Дмитрий Васильев возглавляет питерскую федерацию биатлона и руководит спортшколой №3 Калининского района. Вообще-то двукратный олимпийский мог рулить Союзом биатлонистов России, но что-то пошло не так. С этого мы и начали разговор, а потом ушли очень далеко. Например, Васильев в подробностях рассказал, как его дочь занималась в академии Ника Боллетьери, где ее обучал тренер Марии Шараповой.
Начнем. Если лень читать, листайте вниз, там видеоверсия.
Вернется ли Прохоров в биатлон
– В 2014 году вы были одним из фаворитов президентской гонки СБР. Что пошло не так?
– В последний момент я снялся, поскольку понял, что министр спорта Виталий Мутко поддерживает Александра Кравцова. В таких условиях сложно соревноваться. Там и финансовый ресурс, и прочее. Раз так – значит, так. Если хотели наши регионы иметь такого президента – они его получили.
– Вас поддерживал Михаил Прохоров – президент СБР с 2008 по 2014 годы. Вы продолжаете общаться?
– Да. У нас приятельские отношения, дружим.
– Он не собирается возвращаться в биатлон?
– Вряд ли Прохоров вернется в биатлон. Возвращаться в один и тот же проект – не в его стиле. Он старается двигаться вперед, постоянно что-то изучает. Возвращаться к пройденному неинтересно.
Ключ к Александр Тихонову
– С 1999 по 2002 годы вы были генеральным менеджером СБР. Что это за должность?
– Громкая должность, но полномочий было немного. Те полномочия, которые просил, мне не надо. В итоге я был директором, менеджером команды. Генеральный менеджер по идее – это как сейчас главный тренер. Когда есть большие возможности в том числе и по работе над развитием биатлона в стране.
– С Александром Тихоновым, возглавлявшим тогда СБР, работалось трудно?
– Мне со всеми удобно. Достаточно просто изучить человека, понять его особенность, учитывать их и продолжать работать. Надо найти ключ к человеку.
– Какой ключ к Тихонову?
– Александр Иванович человек импульсивный, не всегда постоянный. Учитывая эти вещи, надо было приспособиться и делать свое дело. В моем понимании, это не очень сложно.
Лучший кандидат в президенты СБР
– В 2018 году вы были в команде Виктора Майгурова. Почему он не победил, а президентом стал Владимир Драчев?
– Я до сих пор считаю, что лучший возможный президент для СБР – Майгуров. Он обладает колоссальным опытом международной деятельности. Восемь лет он был одним из людей, которые вели политику мирового биатлона. Был в эпицентре событий. У Драчева в этом смысле нет никакого опыта. Майгуров – наиболее яркая фигура для нашего вида спорта. Многие из тех, кто голосовал в 2018 году за Драчева, признают свою ошибку.
– В том числе Александр Тихонов. Насколько я понимаю, Драчев нарушил договоренности, которые были перед выборами.
– Да. Майгуров – человек последовательный. Если он что-то обещает – выполняет. Он не обещал миллиарды в бюджет СБР, но давал реалистичный план. Сейчас мы видим, что союз едва сводит концы с концами. Это ненормальная обстановка, она не может позволить качественно развиваться биатлону на данный момент.
Чувства от Джорджа Оруэлла разные
– Вы читали роман Джорджа Оруэлла «1984»?
– Да.
– Нравится?
– Разные чувства, неоднозначные.
– Накануне эстафеты на Олимпиаде в Сараево сборную посетил председатель спорткомитета Марат Грамов. Он намекнул, что в случае неудачи биатлонисты отправятся снайперами в Афганистан. Это была шутка?
– Ожидать можно было чего угодно. Когда нам об этом говорили, не показалось, что это шутка. Нам вообще было не до шуток – учитывая то, что мы неудачно выступили в первых двух видах программы – ни одной медали. А перед нами стояла задача завоевать золото. Когда приехал Грамов, космонавт Леонов и кто-то еще, производилась накачка, стимулирование. Мы отнеслись к этому серьезно. Совсем не хотелось думать даже теоретически, что мы могли оказаться в Афганистане. Масла в огонь подлил главный тренер сборной Виктор Маматов.
