Едешь воскресным днем по Ленинградскому шоссе в сторону области, и вдруг глаз цепляют свежие граффити. На бетонном заборе размашистый приговор: «Быстров — …». И далее непечатно. Еще бы, до Химок, где накануне Быстрова освистывали свои же, зенитовские фанаты, рукой подать.
Самая обсуждаемая тема. Даже отъезд Вагнера в Бразилию, даже травма Аршавина, оставившая сборную без лидера, не породили столько дискуссий. А вот возвращение Быстрова на родину не оставило равнодушных. Карпин вроде бы подвел черту под дискуссией: «Пусть у «Зенита» миллионы евро, зато у нас миллионы болельщиков». Но оказалось, что все равно у каждого свое мнение о случившемся.
Звонит в пятницу приятель — по рабочему вопросу. И разговор все равно с первой же фразы поворачивает в другую сторону.
— Понимаешь, я из этого состава только с ним и с Павленко плотно общался. И он мне признается: жена давит, хочет домой; брату надо помогать; родителям; родной город, друзья.
— Ну это же нормально, хотеть домой, разве нет? И если для него футбол — работа, то кто же от более выгодной работы откажется? Да еще и у себя дома, а не в чужом городе.
— Да! Я понимаю. Но ты уйди по-человечески! Не сейчас! Доиграй сезон, а потом уходи — куда хочешь! Тогда к тебе ни одного вопроса. Но ты же ведь уходишь, когда чемпионство реально светит. К врагу!
— Это серьезная претензия. Идеологическая.
— Да. Но он меня спрашивает: а если травма? И тогда мне такой контракт никто уже никогда не предложит. А у меня здесь ничего своего нет, я все эти годы жилье снимаю. Жена уже плешь проела.
Поговорили, попрощались. Так и не прояснилось: в претензии к Быстрову один из самых авторитетных людей в спартаковском движении или нет.
В воскресенье пересеклись с другим приятелем. Тоже болеющим за «Спартак». И тоже много и часто общающимся с Быстровым. Встретились после футбола. Настроение у него было, мягко говоря, не ахти. Чтобы оценить матч с «Рубином», ему хватило одной фразы.
— Быстрова не хватило.
— Понимаю. И претензии твои понимаю: уйди после сезона, никто ничего не скажет. А здесь многие предательство увидят.
— Да какое предательство! Он был не прочь остаться. Ему надо было, чтобы Федун сказал: мы готовы после чемпионата поговорить о новом контракте. Никаких обещаний не просил, никакой конкретики. Только одно было нужно — готовность босса к разговору. А ее не было.
В понедельник «в деле Быстрова» появилась новая претензия. Друг-журналист сказал в радиоэфире:
— Представьте, каково теперь будет другим футболистам «Зенита»! Когда приходит новичок и сразу получает большие деньги, чем они — те, кто все с этой командой уже выиграл.
— Подожди, — говорю. — Мы же ведь не коммунистическое общество строим, где сплошная уравниловка. Мы же ведь позиционируем наш футбол не только как игру, но и как бизнес-процесс? Если кто-то соглашается на предлагаемую зарплату, почему его должно тревожить, сколько получают другие? Если тебя не устраивает твой контракт, ты его и обсуждай.
Вечером звонят коллеги из Питера.
— Мы проводим опрос: прав был с точки зрения морали «Зенит» или нет, выкупив игрока у «Спартака»?
Ну и ну. Формулировка-то какая. Если такая опция в контракте есть, стало быть, любой клуб юридически вправе ей воспользоваться. А мораль-то тут при чем? Вынуждены же мы квартиры покупать по рыночной цене, отличающейся от реальной себестоимости жилья. Рынок — это рынок, а мораль — это мораль. У нас же клубы регистрируются как юридические лица, а не как общества по этике.
Три дня — и столько претензий. И почему-то кажется, это только начало.