В конце мая 1974 года завершился шахматный матч в Москве, которому, как вскоре выяснилось, суждено было стать поединком за мировую шахматную корону, хотя и проводился он лишь как финал отборочного цикла претендентов. И еще выяснилось, что стал он первой серией великого противостояния.
Анатолий Карпов в 24 партиях выяснял отношения с Виктором Корчным. Ажиотаж был огромный. Лишь одна газета отважилась на прогноз, то была знаменитая «Литературка». В ней был на последней странице легендарный «Клуб 12 стульев». «Победителем станет гроссмейстер К. из город Л.», — пошутил кто-то из штатных юмористов.
Корчной тогда еще не перебрался в Швейцарию. Карпов — в Москву. Два ленинградца в финале.
Приказано отвоевать!
Победителю предстояло оспорить титул чемпиона мира у Бобби Фишера. Хотя что значит «оспорить»? Шахматы — интеллектуальный вид спорта, в холодной войне — важнейший инструмент. И аргумент. Михаил Ботвинник привез корону в Москву в 1948 году. И с тех пор он, Михаил Таль, Василий Смыслов, Тигран Петросян и Борис Спасский удерживали ее в нашей стране вплоть до 1972 года. Но тут появился Фишер и, разгромив Марка Тайманова, Петросяна и Спасского, преподнес престижную корону американцам. Это вызвало негодование в ЦК КПСС. И оттуда не звучало «оспорить», был жесткий приказ: «Вернуть!»
Одно имя Фишера наводило ужас на потенциальных соперников. За исключением, пожалуй, молодого совсем Карпова. Тот просто скромненько заявил перед началом финального матча претендентов: «Это не мой цикл». Дескать, опыта наберусь, заматерею, и берегись, Бобби!
Забежим вперед: Анатолий Евгеньевич ошибся. Фишер через год откажется играть с советским гроссмейстером, и Карпова объявят чемпионом мира, его это был цикл.
А перед московским матчем вовсю шла подготовка на берегах Невы.
В то время столь важные события не могли происходить без бдительного догляда ЦК КПСС. Там был отдел, курировавший спорт. Сам того не желая, дров в костер подбросил Борис Спасский. Я уже говорил, что чемпион мира по шахматам в эпоху холодной войны — фигура особо значимая. Тогда в ходу были открытые письма общественности. Кого-то клеймили, за кого-то ратовали. Подпись чемпиона мира по шахматам обязательна. Борис Васильевич отказался подписать петицию с требованием к американцам непременно освободить Анжелу Дэвис. Затем на встрече с любителями шахмат, отвечая на вопрос о любимом писателе, невозмутимо назвал «литературного власовца» Солженицына. Вот тут-то в ЦК КПСС зашевелились, поняв, что выявление чемпиона мира по шахматам нельзя пускать на самотек. Соответственно, и кому играть с Фишером — вопрос политический.
Ставка ЦК была сделана: Анатолий Карпов. Корчной, кстати, о чем и сам мне говорил впоследствии, отродясь ни в какой антисоветчине замешан не был, не был диссидентом, да его вообще мало что интересовало за пределами шахматной доски. Виктора Львовича подвела другая «нехорошая» черта: он слыл человеком абсолютно неуправляемым, взрывным, резким, эмоциональным. Прозвище Неистовый Виктор прилипло к нему неслучайно. А отечественным партийным лидерам требовался управляемый и предсказуемый чемпион мира. Невозмутимый Карпов казался вполне подходящей кандидатурой.
Короля играет секундант
Тренером-секундантом Корчного много лет был ленинградский международный мастер Вячеслав Оснос. Работал он и с Семеном Фурманом, но тот лет за шесть до описывааемых событий начал индивидуально заниматься с совсем юным Толей Карповым, буквально влюбившись в его шахматный талант. Корчной же с Осносом еще и дружил.
Представьте себе реакцию Виктора Львовича, получившего письмо, естественно, от доброжелателя-инкогнито, сообщавшего, что во время предстоящего матча Оснос будет работать на команду Карпова.
Расчет был безошибочен. Корчной не поверил, но… Осадочек остался. В те годы ведь партии откладывались и доигрывались на следующий день. Карпов, будучи на двадцать лет моложе соперника, откладывал партии даже в однозначно ничейных позициях. Абсолютно верная тактика на изматывание соперника, матч-то длинный. Корчной и Оснос по полночи разбирали позицию за доской в гостиничном номере, находили оптимальное продолжение, после чего Виктор Львович не ложился спать, а искал другое, опасаясь все же своего давнего друга. Подозрительностью он отличался всегда.
Спустя тридцать с лишним лет после московского матча я спросил Корчного:
— Питерские тренеры сыграли какую-то негативную роль в подготовке к московскому поединку? Фурман, Оснос…
— Фурман уже давно был взят Карповым на вооружение, и начиная с 1972 года он просто шпионил за мной, и я это знал. А Оснос был мне верен, исключительно хорошо работал, он оказал мне огромную помощь, — сказал шахматист. — Другое дело, что Карпову помогал весь Союз. Гроссмейстеров брали прямо с аэродрома и везли к нему, потому что у него какие-то проблемы возникали то с французской защитой, то еще с чем-то. Там работали десятки людей. А ко мне попадали единицы, не боявшиеся выступать против властей, например Давид Бронштейн. Смыслов ко мне очень прилично относился, его даже послали на какой-то турнир, чтобы он мне не помог.
Виктор Львович, бесспорно, утрирует. Да и о своей подозрительности в отношении Осноса не вспоминает, а сразу после матча говорил по-другому.
Но атмосфера действительно была напряженной. Знаменитый югославский гроссмейстер и талантливый журналист Светозар Глигорич писал, что советская пресса освещала поединок так, будто Анатолию Карпову противостоит иностранный шахматист.
Карпов выиграл 3:2 (без учета ничьих). Вскоре его объявят чемпионом мира. Без матча, без битвы с Фишером. Но, как покажет будущее, по праву.
А Корчной переберется в Швейцарию. Впрочем, это уже совсем другая история.