Аркадий Афанасьев в «Зените» был знаковой фигурой. И когда играл — а был он, по сути, «бровочником», хотя тогда еще вроде бы и не было такой специализации (причем мог закрыть оба фланга, таких футболистов еще называют двуногими), –и когда завершил карьеру. Он любит и умеет дружить. К нему старые товарищи по той, легендарной чемпионской команде бегут со своими проблемами до сих пор. «Аркаша» помогает всем. Со многими знаком, многое знает.
В редакцию «Спорта» он пришел, когда профессиональный праздник отмечали сотрудники Уголовного розыска. «Приехал на метро, сегодня по городу можно пройти спокойно», — улыбнулся Афанасьев.
Меня взял в «Зенит» Садырин
— Кстати, какие праздники чтили футболисты «Зенита»? Вместе что-нибудь отмечали?
— Самым хорошим праздником был Новый год. Мы, как правило, находились в отпуске. Учились в институте имени Лесгафта, сдавали сессию, имели возможность спокойно отдохнуть. Отмечали также рождение детей. Как правило, после игры.
— Ваши партнеры вспоминают, как в 1984-м в Сочи, где «Зенит» проводил сбор между матчами с «Днепром» и «Торпедо», футболисты хорошо отметили 7 Ноября.
— Я ничего не знаю об этом. Дело в том, что у меня тогда произошла трагедия в семье, Павел Федорович Садырин освободил меня от последних четырех игр.
— Партнеры в тот момент о вас не забывали?
— Нет, конечно. Когда вернулись с выездных матчей, я уже все время был с коллективом. Перед двумя последними матчами я даже сказал Павлу Федоровичу, что готов сыграть.
— Кто по человеческим качествам был вам ближе — Павел Садырин или Юрий Морозов?
– Юрия Андреевича вообще не знал. Даже не знаю почему, но у нас с ним не было никаких контактов. Когда праздновали 50-летие Анатолия Зинченко, подошел к Морозову и спросил: «Юрий Андреевич, как же так получилось? Я четыре года провел в ленинградском «Динамо», вы забрали в «Зенит» всех, кого можно, даже «инвалидов», которые потом нигде не заиграли. Только меня и Канищева не взяли». Он сказал: «Давай о другом поговорим». После ленинградского «Динамо» уехал в Ригу. Там работал Янис Скределис. В моей жизни это второй тренер после Садырина. Все нравилось в «Даугаве». Если бы не позвали в «Зенит», там, может, и остался бы.
— Как Садырин вас вернул в Ленинград?
— Павел Федорович знал меня еще по интернату, который мы заканчивали вместе с Юрием Желудковым. Он нас месяца два тренировал, когда окончил ВШТ. В 1982-м в Риге мы обыграли «Зенит» в товарищеском матче. Потом мне позвонил Желудков и сказал, что Федорыч хочет со мной пообщаться. Садырин сказал: «Морозова забирают в Киев. Я буду главным тренером в «Зените». Хочу видеть тебя в составе».
Дембельский аккорд на Монетном дворе
— Вам довелось и в армии послужить?
— Служил в погранвойсках, сначала в Ленобласти. Потом отправили в командировку на полгода — играть в ленинградском «Динамо» у Анатолия Васильева. Через эту команду прошли Герасимов, Ларионов, Клементьев, Кузнецов, Желудков, Канищев, Дмитриев. Сезон закончился, и в ноябре мы вернулись в часть, что была на улице Калинина. Охраняли порт. Ходил с кинологами с собакой, автомат не давали — только штык-нож. Проверяли ночью документы или караулили у корабля ино странного. Чтоб никто ничего запрещенного не сбросил. Так вот четыре часа отстоишь на Финском заливе при температуре минус 25. Потом опять командировка в «Динамо». Желудкова вскоре в «Зенит» забрал Морозов. Нам должны были дать дембель, но у нас в части был полковник, который не любил спортсменов. Пришлось по его приказу еще на месяц задержаться. Убирали снег в Монетном дворе. Посмотрел, как там полтинники чеканят.
