматься в хороших условиях. Но, видимо, все рухнуло…» На этих словах у него полились слезы. Заплакал и вышел. Это сыграло решающую роль! Через три дня я узнал, что для строительства утвердили участок на Верности.
Все ждали, когда лошадь упадет
— Был конкурс на должность директора школы?
— Было много споров. Школа важная, а кто такой Бесов? Он, наверное, и в футбол никогда не играл. Сразу нашлось много безработных мастеров спорта.
— Какие были противопоказания против вас? Вы были членом партии?
— Да. Еще служил. Призвали меня в 1942 году, когда эвакуировали из Ленинграда.
— Была возможность раньше уехать?
— Я пережил семь месяцев блокады. С приятелем устроились на завод учениками револьверщика. Потом его разбомбили. Через пять минут после окончания моей смены. Но самое главное, что мы получили рабочие карточки на 250 граммов хлеба.
— Самое страшное воспоминание о блокаде?
— В октябре 1941-го уже было туго. Вставали в шесть утра, и часов пять надо было стоять в очереди, чтобы получить в булочной кусочки хлеба. На лестнице, где я жил, все мужчины или умерли, или ушли на фронт. Остались только я и мой приятель. Обоим по семнадцать лет. На площадку выносили трупы, а мы их уносили в подвал.
— Как потом захоранивали?
— При всех дворах были телега и лошадь, которая отвозила трупы на Пискаревское кладбище. Один раз она выехала со двора. Еле-еле тянет, а за ней идет народ. Человек пятнадцать-двадцать. И все ждут, когда упадет, чтобы ее растерзать. К тому времени уже всех переели: кошек, собак, голубей. А мне стало так жалко кобылку. Все-таки три года ее знал. Когда она повернула за угол, я ушел.
— Ужас.
— Или вот еще случай. Ходил за водой на Неву. Недалеко от моего дома. Один раз вытащил ведро из проруби, а там кисть человеческая. Ну что делать, вылил воду — другую налил. Я вам про блокаду могу хоть до утра рассказывать. Один раз меня вообще чуть не убили.
— Как?
— Был у меня хороший костюм. Мама говорит, давай съезди на рынок: продай или поменяй на хлеб. Приехал. Подходят ко мне двое. Начали смотреть костюм, потом один из них как врезал мне по шее. Избили, короче. И еще костюм отняли. Еле живой до дома доехал.
— Как вы эвакуировались?
— Через Ладожское озеро. Под бомбежками. Потом на поезде. С нами ехали одни женщины, больные, старики. Люди умирали по пути, а мы с одним парнем, моим ровесником, выкидывали трупы из вагонов. Бывало, даже на ходу. Мои родители были врачи. Папа — заместитель заведующего горздравотделом. Во время войны так и жил на работе. Домой не приходил. Мама заведовала отделением детской больницы. И ее послали из Ленинграда вместе с больными детьми, чтобы они не умерли. Если бы мама бросила меня и младшую сестру, то мы бы, конечно, погибли. Я уже тогда заболевал дистрофией. Еще хорошо, что мы перед войной собрали с сестрой очень много желудей. Зачем, не знаю. Мама из них потом варила кофе.
— На фронте часто вспоминали о футболе?
— Мы туда месяц ехали. До Владивостока. Наконец добрались, и еще две недели разгружали пароходы. Меня месяц никуда не отправляли. Жил в бараке. И все это время играл на первенство Владивостока. Потом комиссия определила в учебный отряд Каспийской военной флотилии. Опять сели в «товарняк» и через весь Союз поехали в Каспийск. Дальше на пароходе в Баку, Ленкорань. Три месяца учили на радистов. И сразу отправили в местечко рядом со Сталинградом. На наблюдательном посту были я с рацией и еще два сигнальщика. В Сталинград шли нефтяные танкеры, а немецкие самолеты скидывали на них бомбы. Сигнальщики фиксировали, где они упали, а я об этом сообщал. Затем меня взяли радистом на бронекатер. На Припяти освобождали Белоруссию. На Днепре — Украину. На Висле — Польшу. Наконец, участвовал во взятии Берлина! Самая дорогая медаль «За взятие Берлина». Перед этим меня контузило. Дней двадцать лежал в госпитале. Ничего не видел, не слышал. Еле откачали. Сказали, хочешь — можем комиссовать, но я же был патриот. Куда там домой!