– Расскажите.
– Он сказал Грамову: «Как Дима Васильев первый этап пробежит – так все и будет».
– Вы, наверное, тряслись.
– После этих слов я провел бессонную ночь.
– Что делали?
– Пытался уснуть, не получалось. Лежал. То ли от страха, то ли от концентрации мой этап удался и стал рекордным – привез ближайшему сопернику больше минуты.
– В Сараево сборная СССР проиграла медальный зачет ГДР. Расскажите о репрессиях по этому поводу.
– В наш адрес никаких репрессий не было. Наоборот – только похвала. Тем более, эстафета получилась драматичная. Сначала мы выигрывали, потом растратили преимущество, в конце вырвали победу. Марат Грамов и остальное руководство присутствовали на стадионе и все видели. Их это тронуло. Грамов сразу после эстафеты дал нам звания заслуженных мастеров спорта СССР – в то время получитьо было очень тяжело.
– Сараево – последняя Олимпиада Владислава Третьяка. Он был самой культовой персоной большой советской сборной?
– Конечно. Все-таки четвертая Олимпиада. В Сараево хоккеистам надо было побеждать после неудачи в Лейк-Плэсиде, где Советский Союз уступил американским студентам. В 1984 году сборная вернула золото, а Третьяк ушел на пике славы. Многие, кстати, говорили, что зря, потому что он еще долго мог играть.
– Победы праздновали в Советском доме?
– Да, был такой. Сейчас есть Русский дом, а тогда мы все собирались после побед в Советском доме и праздновали. Знакомились, впоследствии дружили. С хоккеистами тоже. Со Славой Фетисовым до сих пор в хороших приятельских отношениях. Две Олимпиады вместе – Сараево и Калгари.
Стычки и допинг ГДР
– В золотом Калгари-88 вы тоже бежали первый этап. Традиция?
– Да. Это еще из лыжных гонок пошло – там мне довелось бегать первые этапы. Мне понравилось. Нервная, экстремальная обстановка перед стартом заставляет меня лучше концентрироваться, настраиваться. Я очень быстро ориентировался – куда бежать, чтоб не попасть в завал, как обыграть соперников тактически. Все это помогало на первом этапе – другие я почти никогда не бегал.
– Калгари – последние зимние Игры для СССР. Это ощущалось?
– Тогда мы об этом не знали. Думали, Советский Союз вечен. В 1988 году все еще было радужно, стабильно.
– Вашими главными соперниками были биатлонисты ГДР. Они употребляли допинг?
– Между собой обсуждали это. Творилось что-то невероятное. Еще за неделю до Олимпиады ГДР проигрывает нам ходом вчистую – вдруг на основном старте они нас прилично обыгрывает. А затем через неделю-две после Олимпиады они опять нам сильно уступают. Тут слишком умными быть не надо, чтобы понять, в чем причина. Ну и друзьями со спортсменами ГДР мы никогда не были. Даже с американцами отношения были гораздо лучше.
– Стычки случались?
– В 1986 году на чемпионате мира в Осло во время эстафеты Юрий Кашкаров не сразу уступил лыжню обгоняющему сопернику по его запросу, а спустя пару метров. Фактически ничего не случилось, а в итоге мы победили. Тренер ГДР пошел подавать протест, чтобы им отдали золото. Это было некрасиво – они показались свою суть.
– Канада – это ведь не первая капстрана, в которой вы побывали?
– Нет. По правилам советского периода первый выезд должен быть в соцстрану. Дальше уже можно и в капстрану. Такие правила. А я в 1981 году как подающий надежды биатлонист попал в состав сборной в Италию. Летели до Мюнхена, оттуда наземным транспортом. В Мюнхене у меня случился шок.
– Почему?
– Я вышел в аэропорту и увидел, что такое капстрана. Тут я стал сомневаться, что условия жизни в СССР лучшие.