— Какие-то деньги вам платили за выступление в «Динамо»?
— Нет. Мы же проходили срочную службу.
— В те времена «Зенит» считался одной из самых бедных команд в СССР?
— Это на самом деле так было. Если мы получали около тысячи рублей, то в других командах эта цифра доходила до пяти тысяч. Я знал об этом, в частности, от киевского динамовца Алексея Михайличенко, с которым мы вместе играли в олимпийской сборной до тех пор, пока я не разругался с Анатолием Бышовцем. Но тогда об этом говорить было нельзя. Ведь я был коммунистом, Бышовец тоже.
— В партию сами вступали?
— Меня обязали. Сказали, что я должен расти дальше. Я же был сперва комсоргом, вице-капитаном «Зенита», потом парторгом. Приходилось зарплату выдавать, премиальные, ведомости со всех собирать. Плюс «черная книга» — карточные долги и прочие задолженности.
— В те времена деньги не столь были важны. Большое значение имело, мог ли клуб давать игрокам квартиры, машины…
– Машины были как премии. Покупаешь машину по госцене, а потом продаешь покупателям из Азербайджана или Грузии по более высокой. Об этом все уже давно знают. На загранпоездках мы ничего не зарабатывали. Если была возможность провезти с собой икру или водку, так и делали. Все этим занимались, кто ездил за границу. Например, актеры, музыканты. Нельзя ведь съездить за рубеж и ничего оттуда не привезти родным и близким. А вот за провоз валюты можно было получить срок.
— Большие были премиальные в «Зените»?
— За победу платили 65 рублей. Плюс еще что-то могло добавить ЛОМО. Все зависело от соперника. Если это была «Гурия» (Ланчхути), это одно. А если «Спартак» или Киев, могло быть в два раза больше.
— И сколько на круг выходило?
— Если выигрывали три игры за месяц, плюс что-то платил спорткомитет, то выходило где-то полторы тысячи. При самых худших раскладах получалось рублей 600–700. Были еще «халтуры». При подготовке к чемпионату мира останавливали чемпионат СССР. Павел Садырин договаривался о товарищеских матчах. Пригласившая нас команда собирала зрителей, платила нам премиальные. Выходило 200–300 рублей.
— Кто из руководства ЛОМО курировал «Зенит»?
— Заместитель директора Евгений Александрович Вершинский, он заведовал финансовыми делами. У него было прозвище Ковбой, поскольку он всегда ходил в шляпе и ботинках на высоком каблуке. Начиная с 1987 года у нас в клубе были конфликты, которые Евгений Александрович сглаживал. Только не смог никак повлиять на ситуацию с Садыриным. Когда его снимали, я в олимпийской сборной был — кажется, в Италии или Чехословакии. Было организовано большое собрание сначала в спорткомитете, затем на базе. Когда вернулся в Ленинград, мне сообщили, что Садырина сняли.
— Удивились?
— Честно говоря, думал, что компромисс будет найден. Могли ведь и оставить Садырина, а некоторым игрокам пришлось бы искать другие команды. Но, видно, у Павла Федоровича были какие-то трения и с руководством.
— А у вас, значит, с Бышовцем — в олимпийской сборной.
— Честно говоря, я до конца так ничего и не понял. Обыграли мы болгар в отборочном матче. По этому поводу было застолье с баскетболистами, с которыми жили в одном отеле. Потом мне сообщили: «Бышовец просил, чтобы ты за всеми смотрел. Ты самый старший, ты чемпион, коммунист». Я ответил: «А за кем смотреть? Я что, должен смотреть, что там делают эти мужики по два метра ростом, как они пьют с Михайличенко или Брошиным? Мне это не надо». После этого вызовов в сборную уже не получал. Хотя не буду утверждать, что это месть Бышовца. Может, я перестал ему нравиться как игрок.
— В сборной можно было заработать?
