Зинэтула Хайдарович встретил нас широченной улыбкой. Мы на всякий случай заподозрили неладное — сформированный годами образ закрытого, сурового тренера вынуждал. Хотя пресс-атташе «Ак Барса» накануне обнадежил: «Никому в этом сезоне не отказал в интервью».
Билялетдинов пребывал в отличном расположении духа. Будто чувствовал, что на следующий день вынесет СКА 5:1. Первые трещинки, побежав по стальному образу, в дальнейшем только расползались. Лишь когда заговорили о сборной, ее экс-наставник посмотрел на часы. «Мы договаривались на полчаса», — усмехнулся он. В итоге проговорили еще час. Стильная тенниска, эффектный телефон, задорный смех — с трудом верилось, что этому человеку 13 марта стукнет шестьдесят.
Тренировался до посинения
— Зинэтула Хайдарович, правда, что из-за своей стеснительности вы могли завязать с хоккеем, едва начав в него играть?
— Отчасти. Турнир «Золотая шайба», очень популярный в СССР, постоянно посещали тренеры профессиональных клубов. Выискивали мальчишек, звали к себе тех, кто приглянулся. На меня обратили внимание Александр Квасников и Станислав Петухов.
— Тренеры-селекционеры «Динамо».
— Да. Я же до пятнадцати лет выступал только за дворовую команду. Играли на площадке, которую сами заливали. И вот прихожу на тренировку «Динамо», смотрю: у каждого форма, перчатки, катание отличное. Замешкался. Не решился подойти к тренеру. Только со второй попытки подошел.
— Подошел и «подошел».
— Отбор тогда был жестким. В команде — три пятерки 1955 года рождения, одна — 1954-го. Через год — три пятерки 1956-го, одна — 1955-го. И так далее. Сумеешь пробиться в лучшее звено — молодец, нет — извини.
— Вы пробились.
— А еще через год Аркадий Иванович Чернышов стал подключать к тренировкам «Динамо», где я заиграл в восемнадцать лет.
— Солидный рывок за три года!
— Все действительно развивалось стремительно. Мной двигало огромное желание играть. Тренировался до посинения. А тренировки сложные. Придешь домой, чуть погуляешь и готовишься к следующему дню.
— Круглосуточный хоккей?
— От всего отрешился. Жил только игрой. И не прогадал. Я, кстати, никогда не думал: а что будет, если не сложится?
Лучшее лекарство от волнения — треснуть кого-нибудь
— «Динамо» в тот период не расставалось с пьедесталом: то серебро, то бронза.
— У команды был костяк, пробиться в «основу» было невероятно сложно. Спасибо тем, кто поддержал. Это сейчас есть цепочка МХЛ — ВХЛ — КХЛ. Не попал наверх, рабочее место найти проще. А тогда пролетел мимо «основы» — пропал как хоккеист.
— Так уж и пропал?
— Было еще первенство Москвы. Там выступали те, кто не проходил в команду мастеров, либо те, кто был на подходе. Называлась «мужская команда».
— 17-й номер нечасто встретишь у защитников. Вы, получается, динамовская «легенда № 17».
— Номер не выбирал. Да и кто бы мне позволил это сделать? Я был счастлив просто играть. До меня семнадцатым был Владимир Юрзинов. Когда он завершил карьеру, номер два года не имел хозяина. Видимо, поэтому дали мне…
— …и вы с ним в первенстве Союза дебютировали за «Динамо» — в Ленинграде.
— Точно. Мой первый выезд с командой. Рассаживаемся в вагоне, а со мной в купе такие глыбы — Валерий Васильев, Михаил Алексеенко, Валерий Назаров. И тут я, восемнадцатилетний пацан. Ой, много чего интересного я увидел и услышал в этой поездке, но с подробностями не пытайте. Скажу так: было весело, воспоминания очень теплые. А сама игра в Ленинграде пролетела со скоростью того поезда.
— Это как?
— Ничего из матча не помню. Даже счет. Все как в тумане. Но, думаю, победили.
— Коленки тряслись?
— Мандража, кстати, никогда не испытывал. Меня с первых тренировок и товарищеских матчей приучили не бояться. «Лучший способ не волноваться — треснуть кого-нибудь», — говорили. Я так и делал. Чаще играя в тело, ловишь кураж, ненужные эмоции уходят. Может, поэтому стал жестким защитником.
— При том что начинали форвардом.
