Марку Евгеньевичу Тайманову 7 февраля исполнилось 82 года. Несмотря на столь почтенный возраст, популярный шахматист и музыкант находится в хорошей форме. Все свободное время он посвящает семье — молодой жене Надежде и детям-двойняшкам Маше и Диме, которым по три с половиной года. Накануне дня рождения гроссмейстер дал эксклюзивное интервью корреспонденту «Спорта».
Вся моя жизнь — сплошной отдых
— Вам, наверно, уже сложно вспомнить, что в вашей жизни появилось раньше — музыка или шахматы?
— Совсем не трудно. Вначале была музыка. Мама хотела видеть меня за роялем и отдала в музыкальную школу. А потом судьба дала неожиданный зигзаг. В музыкальную школу нагрянула съемочная группа киностудии «Беларусьфильм», работавшая тогда в Ленинграде, и выбрала меня на роль юного скрипача в фильме «Концерт Бетховена». Мне тогда пришлось в течение полугода осваивать скрипку. В одночасье я стал юной кинозвездой, поскольку фильм получился замечательный. В нем, кстати, впервые прозвучала знаменитая песня Дунаевского «Эх, хорошо в стране советской жить!» Ну а после фильма меня пригласили на открытие Дворца пионеров. Тогда директор Дворца спросил меня, чем бы я хотел заниматься, и внутренний голос мне подсказал: «Шахматами». Это было 70 лет назад…
— Две музы — шахматы и музыка — как-то соперничали между собой?
— Я благодарен судьбе, что был слугой двух господ, что у меня не хватило решимости отказаться от одного из своих призваний. Совсем не уверен, что, пожертвовав одной профессией, добился бы большего результата в другой. Казалось бы, это полярные виды деятельности, но между ними существует глубокая внутренняя связь. Так что в сочетании музыки и шахмат моя жизнь была более интересной и содержательной. Я как-то шутил по этому поводу, что, когда долго играл в шахматы, отдыхал от музыки, а когда долго концертировал, отдыхал от шахмат, поэтому вся моя жизнь — сплошной отдых.
— Где вы провели военные годы?
— Наша музыкальная школа была эвакуирована в Ташкент. Когда блокада была прорвана, встретился со своими родными в городе Шуе Ивановской области. Мама и брат были истощены. А вот сестренка Ирочка, родившаяся накануне войны, на удивление выглядела хорошо, была краснощекой и бодрой. Сегодня это известный музыковед и режиссер Ирина Тайманова. После победы мы всей семьей вернулись в Ленинград.
Нужно верит в будущее
— Вашим учителем был Михаил Ботвинник. Чему главному вы у него научились?
— Он был моим наставником и после Дворца пионеров. Я к нему часто обращался за советами, в том числе и накануне матча с Фишером. Мне тогда Михаил Моисеевич дал ряд мудрых советов, правда, не в коня оказался корм, и матч я проиграл. Ботвинник научил меня главному — всю жизнь не переставать учиться. То же самое произошло и в музыке. Моим наставником был Самарий Ильич Савшинский, с которым я часто советовался, даже тогда, когда стал известным исполнителем.
— Недавно отмечали 100-летие со дня кончины Михаила Чигорина. Его имя продолжает будоражить умы любителей шахмат.
— Чигорин был не только великим шахматистом своего времени, дважды претендовавшим на титул чемпиона мира, но и замечательным исследователем шахмат, пропагандистом шахматного искусства и, по существу, первым российским профессионалом, посвятившим главный этап своей жизни именно шахматам. Его творчество наполнено фантазией, дерзновенными агрессивными тенденциями в шахматной борьбе. Михаил Иванович издавал несколько шахматных журналов, сыграл в 24 международных турнирах, что по тем временам было удивительно. На партиях Чигорина училось не одно поколение шахматистов.
Его непосредственным преемником был великий Алехин. Чигоринцем считал себя Таль. Да и на игру современных шахматистов творчество Чигорина оказало большое влияние. Назову Морозевича, Широва, Топалова…
— Можно сказать, что петербургско-ленинградская шахматная школа оказала большое влияние на развитие этого вида спорта в нашей стране?
— Наш город — колыбель отечественного шахматного движения. Здесь проводятся традиционные Мемориалы Чигорина, собирающие очень сильный состав участников. Здесь обрели мировую славу Ботвинник, Спасский, Корчной, Карпов, Халифман, Свидлер. Центром шахматной жизни нашего города является Клуб имени Чигорина. И в моей жизни многое связано с этим клубом. Именно здесь мне довелось стать чемпионом Ленинграда в 1948 году и чемпионом СССР в 1956 году. Отдельно можно сказать о женском шахматном движении в нашем городе, которое ассоциируется в первую очередь с именем Людмилы Руденко.
