Четырехкратный олимпийский чемпион, бывший президент Союза биатлонистов России рассказал об особенностях выстраивания отношений с тренерами, спортсменами и менеджерами.
Провальный сезон российского биатлона как-то резко нас озадачил. Казалось, все должно быть – или как минимум может быть – ровно наоборот, потому что матобеспечение у Союза биатлонистов России с недавних пор реально царское. Но сами по себе деньги, выходит, не бегут и не стреляют, и этой банальной истиной, тысячу раз проверенной, например, на футболе, пришлось теперь по самое горло насытиться и биатлонистам.
На заседании Совета СБР, которое состоялось 1 июня, все было как положено: заслушаны доклады, даны оценки, сделаны выводы, намечены планы. Сейчас ведь самый сезон для этого циклического вида спорта, потому что классическое «Готовь сани летом…» – это как раз про биатлон. А вот вице-президент Союза Александр Иванович Тихонов в работе СБР участия не принял. Но не потому, что находится в жесткой к нему оппозиции, а по куда более прозаической причине: шесть часов в пути от Ленинского проспекта до гостиничного комплекса «Измайлово» – это даже для апокалиптической Москвы перебор.
Без Тихонова заседание прошло точно по протоколу, ровно и гладко.
Мы равны
C: Минувший биатлонный сезон обнажил как минимум одну проблему…
Неужели кому-то еще интересно, что в российском спорте есть проблемы?
C: Интересно или нет – вопрос отдельный, но они ведь в любом случае есть. Давайте, Александр Иванович, попробуем рассмотреть одну из них. А именно проблему тренерских кадров. Актуально же! Управленческий опыт у вас гигантский, а человек вы, всем известно, непростой: цельный, властный, жесткий. Как с ними вообще ладили, с тренерами?
Я и сам заслуженный тренер России, как ни странно, – так, на всякий случай напоминаю. Ко всем моим недостаткам приплюсуйте еще и этот. А по поводу властного характера я внес бы кое-какие уточнения. С того дня, как я ушел из СБР, прошло уже три сезона. Мне часто ребята звонят, тренеры, спортсмены, мои коллеги, с которыми я много лет проработал, – а в этом году 46 лет стукнуло, как я в биатлоне. Они мне говорят: «Иваныч, мы только теперь поняли по-настоящему, кем ты был для нас и каким ты был с нами. Ты ведь ни разу не ставил себя выше. Никто подобного не может вспомнить! Хотя ты на самом деле выше – по титулам, по званиям и достижениям, по статусу и должности. А всегда было ощущение, что мы равны».
C: Вас такие откровения удивляют?
Они мне, скорее, приятны. Я не хочу называть имена, чтобы никого не подставить, потому что сейчас биатлонный мир России поделили на две части – людей Тихонова и людей Прохорова.
C: Не называйте, ваше право.
Но это все к вопросу о властном характере. Может быть, лучше его твердым назвать? Другое дело. А властвовать я не привык. Властью надо уметь пользоваться во благо, а не во вред. Посмотрите, что творится сегодня у нас в державе…
C: Вообще? Или вы про биатлон?
А в каком смысле поймете, так и будет правильно. Задавайте свои вопросы, не стесняйтесь.
C: Стесняться не буду, но специально провоцировать вас на откровения не хочу.
Я ничего не боюсь. В том числе и провокаций.
C: Лучше все-таки о деле. Коль скоро вы с подчиненными стояли вровень, получается, что со всеми тренерами в течение двенадцати лет работы у президента СБР Александра Тихонова были позитивные отношения?
В основном да. Это если в корень смотреть. Но у нас же как? Когда у тебя есть хотя бы один подчиненный, он обязательно будет недоволен своим начальником. А когда коллектив огромный, разношерстный, с амбициями, когда вокруг люди, которым каждый день нужно доказывать, что ты не зря сидишь в кресле, – идиллию в отношениях искать бесполезно. Нет ее.
C: Даже не сомневаюсь.