— Это в жэковской команде. Во дворе все нападающими были. А Петухов меня перепрофилировал. Я, кстати, спрашивал у него недавно: «Почему?» Отвечает: «Не знаю. Поставил, сработало».
— Для разрушителя вы действовали довольно результативно.
— Навыки форварда помогли. Чистым «домоседом» никогда не был. Зато кататься спиной вперед, выполнять развороты учился долго. Благо учителя хорошие попались: Давыдов, Васильев. Все впитывал как губка.
Дебют в Питере — моя молодость
— В сборной СССР вы ведь тоже дебютировали в Ленинграде.
— Да, в молодежной. 1974 год, неофициальный чемпионат мира. Я вообще люблю Питер. Красивый город. Особенно когда солнечный. Болельщики хорошие. За своих переживают от души. Ко мне относятся доброжелательно. По крайней мере в свой адрес никогда не слышал каких-то нелестных слов.
— Вячеслав Быков рассказывал, как в Ленинграде на турнире вторых сборных ему сломали руку. А чем вам запомнился МЧМ-1974?
— Ха! Тем, что ничего не ломал. А самое яркое воспоминание — то, что это была наша молодость. Желание играть в хоккей пылало огнем. Нашу команду возглавлял Юрий Иванович Морозов.
— В основном работавший на юниорском и молодежном уровнях.
— И удачно работавший. Добрый такой тренер. Тогда в Ленинграде у него хорошая команда получилась. Цельная, с позитивной атмосферой, нацеленностью. Многие из той «молодежки» уже играли за команды мастеров. Я проводил первый сезон в «Динамо». Тот МЧМ наша сборная выиграла.
— В тренерский штаб той «молодежки» входил Евгений Майоров, после окончания игровой карьеры более известный как комментатор.
— Тот чемпионат — один из немногих турниров, где он работал тренером. Евгений Александрович помогал Юрию Ивановичу, который был на первых ролях.
— Воспитанник СКА Александр Малюгин (наряду с Владимиром Кучеренко) стал самым результативным защитником той команды, но больше так ярко нигде не играл. Кто на вашей памяти самый яркий пример нераскрывшегося таланта?
— Из той команды многие могли заиграть уровнем выше. Вы такую тему затронули… Володя Мышкин, кстати, недавно подарил фотографию, где вся та команда запечатлена: он, я, Канарейкин, Первухин, Бабинов, Хатулев, Александров, Вахрушев, Жлуктов, Голиков. Могу всех перечислить. Кучеренко у нас капитаном был. К сожалению, должным образом раскрылись не все. У каждого свои причины. Тут, как говорится, без комментариев.
В Швейцарии курорт. А надо пахать
— Александра Мальцева, легенду «Динамо», много раз звали в ЦСКА. Он отказывался, из-за чего чемпионом СССР так и не стал. А у вас были предложения от Виктора Тихонова?
— Я по жизни человек стабильный. Не люблю менять обстановку. А поменять команду — вообще что-то невообразимое. Даже из «Динамо» в «Ак Барс» переходил не по своей воле.
— По чьей?
— В Москве закончился контракт. Продлить не предложили. Позвали в сборную на Кубок мира — 2004. Уже потом последовал звонок из Казани.
— В промежутке между «Динамо» и «Ак Барсом» у вас был опыт работы в «Лугано».
— Уехал в Швейцарию, когда не получил предложения из Москвы. Месяца три потрудился и отправился в «Чикаго» — Майк Смит позвал. В «Лугано» сложно было: Швейцария, курорт, кайф, а тренер заставляет пахать.
— Деспот!
— Руководители повелись на жалобы игроков. Зато болельщики специально приходили на тренировки смотреть. Отработаем — они мне аплодируют. Когда уезжал, подарок сделали со словами благодарности.
— В «Лугано» вы работали с Айваном Занаттой.
— Он был у меня помощником. Помогал как умел.
— А в 2010 году возглавил СКА.
— Мы проработали с ним несколько месяцев. А как Занатта попал в СКА — уже не мое дело.
Во дворе меня звали Ред Бой
— Кто первым стал называть вас Сашей?
— Ну в то время, сами понимаете: Зинэтула, татарин… Меня во дворе и Сашей называли, и Ред Боем.
— За любовь к коммунистической партии?
— За волосы. Это сейчас они у меня седые. Тогда были огненные. Вся наша жизнь проходила на улице. Одним она помогала, других губила. Смотря куда пойдешь. Или куда тебя поведут.