— Кстати, на недавнем турнире памяти Чигорина состоялся Матч поколений. Команда ветеранов, в которой вы были капитаном, обыграла молодую женскую команду. По окончании матча вы сказали, что болели за своих соперниц…
— Если любить шахматы, то нужно верить в будущее, а не оглядываться в прошлое. Этот матч носил символический характер и никаких спортивных задач не преследовал. Старшее поколение неожиданно выиграло, опыт взял свое, но молодые шахматистки тоже показали высокое мастерство.
— В чем, на ваш взгляд, специфика женского шахматного спорта?
— В свое время шутили, что женщинам сложнее играть в шахматы, потому что молчать пять часов подряд — трудновыполнимая для них задача. На самом же деле женские шахматы тоже славятся великими именами. Достаточно назвать Нону Гаприндашвили, Майю Чибурданидзе, Юдит Полгар. Что же касается специфики женских шахмат, то очень точно на этот вопрос недавно ответила Чибурданидзе: «Мужские шахматы отличаются исследовательским мастерством и аналитическим мышлением. Мужчины лучше умеют концентрироваться за шахматной доской, поэтому женщины все-таки уступают мужчинам. Но конкретное шахматное мышление может быть вполне сравнимо с мужским».
Че Гевара играл на уровне кандидата в мастера
— За шахматной доской вам пришлось встречаться не только со своими коллегами, но и со знаменитыми политиками. Какими игроками были Фидель Кастро и Эрнесто Че Гевара?
— Кастро был просто любителем, а вот Че Гевару можно назвать полупрофессионалом, так как он играл на уровне кандидата в мастера.
— Правда ли, что однажды, находясь в Грузии, вы отказались выпить за Сталина?
— Да, был единственный героический поступок в моей жизни. В 1960-х во время одного из чемпионатов СССР участников пригласили в Гори — родной город Сталина. Состоялся прием в честь шахматистов. Тамада произнес тост за Сталина и обратился к большому другу Грузии гроссмейстеру Тайманову. Я сказал следующее: «Очень люблю Грузию и понимаю, насколько высоко здесь ценится имя Сталина, но знаю, как ценится здесь искренность. Разве можно забыть, сколько горя принес Сталин своему народу?! И потому, да простит меня высокое собрание, поддержать этот тост не могу». Мои друзья смотрели на меня как на обреченного. Но тамада сумел быстро выйти из этого положения, и инцидент был исчерпан.
— Многие любители шахмат слышали о том, что на банкете, посвященном вашему 50-летию, пропала коллекция медалей. Чем закончилась эта история?
— История, конечно, неприятная. В краже своих медалей я никого не подозреваю. Милиция тоже ничего не смогла сделать. Много лет спустя друзья рассказывали, что в одном из антикварных магазинов видели одну из похищенных тогда моих медалей.
Я был жертвой Фишера
— Каким сегодня вам вспоминается драматичный матч с Фишером?
— У моего противника была удивительная неуязвимость. Хотя я хорошо играл, и это признавал сам Фишер. Да и у него были ошибки, но он не переступал порога допустимой дисгармонии построения шахматной позиции. Так что это было не специальное психологическое воздействие Фишера на своего противника, а результат стиля его игры — удивительной непробиваемости.
— Как себя ощущали по возвращении на Родину?
— Как последний изгой, подвергнутый гражданской казни. Кому-то из государственных деятелей пришла в голову мысль, что не может советский гроссмейстер просто так проиграть со столь крупным счетом какому-то американцу, что за этим стоит политическая подоплека. Я был наказан по всем статьям — лишен звания «заслуженный мастер спорта» возможности выезжать за рубеж, участвовать в международных турнирах, концертировать. Все это продолжалось примерно полтора года. Мне помог, сам того не ведая, датский гроссмейстер Ларсен, проигравший Фишеру с таким же счетом. Уж он-то никак не мог быть «агентом империализма». А потом Фишеру проиграли Петросян и Спасский. Таким образом, постепенно я начал выходить из-под опалы.
— Кто вас тогда поддержал?
— С благодарностью вспоминаю Анатолия Тупикина, в то время секретаря Куйбышевского райкома партии. Он был единственным из власть имущих, кто сказал мне добрые слова в тот момент. Меня поддержали мои коллеги и среди шахматистов, и среди музыкантов. Остроумнее всех высказался Мстислав Ростропович. Дело в том, что для моего наказания нужны были формальные поводы. И такой повод нашелся. У меня на таможне изъяли книгу Солженицына «В круге первом». Произведения этого автора в ту пору считались антисоветскими. Вопросы о Солженицыне часто задавались за рубежом, поэтому я должен был иметь о нем какое-то представление. Таможенник, отбирая книгу, с сожалением заметил: «Марк Евгеньевич, что же вы сделали! Ведь если бы выиграли у Фишера и у вас было бы полное собрание сочинений Солженицына, то я с удовольствием помог бы вам донести его до такси, а так вынужден изъять». Ростропович по этому поводу горько пошутил: «Вы слышали, какие неприятности у Солженицына? У него нашли книгу Тайманова Защита Нимцовича».