Поэтому приведу несколько примеров – довольно, на мой взгляд, интересных. В свое время я подтянул в команду Ольгу Зайцеву, которая по результатам в национальную сборную никак не попадала. Крикуны разом вскипели: да все понятно, у него с Лужковым хорошие отношения, поэтому он москвичей в команду тянет, а Зайцева же никакая! Я говорил: дорогие мои, я никогда не уходил от ответа и от ответственности. Я чую, что из девочки будет толк. Я вижу. Ошибся? Нет. Оля и по сей день лидер команды. Дальше. Ваня Черезов. У Вани случилась беда, у него были проблемы со здоровьем, прихватывало его так, что парень света белого не видел. У меня сохранилась копия телеграммы от министра спорта Удмуртии: отказываемся, дескать, отвечать за здоровье спортсмена Черезова. Но мы Ваню вытащили и выкатали, хотя можно было плюнуть, правда? Зачем брать на себя лишнюю ответственность? Еще пример: Чудов. Маленький, злой, резкий такой щенок был, во взгляде – сила. Беру его в команду – тоже сопротивление. Причем я понимаю, конечно: тренерский совет в полном праве протестовать и говорить, что существуют объективные показатели: занятые места, медали, рейтинги. Я ошибся с Максом, скажите мне? Нет. Чудов был лидером, был чемпионом мира. Но я еще тогда сказал своим близким друзьям в Башкирии: Чудова нельзя гладить. А его начали гладить, и он покрылся бронзой. Из лидера превратился в посредственного спортсмена, в нытика.
C: За последние пару лет, видимо.
Именно так.
Беги и стреляй
C: Вы пользовались служебным положением, Александр Иванович. Разве это не властность в чистом виде?
Да, я шел наперекор воле тренерского совета в каких-то вопросах. Все против, а Тихонов – за. И мы принимаем решение «за». Еще пример из этого ряда хотите? Устюгов. Ну сразу ведь было понятно: очень хороший пацан! Костя Иванов мне звонит из Красноярска: «Иваныч, возьми, не пожалеешь!». Я говорю: «Костя, мне нравится парень, я его подключаю». Опять звон, крики и все прочее. Я ошибся с Устюговым?
C: Навязывая тренерскому совету свою волю, вы подавляли волю тренеров. Неужели это правильно? И при этом, получается, в определенном смысле снимали с них ответственность за результат.
C: Возможно, в каких-то ситуациях так и было. Но у меня есть основания думать, что я немного понимаю в биатлоне. Сережа Кущенко мне говорит как-то: «Иваныч, ну я посмотрел этот ваш биатлон, в принципе, все ясно: беги и стреляй. Я уже врубился в биатлон». Я промолчал тогда, но задумался: я за 45 лет не врубился до конца, а тут за два дня можно, оказывается… Я никогда не преследовал корыстных целей. Цель у меня всегда была одна: дать спортсмену возможность раскрыться для того, чтобы он вернул долги своей Родине. И тренеру ведь тоже нужно войти в контакт со спортсменом. Будь ты хоть трижды великим, но если нет у тебя контакта со спортсменом, если ты не даешь ему возможности мыслить самостоятельно – ничего не получится. Как это сегодня у Польховского происходит, знаете?
C: Откуда?
Валерий Николаевич дает задание: бежим, например, восемь по три семьсот в заданном темпе. И потом пальцем: а ты и ты – на два круга меньше. Или, наоборот, больше. У человека совершенно естественная реакция: а почему? Ответ тренера: так надо. Все. А потом на вопрос «Откуда взялся провальный сезон?» дается гениальный в своей глубине ответ, что-то вроде: по разным причинам; были допущены некоторые ошибки. Мне рассказывали об этом, я сам не читал, не слышал. Я вообще не читаю газет, потому что там один футбол, а я не люблю российский футбол… Так вот, многие тренеры мне теперь говорят: «Иваныч, ты подсказывал нам так, что не возникало повода для обид. Мы твои советы нормально воспринимали всегда». Да ведь и правда, никогда такого не было, чтобы я пришел и сказал: делай так и никак иначе! Задача моя была – дать тренеру возможность раскрыться. Не навязывать ему свои решения, не давить авторитетом, должностью, титулами, а лишь чуть-чуть подсказать ему, подтолкнуть, помочь выработать свое видение вопроса.