— В сборной я за полтора года получил больше, чем в «Зените». Платили за все проведенные игры. В банке спорткомитета открывали счет игрокам, куда переводились деньги.
— Много скопили за игровую карьеру?
— А что у нас можно было тогда накопить? За восемь лет в «Зените» и четыре в «Динамо» я получил только квартиру и «Волгу», которую потом продал. Купил на эти деньги мебель, дубленки всем членам семьи.
Ванна с арбузами
— Существует точка зрения, что если бы «Зенит» в 1984 году выиграл Кубок СССР, то вряд ли бы завоевал золотые медали...
– Кубок я вспоминаю с ностальгией. Мы выигрывали в матче чемпионата 4:1 у минского «Динамо», и судья ни за что показал мне карточку перед финалом Кубка. Если бы я вышел тогда на поле, может, и выиграли бы. Потом я уже слышал, что была дана директива судье: ослабить «Зенит» к финальной игре. У нас нескольких игроков вывели из строя. «Динамо» должно было выиграть Кубок.
— Поражение в финале послужило стимулом в борьбе за чемпионство?
— Не думаю. Хотя Садырин по этому поводу что-то говорил. Но все это... фразы.
— Когда поверили, что можете стать чемпионами?
– Наверное, после матча с тбилисским «Динамо», когда выиграли 3:2. Помню, после матча прилетели в Пулково, поймали такси, шофер говорит: ну вот опять, дескать, проиграли, я радио слушал — при счете 0:2 плюнул. Я ему говорю «Да выиграли, дядя, 3:2!» Таксист: «Тогда везу бесплатно!»
— Какие игры того сезона вспоминаете?
— Очень сложными были первые две игры против «Шахтера» и «Металлиста». Я мог сыграть в полузащите на фланге — и слева, и справа, а Садырин почему-то перевел меня на позицию левого защитника. Ох и тяжело пришлось против Виктора Грачева из «Шахтера»! Взрывной, быстрый парень. Непросто пришлось и в Харькове. Конечно, запомнился матч против киевского «Динамо» 2 мая на стадионе Кирова. У киевлян в составе были одни «сборники». Против меня вышел Анатолий Демьяненко. Переиграл, помню, его и думал: «Почему Лобановский тренер сборной, а не Садырин?» Тогда ведь как было: Лобановский брал в сборную своих, Бесков — своих, Малофеев — своих. А нас никто не брал.
– Так ведь «слава» о вас какая ходила: что режим, дескать, нарушаете, выпить можете...
— Не надо из нас делать злостных выпивох. Была история в Ташкенте. Там жара 40 градусов. Перед матчем сидим, делать нечего. Купили дыни, арбузы, виноград, шампанское – по две бутылки на брата, поскольку после таких игр в Ташкенте организм на жаре теряет жидкость, теряешь до двух килограммов. До установки на игру остается час. Кто спит, кто отдыхает, кто в бридж играет. Вдруг стук в дверь. Заходит Садырин: «У нас игра очень важная, а вы тут в карты режетесь. О, да тут у вас ванна с арбузами! Так. Что собрались делать? Дайте-ка я холодильник открою...» Тогда Желудков, кажется, говорит: «Федорыч, да «порвем» мы этот «Пахтакор», не волнуйтесь!» Садырин махнул рукой: «Ну хорошо. Если выиграете, холодильник не открывать, пока не приду». Мы выиграли — 4:1.
Желудков не тренировал штрафные
— В 1984-м, как вы сказали, у зенитовцев машин не было, по городу пешком передвигались. Проблем с поклонниками не было?
— Узнавали не всех. Леха Степанов был высокий блондин, Брошин тоже светловолосый. Еще Юра Желудков, Дима Баранник привлекали внимание. Когда узнавали их, обращали внимание уже на остальных.
— Как Желудкова не узнать, когда такие голы Дасаеву со штрафного забивал!
