Белобрысый норвежец Патрик Торесен — как истинный скандинав — производит впечатление спокойного парня. И все же в глазах у него, что называется, бегают чертики. Один из лучших игроков прошлого сезона оказался открытым, общительным парнем. И несмотря на то, что от изнурительных тренировок к концу сборов армейцы едва могли доползти до кровати, уделил время корреспонденту «Спорта». Нашим переводчиком любезно согласился стать Михаил Михайлович, сын главного тренера СКА-1946 Михаила Кравеца, который, прожив много лет с отцом в Северной Америке, разговаривал на английском как на родном.
Радулов возникал как будто из-под земли
— Патрик, не грустно было покидать «Салават»?
— Поначалу испытывал смешанные чувства. С одной стороны, мне нравилась команда, с другой — уже два года жил без семьи, которая не хотела переезжать в Уфу. Они просто приезжали и уезжали. Санкт-Петербург — лучший город, куда могли бы приехать мои близкие. Европейский город, есть английская школа. И, разумеется, здесь базируется отличная команда.
— Вашему коллеге Йохану Франссону так и не удалось найти компромисс в этом вопросе. Пришлось вернуться обратно на родину как раз «по семейным обстоятельствам»…
— Прекрасно понимаю его чувства. Сам два года находился без семьи. Думаю, достаточно.
— Если бы Быков остался в Уфе, вы не покинули бы команду?
— Думаю, покинул бы. На семейном совете мы приняли решение перебраться в Питер. Мои родные уже прилетели, и пока домочадцы всем довольны. Надеюсь, так будет все два года моего пребывания в Петербурге.
— Расскажите о своей семье.
— Моей дочке Матильде восемь лет. Сыну Фабиану четыре с половиной года. Моя супруга норвежка. Мы познакомились давно. Мне было лет семнадцать. Не больше. Первый год я играл в Канаде, а она оставалась на родине, поэтому нам было нелегко.
— Вы хотите, чтобы ваш сын стал хоккеистом?
— Пока ему нравится выходить на лед, быть в команде. Но если он захочет стать гольфистом или теннисистом — возражать не стану.
— Вы самый популярный хоккеист в Норвегии?
— Вы правы, я достаточно известен. Просто нас, норвежцев, в мировом хоккее на высшем уровне всего пять — не больше.
— Норвегия гуляла по поводу вашей победы в Кубке Гагарина?
— Нет. Конечно, родные и близкие были безумно рады, но сказать, что горожане устроили народные гулянья, нельзя. Потом, когда приехал на родину по окончании сезона, мы с родными и близкими собрались и отметили это событие в узком кругу.
— В Уфе у вас была великолепная тройка Радулов — Торесен — Григоренко. В чем ваш секрет?
— Трудно сказать. Это какая-то необъяснимая «химия».
— Наверное, нелегко было расставаться с партнерами по звену?
— Вовсе нет. Спокойно отношусь к подобным ситуациям и надеюсь найти в СКА новых партнеров.
— Видимо, и правда противоположности притягиваются. Тот же Саша Радулов — подвижный, импульсивный парень. Вы, как истинный норвежец, производите впечатление человека спокойного, с нордическим характером.
— Да, Саша действительно неуловим: он здесь, он там, он везде. Но всегда мне помогал в Уфе по любым вопросам, где бы ни находился. Возникал рядом, словно из-под земли.
У вас оброс панцирем
— Чем русские люди отличаются от европейцев?
— Когда первый раз приехал в Россию, у меня случился культурный шок. Поразило, что люди старались думать вначале о себе, а потом уже о ком-то другом. Например, стою первым в очереди, а сзади меня стараются вытеснить. В Норвегии люди всегда и во всем помогают друг другу. Они более открыты, что ли. Если ты к ним хорошо относишься, то и они к тебе. В России надо быть пожестче, чтобы тобой не смогли воспользоваться. За время, проведенное здесь, сам немного огрубел, оброс панцирем.
— Сама часто в другой стране попадала в дурацкие ситуации, а вам пришлось столкнуться в России с неприятностями?