C: Получалось, как считаете?
Послушайте, у нас было очень много проблем. Приходилось выкручиваться из таких ситуаций, что сегодня как вспомнишь – тут же и вздрогнешь. А мы биатлон российский сохранили, мы не дали ему развалиться. Это разве сегодня не очевидно?
Политика кнута
C: Ваше спортивное кредо, Александр Иванович? Сформулируйте, пожалуйста, буквально в двух словах.
У меня всегда было так: нет дисциплины – до свидания. Я находился в очень дружеских отношениях с великим хоккейным тренером Анатолием Владимировичем Тарасовым. Для меня он был бог. Есть несколько тренеров, которых я готов поставить в ряд великих, они наперечет: Тарасов, Алексеев в легкой атлетике, Гомельский в баскетболе и Привалов, мой тренер в биатлоне. Тарасов ко мне тоже с уважением и доверием относился. С таким доверием, что позволил мне присутствовать в раздевалке сборной СССР перед финальным матчем с чехами на Олимпийских играх в Саппоро в 1972 году. Тарасов тогда поскандалил с председателем Спорткомитета СССР Сергеем Павловичем Павловым, очень уважаемым всеми человеком. Ну так вот, Анатолий Владимирович мне сказал как-то великую фразу: «Саша, поверь, без кнута в России нельзя. Ни в спорте, ни в жизни». И он был абсолютно прав. Вот то, что мы сегодня видим в нашем биатлоне, – прямое следствие дефицита дисциплины. Потому что авторитет за столом не зарабатывается, застольный авторитет – он ничего не стоит, он дешевый, медный. Зато жесткий руководитель никогда никому не нравится, будь он тренер или президент. Это нормально.
C: Жесткий или властный все-таки?
Руководитель должен уметь брать ответственность на себя и отвечать за свои слова и действия.
C: Рискуя при этом репутацией…
А давайте возьмем прошедший сезон. Перед его началом я написал в блоге у себя на сайте: на первых этапах будет провал, а в Рупольдинге ждите прорыва. Как думаете, я рисковал? Мог опозориться?
C: Прогноз – всегда риск.
Мне потом говорили: да ты просто угадал! Хорошо, говорю, делаю прогноз на Антхольц. Высота 1760, 1870 – максимальная точка. Я пишу: в Антхольце оживет Шипулин. Мне оттуда звонят, с этапа: Иваныч, ну хорош уже своими прогнозами народ дурить, ну какой Шипулин? Он мертвый сейчас, ты уж поверь. Ну ладно, говорю, это ваше мнение, а у меня есть свое. Единственный, кто выиграл для России гонку в Антхольце, был Шипулин.
Заколотое поколение
C: Вы к критике в свой адрес как относитесь?
С пониманием. Но вот есть у нас один товарищ, который никогда ни с чем не согласен. Заслуженный тренер. А когда говоришь ему: «Да ты выйди на трибуну, ты же опытный человек, изложи свое видение вопроса!» – в ответ тишина. Я критики не боялся никогда и не боюсь. И сам не собираю грязь. Я если критикую, то называю конкретные вещи. Я, например, готов повторить сто раз вслух: заколотое поколение – работа Польховского. Его, братьев Дмитриевых и Лопухова. Всей этой бригады. Просто катастрофа, что этих людей снова взяли работать в сборную.
C: За двенадцать лет работы в должности президента СБР вы много главных тренеров уволили?