– Что больше всего удивило?
– Современность. Все красиво, ярко, аккуратное. У нас было по-другому. Но тогда я не знал всех тонкостей, деталей западной и советской жизни. Потом я стал понимать, в чем преимущества советской жизни.
– В чем?
– Да, у нас были ограниченные возможности, но для меня это был самый стабильный, благоприятный период спортивной карьеры и жизни.
– Что купили в Мюнхене и Италии?
– Безделушки, тряпки. Джинсы, жвачки.
В чем секрет академии Ника Боллетьери
– Ваша дочь Анна занималась в теннисной академии Ника Боллетьери в США. Оттуда вышли Шарапова, Уильямс, Беккер, Агасси и другие. Как так получилось?
– Когда Аня была маленькой, мы отдали ее в теннис. Это было очень модно после появления Анны Курниковой, Марата Сафина, Евгения Кафельникова. Хотелось приобщиться. Ребенок начал заниматься ради удовольствия. Мы понимали, что навязать спорт ребенку невозможно. Если нравится – он сам будет заниматься. Большая ошибка родителей, когда они из детей в детстве начинают делать профессионалов.
– В каком возрасте дочь начала тренироваться?
– С четырех лет. Ходила с ракеточкой, в юбочке, тренировалась. Нам нравилось, ей нравилось. Мы совершенно не ставили задачу, чтобы она стала профессиональной спортсменкой. Но все-таки хотели, чтобы она была в сфере спорта. В итоге, занимаясь спортом, она начала показывать хорошие результаты. В тот момент в России не было профессионального подхода в этой сфере, поэтому решили отдать ребенка в другую среду. Я периодически летал в Америку и всегда хотел посмотреть знаменитую академию Боллетьери во Флориде.
– Что поразило?
– Система. Четко выстроенная система, работающая как часы. В то время у нас в стране был хаос – до секунд, до миллиметра. Спортивные результаты в академии тоже фантастические – а это дает только режим, дисциплина, поставленная работа. Но все-таки поразило даже не то, что там делают чемпионов. Просто хотелось, чтобы дочь пожила в этой атмосфере, что-то приобрела полезное в голове. Мы приняли решение – и она поехала. Это был правильный выбор, она многому научилась. Выучила два языка – английский и испанский, приобрела огромное количество знакомых по всему миру. Общение, знакомство с разными культурами, понимание менталитета людей – все эти полезные для жизни навыки она приобрела в том числе в академии.
– Марию Шарапову отправили в академию Боллетьери с мамой.
– Мы с женой периодически приезжали в Америку, были с дочкой. Одного ребенка оставлять сложно. Маленький человек – много соблазнов.
– В каком возрасте дочь уехала?
– В 11 лет. Она закончила американскую частную школу. Все это звучит легко, но на самом деле требовалось очень много затрат, усилий.
– Почему профессиональная теннисная карьера так и не запустилась? Все-таки с Анной работал даже тренер Марии Шараповой.
– По спортивным результатам у нее все получалось. Она начинала играть первые турниры WTA, но получила травму. Связка внутри плеча. Надо было делать операцию. Врачи сказали – фифти фифти. Могло нормально пройти, могло с последствиями. Аня испугалась делать и решила закончить с теннисом.
– Не пожалела?
– Нет. Сейчас она заканчивает учебу в МГИМО. У нее ряд телевизионных проектов.
Мы стреляли на перепаханных полях
– В вашей школе вы готовите спортсменов по девяти видам спорта. Много нестандартных дисциплин – биатлон, стрельба, синхронное плавание, современное пятиборье, фристайл. Откуда такой набор?
– Первоначальный набор осуществлялся до меня. Были выявлены виды спорта, которые еще не охвачены в районе, но вызывают интерес у детей. Эти дисциплины были сформированы сразу перед открытием школы, исходя из потребностей населения. Дальше мы открывали отделения, которые динамично развиваются и пользуются спросом.
– Для вас стало неожиданностью, что в какой-то вид спорта приходит много детей. Например, в современное пятиборье.