— Разные были ситуации. Например, меня поражает: когда стоишь в очереди в банкомат, а человек, стоящий позади тебя, так и жмется ближе — словно хочет подсмотреть что-то. В Норвегии принято держать дистанцию. В России люди не умеют стоять в очереди. Понимаю, вы ждете от меня забавных историй, но мне больше запомнилось, как в Уфе мы помогали детям из малоимущих семей. Мы часто занимались благотворительностью — отдавали деньги, клюшки, коньки, форму. Меня тронули все эти моменты.
— Вы играли в «Эдмонтоне» и «Филадельфии». По окончании этого сезона не было желания вернуться в НХЛ? Ведь вы провели великолепный сезон, став одним из лучших игроков лиги?
— Когда впервые покинул НХЛ и выступал за швейцарский «Лугано», у меня были помыслы вернуться обратно за океан. Но были причины, по которым мне не хотелось возвращаться.
— Какие?
— Меня использовали крайне однобоко. Играл в четвертом, сдерживающем звене и выполнял строго отведенные функции. Но мне хотелось получать больше игрового времени, выходить на лед в большинстве и меньшинстве — в общем, проявлять себя разнообразнее. Ведь хоккеист играет не только ради того, чтобы выступать в классной лиге, но и для того, чтобы получать удовольствие от работы. Мне хотелось не просто находиться в команде, а творить, созидать, проявлять лидерские качества.
— А какие тренеры строже — энхаэловские или русские?
— Не нашел больших отличий. Вячеслав Быков — тренер с европейским взглядом на хоккей. В своей работе он отошел от жесткой советской системы. Вообще сравнивать тренеров трудно — каждый, с кем мне доводилось работать, индивидуален. Могу лишь сказать, что ни о ком у меня не сложилось плохого мнения.
— Кстати, вспомните свою «рокки-вечеринку» в НХЛ.
— Счастливо избежал этого события: и в «Эдмонтоне», и в «Филадельфии» — потому что находился в фарм-клубе. Мне не пришлось устраивать ужин всей команде. Но вообще со мной случались забавные истории. Однажды пришел на стадион в огромных ботинках. Обязан был носить их потому, что меня спонсировала эта фирма. Моя обувь многим ребятам не понравилась. Тогда они выставили ботинки на стол и каждый оставил на них автограф.
Имя третьего ребенка выбью на груди
— Поделитесь впечатлением о работе с новым тренером Милошем Ржигой и команде в целом.
— Как мне показалось, Милош — очень строгий, сильный тренер, который ожидает от игроков полной отдачи, тяжелой работы. Две недели мы очень серьезно поработали, устали и физически, и психологически. Еще хотел бы отметить, что Ржига — справедливый тренер. Наверное, позже смогу сказать больше. Пока мне все нравится.
— Вижу, вы сдружились со шведами: Мортенссоном и Вейнхандлем. А с кем из русских парней близко общаетесь?
— То, что я больше общаюсь с Маттиасом и с Тони, неудивительно. Мы ведь говорим на одном языке. Из русских ребят общаюсь с англоговорящими: Калиной (Дмитрием Калининым. — «Спорт»), Федоровым, Афиногеновым… Я вообще человек общительный, открытый. Сейчас у нас дружный коллектив, надеюсь, в дальнейшем мы еще больше сплотимся.
— У вас на предплечьях рук татуировки с именами детей?
— Да, — Торесен протянул руки вперед. На белоснежной коже даты рождения Фабиана и Матильды. Спрашивать, есть ли на груди портрет любимой женщины, не стала.
— У вас всего две руки. Если родится третий ребенок, где наколку сделаете?
— (Улыбается.) На груди.
— Наверное, имена ваших детей — словно ангелы-хранители. Помогают вам забрасывать шайбы?
— Знаю, что русские игроки очень суеверные. Но у меня не было никаких задних мыслей, когда наносил наколку. Просто хотелось выбить на теле имена самых любимых людей.
— Сейчас команде предстоит несколько дней выходных. А как вы любите проводить досуг?
— Рыбачу. Но больше всего люблю летом играть в гольф.
— И какой самый большой улов?
— Рыба весом пять с половиной килограммов, которую поймал в Норвежском море.
— В России не всегда ловят на удочку. Иногда — на динамит. Такой улов получается — закачаешься…
— Ничего себе рыбалка!
— А кто ваш кумир в гольфе?
— Любимых игроков нет. Мне нравится не смотреть, как играют в гольф, а самому закатывать шары в лунки.