Преступление ван Стее
— После войны когда взяли мяч?
— Мы стояли в городе Фюрстенберг. Неподалеку был стадион, где я играл за сборную Днепровской флотилии. Даже был капитаном. Параллельно служил в узле связи штаба флота. Держал связь с Москвой. Один раз должен был быть на вахте. Говорю своим напарникам: «Ребята, начальства нет, я пойду в футбол поиграю, а вы, если что, подстрахуйте». Воскресенье — работы мало. И что вы думаете? Через полгода меня вызывает командир части. Показывает журнал: «Это ваша подпись, что вы сдали вахту?» «Да», — отвечаю. А там московский радист написал: «Я Вася». Ему в ответ пришло: «А я Дима». После этого поступка мне дал десять суток «строгача». Было тяжело. Один стул. Кровать. В семь утра прикладывается к стенке, в одиннадцать вечера вынимается. Горячим кормили через день. Потом еще ко мне подсадили моего приятеля. Сидели с ним целый день на табуретке.
— Давайте вернемся к футболу. Когда началось противостояние между школами «Смена» и «Зенит»?
— Оно постоянно было. Но наша команда была на голову выше. Платили только мало. Мы ведь гороно подчинялись. Я лет пятнадцать получал 120 рублей. Когда с первой женой развелся, семь лет жил в школе.
— А где именно?
— Была двухкомнатная квартира для завхоза с отдельным входом. Мы там жили с Леной. Моей второй супругой, которую нашел в Киеве.
— Вам часто предлагали взять в «Смену» мальчика за деньги?
— Однажды я проводил набор ребят на стадионе «Большевик». Дал объявление в газете. Приехало много узбеков и таджиков. А я сидел в машине. Так ко мне раза три подходили и протягивали пачку денег. Только возьмите! Но что я, с ума сошел?! У меня с этим вопросом всегда было серьезно.
— Вам не жалко, что потеряли бренд «Смена»?
— Еще как! Но что тут поделаешь. Через полгода после прихода Хенк ван Стее позвал меня к себе. Я ему высказал свое мнение. Когда руководил «Сменой», лет двадцать она играла на первенство города годом младше. Что это давало? Младшие ребята пытались доказать, что все равно могут победить, а старшим самолюбие не давало проигрывать малышам. Игры на первенство города не шли в одни ворота. А Хенк это сразу отменил. Вася Костровский был согласен со мной, но против голландца не пошел. Или еще одно его нововведение. Сейчас тренер академии работает с одной командой один год. В лучшем случае два. Это же преступление!
— Почему?
— При мне тренер вел группу с девяти лет и до выпуска. И был ребятам как родной отец. Когда я сам тренировал, знал всех родителей. Раз в месяц посещал квартиру какого-нибудь игрока. Родители были в меня влюблены! А что сейчас?! Когда у тренера одна команда, он за нее болеет душой. Вспоминаю себя. Пойдешь с женой в кино, а сам сидишь и думаешь: кого мне завтра ставить в состав или где еще найти защитника? А сейчас тренер не волнуется. Он прекрасно знает, что через год у него отберут команду.
— Можете назвать своих любимых учеников?
— Володя Наумов, Володя Поляков, Володя Клементьев, Володя Баскаков, Володя Колосов и Боря Рапопорт.
В этот момент в комнату вошла супруга Бесова Елена Александровна: «Мутко телеграмму прислал. Почтальон говорит, мы и не знали, что у нас живут такие люди».
— Не забыл меня Виталий Леонтьевич!