– Пятиборье – очень интересный комплексный вид, состоящий из нескольких дисциплин. Понятно, что он притягивает родителей. Дети, занимающиеся пятиборьем, гармонично развиваются. Что касается популярности, не буду оригинален – за последние 10 лет сильно прибавил биатлон.
– Недаром его называют зимним футболом.
– Да, после футбола это самый популярный вид спорта в нашей стране.
– Он популярен и среди детей?
– Нельзя сказать, что он самый популярный. У нас очень много детей занимаются спортивной гимнастикой – 600 человек. Биатлоном – 200. Эти предпочтения зависят от желания родителей. Любовь или ее отсутствие к виду спорта появляются у детей уже по ходу занятий.
– Биатлон – это до сих пор запасной аэродром лыжников?
– Это не очень справедливое утверждение. Биатлоном занимаются в том числе параллельно с лыжными гонками. Вовсе не обязательно, что если у тебя что-то не получается в лыжах, получится в биатлоне. Очень важен элемент стрельбы, а это по сути отдельный вид спорта. Хороший лыжник не всегда будет отличным стрелком. На моем веку было много лыжников, у которых не получилось в биатлоне. Нельзя воспринимать наш вид спорта по остаточному принципу.
– Но вы сами пришли в биатлон из лыж. И как раз в лыжах у вас не получилось. Зато в первой же стрельбе закрыли все мишени.
– Бывают такие моменты, когда начинает чем-то заниматься – и у него проявляются способности. У меня получилось именно так со стрельбой. Я впервые взял винтовку – и у меня сразу пошло. Это как Майкл Фелпс, который прыгнул в бассейн – и сразу первый. Стрельба для меня никогда не представляла никаких трудностей. Здесь еще важен момент с интервальной работой.
– Поясните.
– Это когда ты сначала работаешь на трассе лыжами, затем останавливаешься и отрабатываешь на рубеже. Затем снова набираешь скорость. Такой интервальный режим подходит далеко не всем лыжникам. А мне, например, подошел.
– Вы стреляли очень быстро. До вас биатлонисты проводили на рубеже 40-45 секунд, вы сократили время до 30-ти.
– Все очень просто. Когда приобретаешь уверенность и закрываешь все мишени, можно экспериментировать. Мне казалось, что я слишком долго находился на рубеже, поэтому старался ускоряться. Иногда внедрял какие-то авантюрные элементы. При этом качество стрельбы не ухудшалось. В итоге мне удалось выйти из 30-ти секунд. В то время это было сделать не так просто.
– Почему?
– Это сейчас идеальные условия. Коврики стелят, все ровно, красиво. Мы же приходили на перепаханное поле. Один раз лег так, другой так. Организаторов это не волновало. Ты должен был проявлять мастерство в любых условиях. Сегодня биатлонисты работают в комфортных условиях и стараются стрелять быстро, но даже не подозревают, что когда-то все было иначе.
Здесь Дмитрий отвлекся и нам то, чего нет у лучшего биатлониста XX века Александра Тихонова. Это «Ижевская винтовка», которая вручается за выигранную классическую гонку на одноименных соревнованиях. У Васильева таких было три. «А у Тихонова такой нет», – улыбнулся Дмитрий.
С тех пор не съел ни одного куска мяса
– Мы сейчас стоим у бассейна. Вы часто в нем плаваете?
– Периодически. Раз в неделю по часу.
– Что еще делаете?
– Бегаю. Почти каждый день. Немного. Километров по 8-10.
– Время считаете?
– Нет. Я занимаюсь не спортом, а физкультурой, чего всем желаю.
– Почему вы не пьете и не едите мясо?
– Не делаю этого с 16-ти лет. У меня были хорошие духовные учителя. Объяснили, что в жизни правильно, что неправильно. Наставили на путь истинный.
– С алкоголем понятно. Что не так с мясом?
– Мир с животными. Когда был спортсменом, приходилось есть, потому что ничего другого не было. Когда закончил с профессиональным спортом, ни одного куска не съел.