Отметил свой юбилей легендарный Давид Ригерт. Человек, для которого нет секретов в тяжелой атлетике, внесенный в Книгу рекордов Гиннесса за свои феноменальные достижения. Ригерт умудрялся побеждать всех и всегда. Как говорили про него тренеры – «Этот сможет все!»
О былом не сожалею
– Как вы пришли в спорт и почему выбрали тяжелую атлетику?
– Впервые соревнования тяжелоатлетов увидел в киножурнале. Люди постарше помнят такие, их показывали перед сеансами в кинотеатрах, пропагандируя спорт и здоровый образ жизни. Понравилось и зацепило! Но в ранней юности занимался легкой атлетикой и боксом. Бегал же на различных сельских и районных спартакиадах на спринтерские дистанции, обгонял всех и вся на уровне перворазрядника. Ту же сотню, бывало, выбегал из 11 секунд. Боксом тоже начал заниматься еще в Казахстане, там, где и родился. В 17 лет заявился на чемпионат района среди взрослых. Все бои выиграл – все нокаутом. У меня в арсенале был простенький прием: хук с правой – обманное движение – соперник раскрывается, и я бью. Так и молотил безграмотных мужиков. Но моя прыткость им явно не пришлась по вкусу, и расплатой за хук стал удар лопатой по лицу в темноте из-за угла… Перебитый нос покончил и с моей боксерской карьерой, и с мечтой о небе, стремлением поступить в летное училище. Служил же я в радиолокационных войсках. Но на мою удачу в спортзале оказалась штанга! Так что серьезно в тяжелую атлетику пришел поздновато – в 19 лет, в спортроте. Правда, занятия совсем скоро стали приносить ощутимый результат, и в 21 год я получил звание мастера спорта, в 23 – мастера спорта международного класса, а в 24 стал заслуженным мастером спорта.
– Свой первый рекорд помните?
– Конечно, он, как первая любовь, не забывается. На чемпионате мира 1970 года я стал бронзовым призером. На нем выступал в категории до 82 кг, а мой лучший результат тогда в рывке был 150 кг. Накануне чемпионата СССР решил попробовать себя в новой весовой категории 84,5 кг и очень скоро рванул это абсолютное мировое тогда достижение – 162 кг! Но своей, обжитой, считаю категорию 90 кг, там и в весовой категории до 100 кг я сумел обновить несколько мировых достижений. К примеру, меня считают шестикратным чемпионом мира. Если бы учитывался каждый вид по отдельности, то было бы в моей копилке раза в два больше мирового золота! Но о былом не сожалею. Сейчас оглянешься – и понимаешь, как быстро проскочили все эти старты, олимпиады, соревнования. Как будто и не было этих четырех десятилетий, а прошло лишь с десяток лет.
В спорте чистого везения не бывает
– Вам – участнику трех Олимпиад – наверное, обидно, что золото одно?
– Когда-то, может, и огорчался по этому поводу, сейчас прошло. Значит, такая моя спортивная судьба. Первая Олимпиада – мюнхенская – особых впечатлений не оставила. Результат – три старта и в итоге «баранка». Мог бы выступить и лучше, но так сложилось. Постоянные успехи вообще расслабляют, а вот поражения как раз и заставляют спортсмена покорять новые вершины. В Монреале все было предельно просто – вышел, рванул «железо», и ты чемпион. Тем более что вес для меня был небольшой, к тому же я подождал, когда остальные окончат свои выступления, и опередил ближайшего конкурента на 20 кг. Может быть, такое случилось бы и на Играх-1972, и 1980-х годов, но, кроме того, что сам пробиваешься, необходима доля везения, чтобы сложилось все удачно. Чтобы как в пословице – на то и щука (соперники), чтобы карась (мозги) не дремал. Провалы были тогда, когда пропадало соперничество. В такой ситуации и пропадает внутренняя осторожность. Она же необходима всегда, в чем я убеждался не раз, будучи и спортсменом, и тренером. Так и по жизни, попадаешь не из-за того, что тупой, а из-за того, что теряешь осторожность. Ведь в спорте чистого везения практически не бывает. Оно, как, впрочем, и невезение, всегда подготовлено. Но предугадать, когда что-то идет не так, можно лишь имея большой опыт. Первый для меня чемпионат мира в 1970 году был у меня всего лишь 12-м стартом в жизни, учитывая школьные соревнования. Даже на Олимпиаде 1972 года у меня еще не было нужного опыта. Ведь кое-кто подходит к олимпийским играм, имея за плечами 6–7 лет профессиональных тренировок. У меня же серьезные профессиональные тренировки начались лишь в 1969 году.