Одного. Польховский его фамилия. Я его убрал перед чемпионатом мира в Швеции, где мы завоевали одиннадцать медалей. Тогда встал в полный рост вопрос по допингу, уже все было через край. Я пошел к Фетисову, меня поддержал начальник Центра спортивной подготовки Минспорта Николай Николаевич Пархоменко, царствие ему небесное, и еще один человек, фамилию которого я не буду называть, – и я Фетисова тогда убедил. Остальные тренеры, я совершенно точно знаю, вздохнули с облегчением. Более подлого, чем Польховский, человека я в этой жизни не знаю. Притом что я же его в сборную и притащил.
C: Что же было долго его терпеть, если он такой подлый?
Знаете, взять всегда легче, чем убрать. И у Валерия Николаевича есть черта, которой многие завидуют: он умеет залезть под шкуру и втереться в доверие. Думаю, скоро придет время, когда о нем многие скажут. Многие и многое. За год до Турина прибежала ко мне Света Ишмуратова – вся в слезах девчонка, едва ли не в истерике: «Александр Иванович, я бросаю биатлон, я не могу с Польховским!». Я пришел к нему и говорю: «У меня к тебе просьба. Забудь, что в команде есть спортсменка по фамилии Ишмуратова, пусть она делает свое дело». Света стала двукратной олимпийской чемпионкой, это была наша единственная медаль в индивидуальных гонках.
C: Выходит, практически весь свой президентский срок вы работали с одним тренерским составом.
Я даже не припомню, кого еще мы убирали. Да никого.
C: Повезло же Валерию Николаевичу выделиться…
Я не потому сейчас вспоминаю его добрым словом, что он лично мне не нравится. Просто я многое знаю. И ни разу после того, как я прилюдно называл его «шприцом», он не выступил с опровержениями. Когда меня оскорбляют – я сразу бросаю перчатку в лицо. Так делает любой уважающий себя мужчина, разве нет?
C: Раз целое поколение оказалось заколотым, как вы говорите, значит, все это происходило при вашей, Александр Иванович, власти.
За руку ведь опытного человека не схватишь.
C: А вы не опасаетесь, что у вас после публикации этого интервью могут возникнуть проблемы?
Знаете, у меня столько было в жизни проблем, что я разучился их опасаться. А о допинге я не раз уже говорил вслух, в том числе на исполкоме СБР. Называл фамилии, даты, лаборатории. Так что вы за меня не беспокойтесь.
Абсолютный ноль
C: Сейчас в российском биатлоне работает немецкий тренер Вольфганг Пихлер, которого мы одно время дружно хоронили, а теперь не устаем хвалить…
Ничего нового в методиках Пихлера нет. Разве что высокие нагрузки по ходу втягивающего цикла. Все действующие спортсмены, которых я консультирую, ничего подобного в этот период не делают. Но ладно, на работу Пихлера мы посмотрим осенью. Всех уже назначили – значит, критика кончилась. Я желаю сборной России удачи. Я переживаю только за свой вид спорта.
C: Кого именно, если не секрет, вы консультируете?
Нескольких спортсменов из разных стран. Результаты есть у всех, можете не сомневаться. Мне не нужна ни лишняя слава, ни лишняя скромность, поэтому скажу так: то, что применяю в практической работе я, не применяет больше никто. Я с большой симпатией отношусь к Бьорндалену, он очень своеобразный человек. Ну гений, что уж там говорить! Однако и он в прошлом сезоне выстроил немножко неправильную схему подготовки. Мы недавно с ним долго сидели, обсуждали его ошибки. Он сам потом признался: «Александр, я перебрал».
C: На каком языке общались?
На немецком.
C: Вы свободно владеете немецким?
Нет, не свободно. Но невыясненных вопросов никогда не остается. А если они остаются, то рядом всегда Мария, моя супруга, а у нее прекрасный немецкий.
C: Значит, вы, по сути, являетесь еще и действующим тренером в каком-то смысле?
Практикующим консультантом.
C: Когда по ходу прошлого сезона стало ясно, что Россия валится, – вот вы, Александр Иванович Тихонов лично, окажись на месте президента СБР, когда были бы готовы принять радикальное решение по тренерам?