— Вас направляли «не туда»?
— У меня цель была. Ничто не могло заставить свернуть. В пятнадцать лет меня подобрали на улице. Сейчас в этом возрасте многие завязывают с хоккеем. А я только узнал, что такое настоящая команда. Искусственный лед, кстати, впервые увидел, став игроком «Динамо», когда нас повезли в «Сокольники».
— Забавно.
— Я-то думал, в хоккей можно играть лишь зимой. Летом в футбол гоняли, «качались». Над теми, кто был не с нами, смеялись. И вот я оказываюсь в «Динамо», где ребята пять-шесть лет профессионально занимаются хоккеем. Понимаю, что, оказывается, в хоккей можно играть круглогодично.
— На первую динамовскую зарплату что купили?
— Как игрок основного состава поначалу получал семьдесят рублей. Особо не разгуляешься. Зрелые игроки имели оклад 150–200 «рэ». Но я на эти вещи не обращал внимания.
— Чтобы не расстраиваться…
— И поэтому тоже. Главной задачей было играть. Как-то раз стоим с Аркадием Ивановичем. Вдруг он говорит: «Я тебе зарплату поднял». Мысленно прикидываю: «Рублей 120, наверное». Была такая градация: 70, 120, 150, 200. Прихожу в кассу, мне отсчитывают 75.
— Негусто.
— Я не заморачивался. В 1978-м мы выиграли чемпионат мира. Когда вернулись, на команду выделили машины: пять «Волг», три «жигуленка». Еще семейным места в детсаду.
— Нынешние игроки поежатся: им «мерседесы» за золото чемпионата мира дарят.
— Мы же покупали. И то не каждому полагалось. Я достойно выступил в Праге, был претендентом на авто. Для молодого советского парня — событие!
— Причем недешевое.
— Кое-как наскреб денег на эту «Волгу». Волновался, не знал, какой цвет выбрать, как ездить буду. Владимир Владимирович Юрзинов, заметив это, говорит: «“Волга“, зарплата — это твой хвост. А лицо — твоя игра. Будешь хорошо играть — остальное пойдет за тобой хвостом». Мысль вроде очевидная, но важная. Будешь думать о том, что сзади, можешь упустить что-то впереди. Своим ребятам часто эту истину повторяю.
Ради НХЛ отказался от звания полковника
— Вы полковник запаса пограничных войск.
— Так точно!
— Военную пенсию получаете?
— Наверное…
— Ясно.
— Зато к званиям всегда относился серьезно. Военных очень ценю. Китель когда надеваю, даже чувствую себя как-то иначе. Некая внутренняя ответственность появляется. Дослужиться до полковника мечтают многие. Рад, что мне удалось.
— За плохую игру «Динамо» грозило сослать на заставу?
— Нет. Да и повода я не давал.
— Если верить статистике, два последних игровых сезона вы провели за второй состав бело-голубых.
— Был главным тренером второй команды. Играющим.
— Другого пути для себя не видели?
— Нет. Более того, работать тренером мечтал. Будучи хоккеистом, делал записи в тетрадях, составлял конспекты. Мне повезло, что Юрий Моисеев оставил в команде. Потом Юрзинов пришел с Петром Воробьевым. Так и работали втроем, пока меня не перевели во вторую команду.
— Понизили?
— Наоборот. Одно дело, когда ты второй или третий тренер. Помогаешь главному, но все равно он ведет игру и в ответе за результат. А когда ты главный, ответственность на тебе.
— Молодому тренеру сложно с ней справиться.
— Когда поначалу проводил по три занятия в день, к вечеру ничего не соображал. Со временем адаптировался. Те два года в «Динамо»-2 очень помогли тренерской карьере…
— …которая на заре девяностых продолжилась в НХЛ.
— В «Виннипег» позвал Майк Смит. Он был генеральным менеджером клуба. Ему нравился европейский стиль. Особенно российский.
— При вас в «Джетс» с разной степенью успеха выступали Жамнов, Борис Миронов, Уланов, Микульчик, Баутин, Каминский, Витолиньш, Королев, Хабибулин, Гусманов, Твердовский. Солидная колония.
— Европейцев стал привозить Смит. Был налажен контакт с «Динамо». Иногда он приезжал в Москву смотреть за нашими тренировками. Финалы с участием «Динамо» вовсе не пропускал. И вот мне сообщают: «Майк хочет с тобой пообщаться».