– В олимпийской Москве отказали себе в золоте ради интересов сборной?
– Можно сказать и так. В интересах коллектива я согласился тогда сбросить десять килограммов. У нас в сборной в тот момент было два хороших спортсмена в категории до 90 кг, но ходили слухи, что их не пропустят в призеры на Олимпиаде, были на то причины. Я же пошутил – пропущу. Сказал в шутку, но обратной дороги уже не было. Но это судьба, ни себя, никого вокруг не виню. К тому же на той Олимпиаде в дело вмешался физиологический фактор. Согнал большой вес, а организм не выдержал нагрузок.
– Вас иногда называют «великим олимпийским неудачником»… Не обижает?
– …А еще тренеры говорили: «Этот сможет все!» Мало кто что говорит, рекорды-то устанавливаются не языком. Придумал же это человек с плохим чувством юмора, но я уже давно не обижаюсь. Если человек идет по дороге красивой ровной походкой, его никто практически не замечает, стоит только споткнуться, и понеслось...
Ригерт – это землепашец
– В одних энциклопедиях и справочниках вас именуют «Давид», в других – «Давыд», так как же вас правильно величать?
– Давид – более распространенное имя и для произношения легче, но в свидетельстве о рождении у меня записано Давыд. Фамилия имеет немецкие корни. Мои предки появились в России в 1742 году. Одно плохо – родословную свою полностью точно не знаю. Да и в истории страны, к сожалению, были моменты, когда люди стеснялись и даже боялись своего происхождения. Предков моих называют «исконно русскими немцами», а в Германии таких зовут «русскими». Поди сейчас разберись (улыбается). В Германии мне подарили выпущенную там книгу «Немцы в России». Там прослеживалась и родословная моей семьи, но, к сожалению, нечетко. Кстати, сейчас в Германии практически не встречается фамилия Ригерт, есть Ригер и Райгерт. Но корень по значению близок к словам «боронильщик, землепашец».
– Вы знаете о своих ближайших предках?
– Что касается судьбы моих близких родственников, то знаю, что дед по материнской линии Горн был бароном, офицером, воевал в русско-японскую и дослужился до полковника царской армии. Во время революции добровольно сдал имущество новой власти, служил ей, но потом все же погиб от рук большевиков, без суда и следствия. По линии отца Ригерты были мастеровыми и земледельцами. Наверное, сказалась фамилия. Мой отец был у Горна в кнехтах, так именовались управляющие хозяйством, но кнехты были практически на уровне родственников. Так и получилось – отец женился на хозяйской дочери. Когда я был в Германии, в одном баварском селе, то с удивлением обнаружил, как много вокруг знакомого. Словно я приехал к себе домой. Диалект такой же, на котором говорили в моей семье, чисто бытовые мелочи, процесс приготовления пищи и даже шуточки! Пейзажи такие, словно когда-то я их видел и знаю, куда сейчас повернет речушка. Может, не зря говорят про генетическую память? Но в семье к немецкой культуре особо не приучали. Не до того было в послевоенные годы в Казахстане. И не думаю, что у меня менталитет какой-то немецкий. Как говорят, в каком болоте вырос, так и квакаешь. На воспитание человека огромный отпечаток накладывает окружающая его среда. Неважно кто ты – казах, киргиз, немец или русский, главное, как ты сам относишься к своему делу, к своей работе, к жизни.
Как мастер на заводе
– Тренерской работой вы начали заниматься, еще не окончив карьеру спортсмена. Не хотелось покидать помост?