Я бы такого провала просто не допустил. Прохоров говорит, что закат российского биатлона начался 15 лет назад, хотя есть очень простая статистика: в 1996 году, как раз 15 лет назад, мы на чемпионате мира взяли четыре золотые и четыре серебряные медали. Мы лучшими были в мире! Какой же это закат? Пока кто-то набивал карманы, мы на своих плечах вытаскивали из пропасти российский спорт. Когда осенью 1995-го я принял федерацию, у меня на счету был ноль. Ни офиса не было, ни денег. Абсолютный ноль! В 1996-м в Рупольдинге команда вышла на церемонию открытия этапа Кубка мира в виде стада оборванцев: кто в кроссовках, кто в джинсах, кто в пальто. А я припозднился, прилетел в последнюю минуту буквально. Меня в Рупольдинге знает каждая собака, поэтому мне стало очень стыдно. Я был в шоке. Где одежда, где наш «Адидас»? Все было продано! Не буду называть фамилию человека, которого я выгнал взашей. Я пошел в хорошее ателье и попросил его хозяйку мне помочь. Она говорит: «Найн, у нас никто не работает, у нас неделя выходных, у нас же Кубок мира тут в Рупольдинге!». Но я ее очень хорошо попросил, и мне за неделю одели команду так, что на закрытии трибуны встали только перед одной делегацией. Перед нашей. Вот этому я радовался – что сделал доброе дело.
Пропадем под немцем!
C: И все-таки в чем, на ваш взгляд, причины неудач образца 2010/11-го?
Я иногда общаюсь со спортсменами, поэтому более или менее в курсе того, что происходит. Был составлен в корне неверный план работы, распустили всех. Я звонил по ходу сезона Кущенко, говорил ему: организуй мне встречу с тренерами, пусть тайком, я подскажу, что делать. Барнашову звонил, говорил, что готов помочь. Но сегодня в команде нет человека, который может принять решение. Я этот коллектив называю «согласительной комиссией». Нужно о деле думать, а не о своем месте под солнцем. Но некому.
C: Ну как же? А Пихлер, который всегда подчеркивает свою независимость и которого Светлана Слепцова называет очень, очень, ну просто очень крутым дядькой?
Пришел я тут днями домой, включаю телевизор, а там идет фильм «Александр Невский». Попал, как ни смешно, на эпизод, когда народ взывает: «Александра звать надо! Пропадем мы под немцем!».
C: Я понял вашу аллегорию. Любопытно: если принять за тезис вот это ваше «Нужно думать о деле» – вы, получается, сейчас в образе оскорбленного героя находитесь?
Ни в коем случае!
C: Готовы, значит, вернуться в биатлон, если вам будет сделано достойное предложение?
Нет. Вернуться можно к консультациям, но только с другим тренерским составом. С этим – никогда.
C: Давайте представим, что Михаил Дмитриевич Прохоров зовет вас обратно и делегирует вам необходимые полномочия. На таких условиях вернуться готовы?
Нет. Ни за рубль, ни за миллион. Я обеспеченный человек, у меня в жизни все очень интересно, мне младшая дочка внука недавно родила. У меня своих дел много, я не могу отвлечься. Я включился сейчас в такую интересную работу – скоро весь мир заговорит!
C: Не боитесь сглазить?
Еще раз повторяю: я не боюсь в этой жизни никого и ничего. Знаете, мы с Прохоровым однажды уже договаривались. Договаривались мы о том, что практическая часть работы остается за мной. Тому есть свидетели, хотя я не думаю, что к мужскому разговору нужно привлекать свидетелей. Назначение тренеров, комплектование состава – мое дело, финансирование, оргвопросы – его. Но потом меня решили отодвинуть.
C: Этого следовало ожидать. Вы же не наивный человек…
Естественно. Поэтому я спокойненько встал и ушел. Меня, правда, оставили первым вице-президентом СБР, я и по сей день, по-моему, не уволен, зарплата даже куда-то там начисляется, 15 тысяч рублей.
Опубликовано в еженедельнике «Спорт день за днем» №21 (8-14 июня 2011 года).