— О чем подумали?
— Да ни о чем. О работе в НХЛ я и мечтать не смел. Подхожу, а он чуть ли ни с ходу: «Как смотришь на то, чтобы поработать в “Виннипеге“?» — «Как? Широко открытыми глазами!» Это был шансище, за который нужно хвататься. Сразу дал добро, уже летом летел за океан.
— А как же звание полковника?
— Пришлось отказаться.
Английский изучал на полу
— По-английски «спикали»?
— Какое там! Несколько слов — весь запас. А в клубе говорят: «Чтобы через месяц давал интервью на английском!»
— Жестко.
— А что такое тренер без языка? Как доносить мысль?
— Два варианта: либо вся команда учит русский, либо вы английский.
— Клуб пошел по второму пути. Мне выделили учителя. Целыми днями с ним ползали по полу, он на пальцах показывал, где «тейбл», а где «фейс». Вокруг меня образовался вакуум — по-русски поговорить не с кем, а по-английски еще не готов.
— В голове каша?
— Что неудивительно. Я в девять утра поднимался, в одиннадцать вечера ложился. И все это время — в обнимку с учебником. Учитель приходил в 9.30. Работали несколько часов, затем он давал задание и уходил. А я до ночи корпел над всеми этими артиклями и временами.
— А тренировали когда?
— До тренировок еще далеко было. Я в июле приехал, а лагерь открывался в сентябре.
— Как в итоге прошло ваше первое интервью?
— Что-то балакал. Hard work, все такое… Для базового уровня нормально. Я потом пересматривал, смеялся. Со временем стал больше понимать, а что не мог сказать, объяснял на пальцах.
— Главным у вас был Джон Паддок.
— И два ассистента. Энди Мюррей отвечал за нападающих и большинство. Я — за оборону и меньшинство. Во время первой игры на мостике — а это был выставочный матч — ничего не понимал: кто, куда, зачем…
— Волновались?
— Да нет. Просто площадка маленькая, все носятся. Скорости такие, что ни за чем не успеваешь. Через какое-то время вошел в ритм, узнал много интересных нюансов. Я в этом плане счастливый человек: поработал в НХЛ, увидел систему изнутри. Потом применял навыки в России. Работало.
За океаном никто соплей не подтирает
— Давали, к примеру, штатному тафгаю указание: «Иди, побей вон того негодяя»? В «Виннипеге» ведь Тай Доми за силовое воздействие был в ответе.
— Там ребята сами знают, что делать. Суперпрофессионалы. С младых ногтей чувствуют конкуренцию. Не как у нас, где порой с игроком нянькаются. В Северной Америке тебе никто соплей подтирать не станет. Не будешь работать — конкурент сожрет.
— Жернова!
— Люблю, кстати, это слово. Канадцы и американцы через эти жернова проходят с малых лет, становясь впоследствии большими профессионалами. В НХЛ других нет. Ребята знают, как готовиться к сезону, к игре, как тренироваться. Их надо только направлять. Мы вот относительно недавно начали чертить на планшетках, а они уже много лет «рисуют»: назад, вперед, прессинги…
— Молодой Твердовский под вашим началом тоже лихо гонял в атаку?
— Олежка — защитник-созидатель. Катание, владение клюшкой, видение площадки, передачи — все при нем. Из зоны выходил за счет паса, разыгрывал хорошо. Практически всегда его выпускали на большинство. Была, кстати, интересная ситуация с его участием. Я работал в «Спрингфилде».
— Фарм-клуб «Виннипега»?
— Объединенный фарм «Джетс» и «Хартфорда». АХЛ, кстати, хоть и лига уровнем ниже, но… я кайфовал от работы. Понял, откуда растут ноги НХЛ, как игроки появляются. Мог делать что хочу. Иногда так их «отжарю», а ребята мне только благодарны.
— Педагогика.
— Ну да. Был игрок, ему чуть за тридцать. Я молодых «катал», он присоединялся. Все спрашивал: «Это мне поможет?» Киваю утвердительно: «Кататься лучше ты, конечно, не станешь. Но легкости добавит». Постоянно рядом со мной находился. Потом, кстати, этот парень стал тренером в «Филадельфии».
— Вернемся к Твердовскому.
