— Мы сегодня в Бога-то не верим! А русский человек без веры жить не может.
Мы слушаем, затаив дыхание.
— Русский человек так устроен, что он ДОЛЖЕН в кого-то верить. В Ленина, в Сталина, в Суворова, в Высоцкого. Мы — дети войны — верили в дружбу, в любовь к Родине, в самопожертвование. А сейчас из всего этого у нас, русских, осталась только вера в спорт. В то, что там — все настоящее.
Людмила Владимировна Абрамова ведет экскурсию в музее своего бывшего мужа, Владимира Высоцкого, и говорит так ярко, что два часа, проведенные на ногах возле витрин с фотографиями, старыми афишами, листами бумаги, проносятся незаметно.
— Ко мне дети в школе подходят. Спрашивают: «мы где-то слышали, что наших игроков кто-то подозревает, что они со Словенией играли не в полную силу, играли нечестно. Это правда»? А в глазах у них слезы. Потому что у них отнимают веру в правду!
Эх…
Неужели и впрямь это так?
Не бредни кого-то из депутатов, разумеется.
Неужели сейчас у нас спорт — то единственное, последнее, во что мы способны верить как в непреложную истину?
И если так, то становится понятнее — почему по-прежнему сборной так достается на орехи за обе игры со Словенией.
Людмила Владимировна рассказывает, как слушали они — те голодные, рано повзрослевшие дети, голос Вадима Синявского. Первое послевоенное время, «Динамо», усилившись лучшими футболистами других команд, победно шествует в том своем знаменитом турне по Великобритании. И каждая новая игра воспринимается теми, кто прошел через кошмары Второй Мировой, как живое доказательство того, что мы можем, что мы не хуже, что нам есть чем гордиться и в мирной жизни.
Я стою у витрины, на меня с нее смотрит задумчивый пятилетка Володя, еще ничего не ведающий о своем таланте, своей будущей славе, своем бессмертии — и почему-то думаю об Аршавине.
О герое нашего времени. О его символе, если хотите.
О его недавнем интервью — откровенном, нервном. Кто-то найдет в нем ответы на все те вопросы, что возникли у нас даже не после финального свистка в Мариборе, а раньше — еще по ходу первого тайма той игры. Кто-то увидит в нем ложь и лицемерие.
Что ж, каждому по вере его. Вера — это ведь то, что стоит над логикой. А порой и над здравым смыслом.
Тем же субботним днем мне доведется познакомиться с Ержи Двораком, вице-президентом медицинского комитета ФИФА. «Мы недавно в ФИФА говорили о предстоящем чемпионате мира и сожалели, что на нем не будет России. — Кто «мы»? — Люди, кто работает в ФИФА. Ваша сборная замечательно играла на Евро. Особенно Аршавин. Сегодня он один из самых ярких игроков мира. Но со Словенией он, кажется, сыграл не очень хорошо. Почему?»
Интересно, сколько еще мы будем слышать этот вопрос?
Слышать — и сомневаться, поверить ему или нет? И, возможно, станем менять свое мнение на противоположное — да и не раз.
Сколько будет слышать его он сам?
В Манеже на той неделе открылась выставка наших чудесных фотографов Сергея Киврина и Андрея Голованова. Сходите — не пожалеете.
На открытии собралось внушительное количество людей. Первой слово взяла Ольга Свиблова, директор Дома фотографии. И вместо обычных в таких случаях речей — «о мастерстве, о новой вехе, об еще одной высоте в жизни замечательных мастеров»… — Ольга Львовна начала жечь глаголом нашу сборную.
Минут пять ее было не остановить. Яркая, темпераментная женщина. Бизнесвумен. Если они оказываются перед аудиторией, то всегда готовы к тому, чтобы ее захватить надолго.
История сборной — это ведь и отчасти история «Зенита», история «Москвы». Тот же сценарий, пусть и с другими лицами.
Бравурное начало. Победы. Восхищение. Новые близкие рубежи. Уверенность в них...