– Конечно. Я прикипел душой к штанге. Перспектива покинуть большой спорт мне не улыбалась, да и чувствовал в себе возможность и силы подсказать, помочь советом молодым спортсменам. Тренерской же работой стал заниматься в 1970-е, когда еще не совсем «завязал» с выступлением на помосте. И готовил себя к ней целенаправленно. Брал я спортсменов не с нуля, а на уровне первого разряда или кандидата в мастера спорта. Потом мои воспитанники вырастали в мастеров спорта и «международников». В 1985 году мне предложили стать главным тренером сборной СССР, которую я возглавлял до мая 1987 года. Но тот период в тяжелой атлетике был сложным и неоднозначным. Сначала многое прощалось и списывалось, потом, наоборот, стали относиться к тяжелоатлетам с большой долей пристрастия. В 1987 году я положил свою тренерскую папку на стол и полностью, на девять лет, ушел из тяжелой атлетики. Как и многие в те годы, создал свой строительный кооператив. Но как спонсор стал организатором Кубка (мемориала) по тяжелой атлетике имени И.И. Удодова, которого я знал лично и уважал. Теперь эти соревнования стали традиционными. В 1990 году, перед самым развалом СССР, был президентом союзной федерации борьбы на руках (армрестлинг). Поучаствовал в те годы и в организации уже Российской федерации боулинга. Так что приобрел солидный организационный опыт, который потом пригодился мне при создании Академии тяжелой атлетики. С конца 1999-го по начало 2000-го я снова был у руля сборной России, но ушел. Тому была масса причин: от проблем со здоровьем до разных дел, которые на тот момент казались мне более важными. В 1999-м я не так сильно вникал в дела российской и международной тяжелой атлетики. А без этого никак – слишком много здесь тонкостей. Но в 2003-м уже сознательно подготовил себя к тому, чтобы стать главным тренером сборной страны, которой и руковожу уже четыре года.
– Создание уникальной во многих отношениях академии было делом трудным?
– Еще в 1970-х я и мой тренер мечтали о том, чтобы у тяжелоатлетов появился свой специализированный центр подготовки. Таких центров после распада СССР в новой России не было. В середине же 1990-х президентом федерации стал Вячеслав Иванович Клоков, мой друг и единомышленник, много сделавший потом и для открытия этой Академии тяжелой атлетики. В 1996 году Таганрог выделил помещение под ее устройство, а на следующий год мы уже зарегистрировали новое учреждение. Поначалу тяжело было все обустраивать, к тому же грянул дефолт, но выдюжили. В 1999 году академия открыла свои двери перед тяжелоатлетами. Академия действительно уникальна, поскольку создана специально для нужд и занятий штангой тяжелоатлетов: здесь они живут и тренируются. Есть база в Подольске, но она не совсем атлетическая. Сейчас же академия рассчитана на 25 спортсменов – членов сборной страны, которые проводят здесь десять сборов в году. Многие приезжали сюда еще зелеными юнцами, а за эти годы трое тяжелоатлетов успели жениться. Вообще, ни один более-менее талантливый российский штангист мимо академии не проскочит. Я же, как мастер на заводе, уже могу не стоять у станка, а подбирать на него отличные кадры, которые производят качественный и конкурентоспособный по мировым меркам продукт.
– Ваши сыновья пошли по стопам отца?
– Владислав и Денис профессионально занимаются тяжелой атлетикой. Тренируются здесь, в академии, выступают на различных соревнованиях. Но об их спортивном мастерстве говорить не хочу – обвинят в предвзятости. Скажу одно, они близко подошли к уровню мастеров международного класса. То, что я являюсь их личным тренером, на мой взгляд, только им вредит. Потому как не могу уделить им нужного количества времени. Третий сын – Виктор – работает в академии, раньше выступал за молодежную сборную Ростовской области по волейболу.
– Многие спортсмены верят в особую силу талисманов, не чураются суеверий. Ригерт – как спортсмен и как тренер – верит в приметы?
– Талисман и есть для того, чтобы в него верить. Если ты не забыл про него на старте, значит, у тебя ясная голова, а это очень важно. Раньше таким талисманом была тельняшка, но, увы, не сохранил. Можно по-всякому относиться к суевериям. Но я точно знаю, что если за сутки до соревнований дам автограф, то все пойдет не так, как планировалось, обязательно что-то случится. Да еще процедура эта очень сильно отвлекает. Месяцами сидим с ребятами на базе, продумываем с каждым методу выступления и старт, и любая мелочь может оказаться фатальной. Особенно там, где борьба идет как по лезвию ножа. У меня же почти со всеми спортсменами есть тонкая невидимая нить, и если что-то идет не так, чувствую это сразу.