— Перестала у Олега игра клеиться. Меня выдергивают из «Спрингфилда», везут в Виннипег. Идет плей-офф. Незаурядный случай по меркам НХЛ. «Надо, — говорят, — поработать с Олли». Мы взялись, и плей-офф он провел очень достойно.
— В газете потом писали: перед Биллом нужно шляпу снять.
— Хотя это наше обоюдное достижение. Олег поверил, а ведь мог сказать: «На фиг мне оно надо?..» У него огромное стремление было. Он делал, я корректировал.
Билл? Только для друзей
— Билл — это из Америки пошло?
— Да. Там все имена сокращают. Более того — есть целая картотека. Если в детской команде хоккеиста называют Петей, вернее Питом, он этим Питом и на взрослом уровне останется. Никто не обижается.
— Друзья вас тоже Биллом величают?
— Да. Нормально воспринимаю. На друзей, на ребят, с кем рядом рос, какая может быть обида? Мы как одна семья. А вот когда незнакомые журналисты Биллом называли при личном общении…
— Мы хохотнем, с вашего позволения.
— Я просто посмотрел на этого мальчика. С такими даже разговаривать не хочу. В моем понимании это от невоспитанности.
— Наталья, ваша дочь, кажется, в Америке школу окончила.
— Так называемую старшую школу. Училась хорошо, высокие баллы. А в университет решила поступать в Москве.
— Из-за нее расстались с НХЛ?
— По сути, так и есть. Мне предложили работу в Финиксе, куда перебрался «Виннипег». Я проработал лишь год. Наташа остаться не захотела, а мы не хотели оставлять ее одну в Москве. Попутно поступило предложение от «Динамо», и я вернулся…
— …не доработав контракт.
— Еще год оставался. За эти четыре сезона я много нового узнал.
— Например?
— В общих чертах: наша тренерская школа — это одно, но есть и другие методы, которым можно и нужно учиться. Мне повезло — я эти знания получил.
Наши звезды куда-то исчезали
— В «Динамо» ваш североамериканский метод прижился?
— Я в 1997 году в клуб вернулся. Ребята в команде подобрались разные, но все молодцы. Тренировки жесткие — они не ныли, терпели. В первый год неудачно выступили — пятыми завершили чемпионат.
— А через год бились в финале с «Магниткой».
— Хороший «микст» молодых и опытных получился. Ореховский, Прошкин, Харитонов, Кувалдин, Хаванов, Андрей Марков. Все добросовестно пахали, хотя зарабатывали не много.
— Премии мотивировали?
— Нет. Они, как и зарплаты в «Динамо», были невысокими. На следующий год у меня десять человек забрали. Я с понимаем отнесся: деньги всем нужны. Никого не отговаривал. У меня они честно отработали. Тем не менее в 2000-м мы стали чемпионами.
— А через пару недель вы уже тренировали сборную на приснопамятном чемпионате мира 2000-го.
— Не лучшие воспоминания, хоть я и не был главным. Считаю, стыдно должно быть тем, кто, видимо, не понял, что приехал играть за сборную. Нам с Александром Якушевым было тяжеловато.
— «Дрим-тим» называли ту команду перед началом турнира.
— А после окончания «дыр-тим», да? Вокруг сборной крутилось много каких-то людей. Постоянно обхаживали ребят, куда-то увозили. Неосознанно вставляли палки в колеса. Каждый вроде хотел как лучше, а получилось как всегда.
Хитли и Лекавалье есть что рассказать внукам
— Чемпионат мира в Питере и локаутный «Ак Барс» образца 2005-го — истории из одной оперы?
— Есть такое. В Казани, правда, свои внутренние сложности имелись.
— Помнится, Винсен Лекавалье и Дэнни Хитли, вернувшись в Северную Америку, рассказывали о нижнекамских сортирах как о самом ярком впечатлении своей жизни.
— Зато будет, о чем внукам поведать. Они все нормальные ребята, умеющие хорошо делать свое дело.
— Что же помешало тогда?
— Неготовность. Большая часть энхаэловцев полгода не играла. «Функционалка» — ноль. А за окном то ли декабрь, то ли январь, что далеко не сентябрь. В короткие сроки нужно было ставить их на ноги. Сложно пришлось.
— То есть вы были против массовой скупки звезд?
— Тот сезон с «Ак Барсом» Владимир Вуйтек начинал. Меня в октябре пригласили, после Кубка мира. Основная часть состава к тому моменту уже сформировалась.
