Скорее всего, на мой выбор повлияло то, что в 30 лет я остался без любимого дела. Меня отчислили из команды. То есть, фактически отстранили от занятий хоккеем. По существовавшим тогда меркам, я считался уже ветераном. Кадровые вопросы в те годы решались жестко, и у меня внезапно появилась проблема: чем заниматься дальше?
О том, как становятся тренерами
Я не хотел покидать спорт. В принципе, еще мог продолжать играть в хоккей в команде рангом пониже. Или уехать в другой город. Но это был тупиковый путь.
Поэтому, когда мне предложили работать в детской спортивной школе, скрепя сердце согласился. Прекрасно отдавая себе отчет в том, что за один день из меня, вчерашнего хоккеиста, тренер не получится. Как не выходит из вчерашнего студента медицинского института врач, внушающий доверие пациентам.
Для работы тренером требуется совокупный опыт как самого хоккеиста, так и всех его предыдущих учителей. Не говоря уж о его собственных потугах в роли наставника. Обычно игрок склонен считать, что к профессии тренера он, в принципе, готов. У него есть твердая уверенность: сам я клюшкой владею хорошо, коньками — тоже. Так неужели не смогу научить этому других? Но существуют определенные принципы педагогики, правила обучения и тому подобные вещи.
А у начинающих в профессии ребят часто присутствует несколько завышенная оценка собственных навыков на фоне недооценки роли тренера. Это особенно заметно у хороших хоккеистов, которые чего-то добились на льду. Многие сталкивались с этой проблемой.
Поэтому основная беда большинства закончивших карьеру игроков заключается в том, что они думают, будто автоматически сразу же станут хорошими наставниками. Это иллюзия. Ведь даже у многих профессиональных тренеров карьера не всегда складывалась удачно — несмотря на то, что они проработали в этой области всю жизнь.
Сейчас в беседах с игроками стараюсь им внушить, что тренерская профессия требует специальной подготовки. Объясняю им, что этот хлеб не так уж прост. Не все проходит так гладко, как выглядит. И уж тем более, не все получается так, как они себе это представляют.
Особенно трудно бывает добиться понимания того, что зачастую требования и поступки тренера игрокам не очень ясны. Как людям объяснить, что когда они сами станут тренерами, будут вынуждены поступить точно так же?
Те, кто постарше, понимают это. Для одних авторитет тренера играет огромную роль, и они принимют его позицию, верят на слово. Другие же, напротив, выслушают, промолчат, а в душе останутся при своем мнении. И сделают посвоему, настаивая на собственной правоте. Моя же практика показывает, что почти всегда в итоге правыми оказываются именно тренеры.
Суть системы — тренерский авторитет
Мое знакомство с Тарасовым состоялось уже после окончания карьеры игрока — в тренерской школе.
Курс был рассчитан на два года. На втором году нашего обучения Тарасов, поначалу просто сотрудничавший с ВШТ, пришел работать на кафедру хоккея. Вскоре после того, как я окончил Высшую школу тренеров, он там работал уже потоянно. У нас некоторые выпускники со смехом говорили: «Слава Богу, что мы проскочили и видели Тарасова не каждый день». В каком-то смысле они были правы: Анатолий Владимирович спуску не давал никому, поскольку человеком был весьма энергичным. Однако с ним было интересно. Тарасова надо было понять — тогда уж он и воспринимался проще. Вот, например, манера преподавания. Однажды он пришел на занятия, прочитал первую лекцию, дал нам задания и... пропал. Примерно через три недели появился и начал рассказывать то же самое, что и на первой лекции. Через месяц — та же история. Таким образом, одну и ту же лекцию лично я прослушал раза четыре. Скучновато, конечно, но зато хорошо усвоил.
Многим такое обучение не нравилось. Наверное, у него важных и неотложных дел было невпроворот. Он просто забывал, что читал и, думаю, часто приходил в аудиторию, не успев подготовиться. Вместе с тем, многое из его лекций запомнилось — недаром мы их по нескольку раз слушали. Вся система Тарасова строилась на авторитете тренера. Наставник, по его убеждению, постоянно должен находиться в поиске, каждый день придумывать новые упражнения. Конечно же, мы старались перенять его навыки, соответствовать образу. Но хвалил он нас крайне редко. И вправду, чем мы могли его удивить? Какое упражнение придумать? Казалось, поразить его воображение невозможно. Но один раз мне это все же удалось. Я, будучи слушателем школы, заслужил похвалу самого Тарасова! Это случилось на тренировке по атлетизму. У нас в зале была небольшая штанга, так я начал ею эдакое выделывать — как в цирке. Нашел-таки, чем удивить легендарного Тарасова.
Но самое главное, услышать от него согласие с твоим мнением было практически невозможно — если, конечно, он этого сам не хотел. У Тарасова всегда имелись в изобилии запасные, альтернативные варианты. Бывало, даст задание — например, разобрать игру какой-нибудь сборной или пятерки. Проблема интересная, готовишься, думаешь: почему так, а что можно было бы иначе сделать? Начинаешь с ним дискутировать, он прерывает: «Неправильно». Слушатели буквально не знали, что сказать. Однако самое любопытное происходило, когда мы запоминали правильный вариант ответа и в следующий раз, если возникал подобный вопрос, приводили слова самого Тарасова. Но он снова не соглашался!
Тарасов был, конечно, человек чрезвычайно интересный. Его мнение воспринималось безоговорочно, и он буквально довлел над всеми. Только однажды я стал свидетелем того, как на одном из семинаров с ним вышел любопытный казус, связанный с известным тренером Николаем Ивановичем Карповым.
В те времена часто собирались тренерские конференции, семинары, и Анатолий Владимирович всегда в них участвовал, поскольку имел непререкаемый авторитет. И вот однажды он начинает нам читать очередную лекцию, а Карпов сидит и с кем-то что-то тихонечко обсуждает. Анатолий Владимирович остановился и укоризненно заметил: «Николай Иванович, у меня такое впечатление, что вы уже все о хоккее знаете». Ответ Карпова не заставил себя долго ждать: «Да ведь и вы, Анатолий Владимирович, далеко не всезнающий».