— Смешно, но Юру до сих спрашивают: как ты тренировал удары? А я знаю, что он их не тренировал. Это у него с рождения. Дар. Он как бил их 35 лет назад — еще в детской команде — так и сейчас бьет, когда играет за ветеранов.
— Можно ли Желудкова сравнить с кем-то по уровню мастерства? С Аршавиным, например.
— Нет. Аршавин – специалист в другой области. Что Андрей — талант, я говорил еще давно. Его как-то привели 17-летнего поиграть за нашу ветеранскую команду в конце 1990-х. Было видно, что парень заиграет. И в том, что он уехал в Англию, ничего плохого нет. Андрей должен зарабатывать на жизнь. За него никто делать этого не станет.
— Раньше могли бы запретить уезжать?
— Могли бы сказать: «Мы тебя дисквалифицируем, пойдешь на завод». Помню, был случай. Я сбил Олега Ширинбекова, игрока «Торпедо». Так меня вызвали на спортивно-техническую комиссию, начали пропесочивать: «Зачем нанес ему травму?» Я говорю: «Вы что, не видели — я его даже не коснулся?» Владимир Перетурин в передаче «Футбольное обозрение» показал этот эпизод – я пошел в подкат, но не до конца. А Ширинбеков упал, симулировал. Мне показали желтую карточку, а ему за симуляцию — нет. В итоге получил дисквалификацию на две игры. Мне даже сказали: «Еще что-нибудь выкинешь, дисквалифицируем тебя на год». Как тогда зарабатывать на жизнь?
— Почему ушли из «Зенита»?
— В 1990-м меня и еще нескольких игроков просто выгнали. Пришли Слава Мельников, Булавин и заявили: «Гусев (Владислав Гусев, президент «Зенита» в 1990–1993 годах. — «Спорт») сказал, чтобы вы на базе больше не появлялись». Тогда, в августе, тренера «Зенита» Анатолия Конькова отправили в отставку. Когда мы попрощались, он мне много чего интересного рассказал, но это отдельная история. Короче, до декабря получали 300 рублей зарплату, но не тренировались. Саша Канищев помог мне уехать в Щецин, хотел там сразу же подписать контракт. Но поляки сказали, что платить будут траншами. Я перевез в Щецин семью, детей. Однако вскоре и в Польше начались те же проблемы, что и в СССР. В этот момент позвонил Дмитрий Баранник, родственник мой (Афанасьев и Баранник женаты на сестрах. — «Спорт») Я объяснил ему ситуацию, он предложил поехать к нему в Норвегию. Там отыграл до 36 лет. Преподавал еще и физкультуру в местном техникуме два года, поскольку диплом института имени Лесгафта в Норвегии «прокатил». Язык знал. Дети, кстати, до сих пор живут там.
— За 25 лет футбол поменялся?
— А что в нем может поменяться? Мяч такой же круглый, поле зеленое. Хотя нет, мяч стал другим. Сейчас не сыграли бы такими мячами, какие были у нас. И вратарям стало гораздо сложнее. Сейчас, в 50 лет, могу ударить по современному мячу намного сильнее, чем раньше. Мячи стали «радиоуправляемые», намного легче. А тогда мяч в дождь разбухал, становился тяжелым. Помню в Алма-Ате, где разреженный воздух, штрафные бил Пехлеваниди. У него ноги были, как у быка, ударом мог сломать сопернику грудную клетку. Кое-что, конечно, поменялось. Например, раньше нам выдавалась пара бутс на весь сезон. А сейчас у каждого игрока по пять пар. В этом футбол, конечно, шагнул вперед.
P. S. Вниманию читателей! Напоминаем, что ждем ваших рассказов про 1984 год, связанных с «Зенитом» и его игроками. Что вам запомнилось? Встречи, эпизоды, наблюдения — все, что случается в жизни болельщика. Присылайте ваши воспоминания (не очень длинные) на адрес: info@sportsdaily.ru. Авторы лучших рассказов получат призы — футбольные мячи с автографами чемпионов СССР по футболу 1984 года.