— После вылета суперзвездного «Ак Барса» в первом же раунде плей-офф вы на следующий год перевезли в Казань из «Динамо» целую пятерку и вратаря: Степанов, Никулин, Воробьев, Терещенко, Еременко, Щадилов.
— Что значит «перевез»? Они могли не уходить. Я никого не тянул, ребята сами захотели. Позвонили, я не отказал. Все по-честному.
— Прямо сами позвонили?
— Да. И с какой стати тем же Терещенко и Степанову, которые у меня еще пацанами играли, я должен был ответить нет? К тому же я их взял на второй год своей работы в Казани. Хотя при желании мог забрать сразу. С моей стороны все было по-честному.
В Сочи не было возможности создать команду
— Если бы не президент России, согласились бы на «расстрельную» должность главного тренера сборной на домашней Олимпиаде?
— Прошло больше года. Многие вещи я переосмыслил за это время.
— А именно?
— Чтобы работать в сборной, нужна команда. Какую сейчас создал Андрей Сафронов. У меня возможности создать такой коллектив не имелось. Сборная для меня была и есть команда номер один. Что в «Динамо» работал, что в «Ак Барсе» — мои игроки всегда приглашались под знамена двуглавого орла.
— По ощущениям, сами вы желанием возглавить сборную не горели…
— Еще когда был ассистентом, видел, какие вопросы приходится решать тренерам сборной. Особенно не понимал, почему нужно упрашивать людей приехать на чемпионат мира или куда-то еще. Я не тот человек, кто будет просить. Нет игрока — лучше другого подготовлю. А просить… Впрочем, не нравилось мне еще много чего.
— В клубе комфортнее?
— Мне да. Получаю удовольствие от работы. Строю планы, понимаю, что нужно делать, что можно делать. В сборной же тренеров меняют как перчатки. Выиграл — остаешься решением федерации. Проиграл — свободен. А ничего, что контракт? Идиотство полное! Или даете человеку работать, или какой смысл его назначать?
— Чтобы было на кого свалить «в случае чего».
— В хоккее есть два результата: победа и поражение. Сегодня ты выиграл — молодец, завтра проиграл — плохой. Сколько тренеров за последние годы в сборной поменяли?
— Пять за десять лет. Одиннадцать — за пятнадцать.
— Будто монету подбрасывали после неудач: менять — не менять. Поэтому к работе со сборной я спокойно относился. Понимал: сегодня я в команде, завтра — за ее пределами. У меня свои принципы. Я не позволяю игрокам хулиганить, делать то, что мешает хоккею, команде, результату. А оказываться в дурацком положении — зачем мне это нужно?
— Как минимум чтобы не оказался в дурацком положении кто-то другой.
— Я не видел серьезного подхода. Ставка делается на сиюминутный результат. Что будет завтра, никого не волнует. Люди куда больше за свой стульчик переживают. Такой расклад не по мне. Нужны игроки для сборной? Пожалуйста! Я их в клубе подготовлю. И они будут лучшими.
Мозякина ничем не оскорбил
— Советчики по ходу Олимпиады сильно донимали?
— Этих-то хватало. Вы газеты не читали?
— Нам профессор Преображенский запретил.
— Специалистов у нас всегда имелось с избытком. До сих пор пишут, что и как нужно было сделать.
— Раздражаетесь?
— Не то чтобы… Противно, когда гадости льются. Грязи в нынешней журналистике хватает. Раньше люди тоже писали, но обходились без оскорблений. Сейчас любой бред в эфир идет, и ответственности за него никто не несет.
— Но с Мозякиным вы тогда удивили…
— А что плохого я сказал про Сергея?
— Не самая лучшая характеристика нападающему, что он до ворот не доедет.
— Не следовало, конечно, так говорить. На эмоциях вырвалось. Ведь как было. Выхожу — на меня толпа журналистов. Вопросы задают… как бы сказать…
— С запашочком…
— Типа того. Я-то понимаю, что они хотят услышать. Вот и вырвалось. В другой ситуации, конечно, не дал бы им повода. Но опять-таки: Сергея ничем не оскорбил. Он хороший игрок, способный забивать.
— Вот только со сборной снайперский роман не клеится.
— В ответ приведу вам пример Аркадия Рудакова, в «Спартаке» играл.
— В центре сочетания Якушева с Владимиром Шадриным.
— Да. Маленький, «пешком ходил», но все видел. Забивал красиво, отдавал, но в сборной не шло.