А потом — пожимание плечами, скепсис, разочарование.
Насколько это по-нашему, по-русски. Поманить чудом — и отнять эту веру в самый важный, решающий момент.
Написал — и тревожно стало за судьбу «Рубина» с ЦСКА в Лиге чемпионов. Такая вера в них у нас сейчас, такая надежда.
Не потерять бы ее...
В Англии, говорят, сейчас тихо. Бушуют привычные страсти — мерсисайдское дерби, лондонское.
Наверное, хорошо, что Аршавин все-таки уехал на острова. Ему там сейчас спокойнее, чем нам здесь. Хотя, уверен, он и там слышит это эхо.
Сто процентов, что слышит. Иначе стал бы он в том самом интервью говорить — что он привык, что всегда было так: в каждом поражении команды виноват именно он.
Так было после Израиля. После Андорры, где он своим удалением задал Гусу вопрос: а брать ли его на Евро — турнир, видевшийся нам тогда таким скоротечным для российской сборной.
Так было после Евро — когда он поставил задачу уехать во что бы то ни стало, и в матчах за «Зенит» стал бледной тенью себя самого. И точно так же тогда говорили: это он нарочно, это он показывает, что не будет, не хочет играть здесь, это ему наплевать на родной клуб.
Наплевать. Сильное слово.
Сразу вспомнилось — как Виталий Мутко, на одной из тренировок сборной перед игрой с Германией, кивал на самого популярного игрока страны: «Сколько он у меня крови выпил — не сосчитать! Я когда с ним первый контракт подписывал для основы, он мне больше часа мозг выносил — требовал дать квартиру его детскому тренеру, заменить поле в школе, реорганизовать систему подготовки в дубле.
Сопляк двадцатилетний так с президентом говорил! — А деньги? — А что деньги? Тогда их у нас особо и не было. Про деньги он в последнюю очередь разговор завел».
И другое вспомнилось — вторничный вечер в Мариборе накануне матча. Тогда в гости к мужу пришла в отель «Хабакук» Юля, с сыном Артемом и его няней. Они все вместе сидели в лобби, долго сидели — и бросилось в глаза, что Аршавин почти все это время промолчал. Не факт, что он думал о матче. Но вроде бы он сидел с ними, а вроде бы и нет.
Он был ушедший в себя. Оставшийся наедине с собой даже рядом с родными.
Жаль, что я не рискнул тогда спросить — о чем конкретно он думает.
В трансляции матча Россия — Германия, режиссер часто давал лицо Аршавина крупным планом.
Было странное ощущение. Потому что его лицо не казалось лицом футболиста.
Было заметно, что он хотел играть, хотел выиграть — но ему словно чего-то недоставало. Словно он познал после Евро что-то такое, что поставило его — не над всеми другими нашими сборниками — а в сторону.
Познал ли он власть, обожание, уровень связей и знакомств, свою силу — это не так уж и важно. Важно, что в нем что-то случилось, что он стал другим.
Настолько другим, что после того матча с Германией он скажет удивительную фразу, оставшуюся почти незамеченной: «Нам не хватило мотивации. Той, что была на Евро».
Это были честные слова, и его недавнее интервью нельзя рассматривать в отрыве от них.
Ему уже тогда не хватило мотивации. И он не понял — почему.
И мы не знаем. Поэтому и придумываем басни, верим сплетням, обвиняем.
«Мы в Бога-то толком не верим, а жить без веры русский человек не может».
Мы не верим, что наша сборная могла разучиться играть, разучиться побеждать после Евро. А, значит, начинаем верить в другое.
Аршавину не хватило мотивации. Но хватило смелости сказать об этом.
Для меня он не лицемер. И не дебошир.
Для меня он гений.
Я, даже как болельщик, не могу требовать от него чуда на постоянной основе.
Я только могу просить об этом. И не его лично — а кого-то там, наверху, когда он получает мяч на чужой половине поля.