— Воевали с ним, когда он был президентом «Зенита»?
— Наоборот, мы с ним семь лет работали душа в душу.
— Почему тогда контракт школы «Смена» с «Зенитом» был заключен лишь в 1999 году? Что прежде мешало?
— Считалось, что «Смена» — бюджетная организация, а клуб «Зенит» — частная лавочка, коммерческая организация. Пока не вмешался Виталий Мутко, было сложно наладить контакты. Вот он-то все и организовал. И тогда «Зенит» начал помогать деньгами, доплачивать тренерам, автобус нам купил. Без Мутко мы бы тогда просто не выжили. Даже при том, что его контакты с тогдашним мэром Владимиром Яковлевым, мягко говоря, оставляли желать лучшего.
— Нынешние руководители «Зенита» поздравили вас с юбилеем?
— Да, отношения у нас теплые. И поздравили меня тепло, и деньгами поддержали. Ну и ученики, естественно, не забывают. Телефон у меня уже несколько дней не смолкает, люди подъезжают.
Пакость от Коллины
— «Смена-Сатурн» создавалась с вашим участием?
— У Леонида Шкебельского и Сергея Афонина, моего друга, были деньги. Еще вложился предприниматель Калина. И пришли они ко мне на поклон. В результате играли у меня на главном поле. Всяко лучше, чем на «Большевике» (стадион «Обуховец», где матчи чемпионата России проводил «Зенит». — «Спорт День за Днем»). Базу я им дал, потому что в команде 80 процентов были ученики школы «Смена». Еще и Шкебельский учился у меня. Помню матч на Кубок России против ЦСКА. У нас был весь район! Год «Смена-Сатурн» играла во второй лиге, потом — в первой. Сошла команда, потому что закончились деньги.
— Калина — это фамилия или прозвище?
— Фамилия. По-моему, его потом убили в Англии. Вы даже не представляете, какую он мне сделал пакость. Он строил дома около Невского проспекта. В основном квартиры покупали пенсионеры. Когда Калина прогорел, он смылся. А все пенсионеры пришли ко мне, потому что во всех документах адрес его офиса был Верности, 21. За ними пошли милиция, прокуроры. Мне даже пришлось прятаться. Надоело, что меня сделали виноватым. Как объяснить людям, что в «Смене» Калина был только меценатом?! Но в конце концов поняли.
— Дмитрий Николаевич, вы много контактировали с нашими выдающимися наставниками — Юрием Морозовым и Павлом Садыриным. Можете их сравнить? Почему Морозову не удалось ни в «Зените», ни в ЦСКА достичь тех результатов, которых добивался Садырин?
— На мой взгляд, Морозов был гораздо в большей мере дипломат, чем резковатый Паша. Юра мог и наорать, и отругать, но мог и простить. Он вообще был душевный мужик. Павел-то куда более жесткий. Лично мне больше импонировал Морозов. Он даже приглашал меня помочь, когда у него возникали проблемы с выпускниками «Смены».
— Сложно было справиться с таким парнем, как Игорь Денисов?
В разговор снова вступает супруга:
— Я была школьным учителем Игоря. Никаких проблем он не создавал. Был вежливый и дисциплинированный, но очень упертый. Если что решал, его было не свернуть ни вправо, ни влево. Еще и ранимый парень. Игорь и Андрюша Аршавин учились у меня с четвертого класса. Андрей — очень умный парень. Он — как шахматист. Они приходили с тренировки, он всех расставлял, строил, у него это было с детства. Игорь — другой, весь в себе. Но оба — незаурядные личности. Сейчас иное отношение к спецклассам, реверансы перед футболистами.
— А для вас, Елена Александровна, все были равны?
— Да. К тому же на этом настаивал и Дмитрий Николаевич, считавший, что ребята должны получить полноценное образование. Скидок никому не делали. Разве что иногда шли навстречу в плане проблем со временем. Ведь юные футболисты иногда куда-то уезжали.