— Вас ведь обвинили еще и в контрабанде валюты?
— Я ехал из Канады, где президент ФИДЕ Макс Эйве передал мне письмо и 400 гульденов для гроссмейстера Сало Флора — гонорар за публикации в голландской прессе. Один многоуважаемый человек передал деньги для другого многоуважаемого человека, но сделал это без соблюдения формальностей. Таможенники же за это уцепились.
— Недавно мир простился с самым загадочным чемпионом мира Робертом Фишером. Каким вам вспоминается этот человек?
— Он был сложный и уязвимый для прессы, но это был гений в шахматах. В 1992 году я написал книгу «Я был жертвой Фишера», в которой очень уважительно отозвался о своем противнике. Через некоторое время он мне позвонил, сказал, что книга ему очень понравилась, и попросил прислать несколько экземпляров.
Не знаю, как зовут чемпиона России
— Насколько соперничество в спортивных состязаниях вредит человеческим взаимоотношениям? Могут ли соперники быть друзьями?
— Для меня соперники были не столько противниками, сколько партнерами. У меня не было врагов среди коллег. Может быть, причиной моего благодушия является музыка. У меня был прочный тыл. Я не был настолько честолюбив, чтобы ненавидеть своих партнеров. Но многие шахматисты привыкли рассматривать своего соперника как шахматного врага со всеми вытекающими отсюда последствиями. В последнее время эта тенденция обострилась, потому что шахматный «пирог» стал слишком жирным, призы возросли до невиданных ранее высот.
— Как вы оцениваете сегодняшнее состояние шахматного спорта?
— История вырастила шахматного «могильщика» — компьютер. Современные возможности компьютерного анализа перечеркивают значение шахматной фантазии, особенно в дебютной стадии. Если вы зайдете в зал, где играют мальчишки 10–11 лет, едва освоившие азы шахматного творчества, то в дебютных позициях увидите варианты, над которыми в прошлом гроссмейстеры работали годами, не жалея сил, применяя свои аналитические способности и фантазию. Теперь обычным нажатием кнопки, не понимая содержания, можно получить ту позицию, над которой трудились целые поколения гроссмейстеров. На высшем уровне другая ситуация — там компьютерный процесс идет в поддержку фантазии шахматиста. Но даже там многие партии обходятся без своих ходов. Хотя бывают и приятные исключения. Так, на днях Топалов в партии с Крамником на 12-м ходу в хорошо разработанном варианте осуществил красивейшую жертву коня, которая преобразила представление об этом дебюте, и выбил тем самым своего противника из колеи. Так что человеческая фантазия не загублена полностью. Но то, что компьютер берет на себя слишком много аналитической работы, весьма досадно. Кстати, Фишер такую тенденцию чувствовал еще 30 лет назад и уже тогда придумал начальную разнообразную расстановку шахматных фигур, не связанную с классическим представлением о шахматах. Эти так называемые Фишеровские шахматы сегодня приобретают большую популярность, и даже разыгрывается звание чемпиона мира по Фишеровским шахматам.
— Почему сегодня шахматы не пользуются такой популярностью, как в советское время?
— Шахматы в общественном сознании исчерпали себя в XX веке. Тогда был золотой век шахмат. За соревнованиями следили во всем мире. Игра Фишера и его борьба с советскими шахматистами возвели американского гроссмейстера на такой пьедестал, что он мог баллотироваться на пост президента страны. Матчи Карпова с Каспаровым воспринимались не просто как состязание двух сильнейших шахматистов, а как конфликт двух мировоззрений. Первые 13 чемпионов мира, заканчивая Каспаровым, известны всем любителям шахмат. А теперь много случайных имен. Когда Ботвинник заходил в филармонию, зал вставал, чтобы поприветствовать кумира. Теперь шахматистов чаще всего не знают в лицо. Если вы спросите, кто сегодня чемпион России по шахматам, то даже я не отвечу. Кстати, в этом повинны и средства массовой информации.
— Кем бы вы хотели видеть своих малышей?
— Хочу, чтобы они были счастливыми. Чтобы они хорошо играли в шахматы и любили музыку, но не хотел бы, чтобы это становилось их профессией. Хотя их старший брат Игорь, которому 60 лет, стал профессиональным музыкантом, заведует кафедрой в консерватории, в свое время успешно играл в шахматы, даже участвовал в чемпионатах Ленинграда.
— Что или кто помогает вам сохранять хорошую физическую форму?
— Сейчас — семья. Я осознаю свою ответственность перед супругой и хочу помогать ей в воспитании детей как можно дольше.