— Дадите универсальный ответ — почему?
— Все, наверное, просто: одни хоккеисты могут играть в сборной, а есть те, кто в силу каких-то индивидуальных особенностей не может. Это не значит, что они плохие. Так сложилось. А тут раздули с Мозякиным…
— Логично раздули: вы человек сдержанный, а тут такой перл!
— Но как же всем понравилось! При случае еще что-нибудь ляпну. Если серьезно, люди, растиражировавшие это, показали свою несостоятельность. Есть грань, которую человек переходить не должен.
— На фоне олимпийской истерии сложно было сохранить самообладание перед третьим периодом четвертьфинала с финнами?
— Я был сконцентрирован на игре. Все, что творится в кабинетах, стараюсь пропускать мимо ушей. В фокусе только хоккей.
— После Сочи увеличился круг людей, которым не пожмете руки?
— О многом я и до Олимпиады догадывался — кто чего стоит. Разве что наверняка не знал. А в Сочи все стало на свои места.
Оказывается, мне нужна охрана
— Валерий Белоусов, когда взял паузу в тренерской работе, рассказывал, что узнал много нового: сколько, например, стоит молоко на рынке или хлеб. А что вы открыли за два года в должности освобожденного тренера сборной?
— Для начала из-за этого «освобождения» я не знал, куда себя деть. В клубе ты каждый день занят командными вопросами, а тут бум: четыре-пять турниров в году.
— Хорошо ведь! Столько времени свободного.
— Без дела сидеть сложно. Старался хоть как-то себя занять. Ходил на матчи в Москве и в Казани. Причем чаще в Казани.
— Привычнее?
— А у меня там дом. До стадиона минут десять на машине. Каждую домашнюю игру «Ак Барса» смотрел. Со временем процесс систематизировался. Знал уже о своих планах на неделю вперед.
— Новыми увлечениями не обзавелись? У вас ведь педагогическое образование. Лекции, к примеру, читали где-нибудь…
— Не люблю я это дело. Только игрокам своим читаю лекции.
— Вячеслав Быков вот рассказывал, что хочет научиться играть на гитаре, но нет времени приступить. А вы, судя по фотографии, руку на грифе уверенно держите.
— Показали, как держать, ухватился. На самом деле все это — улица. Пацанами мы учили друг друга блатным песням. Выносили гитару во двор, пели. Кое-что освоил.
— Ваши родовые корни — с нижегородских земель. Часто там бываете?
— По возможности приезжаю. Хоть и нечасто, но всякий раз с удовольствием.
— Живете большей частью между Москвой и Казанью?
— Да. Мне и там и там комфортно. Москва — родной город, Казань — второй дом. Вижу доброжелательное отношение людей ко мне. Червяки, конечно, есть везде. Зачастую среди тех, кто «слишком хорошо разбирается в хоккее». Как-то, кстати, иду по улице, ко мне подходят, спрашивают: «Почему вы один?»
— Валерия Белова рядом не было?
— Не-е-ет. Оказывается, у меня должна быть охрана.
Старичком себя не ощущаю, итогов не подвожу
— От словосочетаний «тренеры Артем Чубаров и Олег Ореховский», «ветераны Максим Афиногенов и Алексей Поникаровский» мурашки по коже не пробегают?
— А чего бежать-то? Это жизнь. Время не остановишь. Хорошо, когда люди спустя два десятка лет по-прежнему в хоккее. Иногда слышишь со стороны: «Да что он за игрок был, чтобы в тренеры лезть?» Мне интересно: какая разница, каким он был игроком?
— Важнее, каким он станет тренером.
— Именно! Можно быть великолепным хоккеистом, но стать плохим тренером. И наоборот. Все одинаково талантливыми не рождаются. Особенно в хоккее. Мне радостно, что мои подопечные по «Динамо» конца девяностых остались в хоккее. Что нашли себя на тренерском поприще.
— Как и вы. Из 60 лет 45 в хоккее. Двойной юбилей!
— Ой, даже слышать ничего не хочу о юбилее. Хотя цифра серьезная.
— Требующая обычно промежуточных итогов.
— Я никаких итогов не подвожу. Просто живу, работаю, занимаюсь спортом. Мне нравится моя сегодняшняя жизнь. Старичком себя не ощущаю. Но время, конечно, стремительно летит. Как тот поезд на Ленинград…