— Тогда вообще было модно организовывать спецклассы, — снова вступил в разговор Бесов. — Вот я и пошел этим путем. Но я организовал дело так, чтобы футбол был в сетке учебных часов. Понимаете?
— Нет.
— В СДЮШОР «Зенит», да и по всей стране, ребята шли на уроки после тренировочных занятий. А у меня было организовано так: пара уроков, тренировка, снова уроки.
Аршавину учеба давалась легко, но его дважды вызывали на педсовет.
— За какие грехи?
— Проблемы с поведением. И тогда мы решили проработать его на тренерском совете. Разговор длился около получаса. Подействовало!
Супруга Бесова добавляет:
— По окончании школы Андрей помогал очень многим своим одноклассникам, в том числе и материально. Он делает это искренне и старается не предавать огласке, то есть не ради пиара.
— Елена Александровна, кто из ваших учеников, ставших известными футболистами, лучше всех проявлял себя на уроках? Был лучшим учеником?
— Много было хороших ребят. Выделю Сережу Осипова. Но, пожалуй, наиболее ярко проявил себя замечательный мальчик, очень интеллигентный, — Юра Окрошидзе. Прекрасно учился Денис Машкарин. Добавлю к сказанному мужем любопытную подробность. Начинается урок сразу после тренировки, а минут через десять в класс входит тренер и просто пересчитывает всех по головам. Ребятам и не прогулять, и не опоздать, да и вообще, видя такое отношение тренера, они очень серьезно относились к учебе. И родители за это были очень благодарны. Учителя иногда не пускали детей в поездку на турнир. Даже такие права делегировал нам Бесов. Очень действенная мера. Нынче-то не так, конечно.
— А как училось в школе поколение чемпионов-1984?
— Начну с того, что в «Зените»-1980, команде, впервые завоевавшей медали чемпионата СССР, было шесть выпускников моей школы «Смена». В чемпионском составе уже десять! Это рекорд, который, уверен, никогда и никем не будет побит. Нам, кстати, перекрыть это достижение тоже не удалось. В 2003 году девять наших воспитанников стали серебряными призерами чемпионата России под руководством Властимила Петржелы. Сейчас такое и представить себе невозможно.
Сычеву не дали квартиру
— Город оценил это достижение?
— В начале 1990-х нам урезали зарплату, выдавать ее начали крайне нерегулярно, а затем городские власти вообще сказали, что профсоюзы из-за отсутствия средств позакрывали свои футбольные школы. Пора, дескать, и нам.
— Но вы, однако, эту рекомендацию не выполнили.
— Что вы, как я мог?!
— Как вы смогли выжить без финансирования?
— Китайцы выручили.
— Вы гастарбайтеров пригласили тренировать поколение Аршавина?
— В Москве был какой-то международный футбольный семинар. Были там и китайцы. Нас свел мой друг Сергей Мосягин (заслуженный тренер СССР, многолетний помощник Валерия Лобановского в сборной СССР.— «Спорт День за Днем»). Я взял в школу 25 юных (14–15-летних) китайских футболистов. Они жили в нашей гостинице, питались, тренировались, естественно. А потом и 30 лучших китайских тренеров приехали к нам в летний лагерь на обучение. Это все на платной основе, естественно. Они хорошо платили, а я этими деньгами школу спас. Лагерь, в частности, они оплатили. Ну и созданная команда «Смена-Сатурн» помогла, они же тоже платили за аренду.
— Как получилось, что «Зенит» проморгал сменовца Дмитрия Сычева?
— Не проморгали. Там все решал Димин отец. Парень действительно подавал большие надежды. Но когда ему предложили контракт с дублем, отец поставил условие, что Диме должно быть гарантировано место в составе в каждом матче. А еще одно условие — отдельная квартира. Наставник дубля Лев Дмитриевич Бурчалкин — прямой по характеру мужик, сказал: «Будет заслуживать — будет играть». Квартиру тоже не дали. И отец увез Диму в Тамбов.