У Ржиги со «Спартаком» была большая взаимная любовь. По крайней мере, так все думали, что она взаимная. Все знали, что чешский тренер стал за короткий срок красно-белым с головы до пят, причем не на словах, а на деле. И поэтому все, кому «Спартак» небезразличен, быстро это почувствовали и выписали Милошу могучий кредит доверия. Кто-то за подобного рода кредиты годами бьется, а у Ржиги как-то естественно получилось — органично, просто в процессе работы.
А затем колесо судьбы совершило свой очередной оборот, и 8 октября 2010 года Милош Ржига перестал быть красно-белым: разочарованное результатом клубное руководство воспользовалось своим законным правом уволить главного виновника, в переводе с хоккейного на русский — главного тренера.
Однако не прошло и недели, как Ржига снова вернулся в КХЛ — теперь уже в роли наставника мытищинского «Атланта». В четверг, 14 октября, чешский специалист подписал с клубом короткий контракт (до конца сезона), а спустя несколько часов приехал, как и обещал, в бар «Шайба», что в Сокольниках. Здесь журналисты «Спорта» вместе с болельщиками «Спартака» вручили ему особо ценный баннер — прощальный, примеченный самим Милошем на спартаковской трибуне уже после отставки. А потом украли у него час личного времени.
Русский музей
— Найдется место, куда новый баннер повесить?
— Обязательно. У меня дома уже такой, знаете, целый русский музей получился — большая русская комната. От «Фратрии» диплом, другие хорошие вещи.
— Знаменитый пряник в виде спартаковского ромбика? Кнут, подаренный болельщиками для управления командой?
— Да-да. Все там. Уже столько русских сувениров скопилось на память! Еще самовары есть, красивые картины, иконы. Много чего.
— Ваша российская карьера насчитывает пять лет…
— Пять лет, причем ровно. Завтра будет пять. 15 октября 2005 года мы открывали Дворец спорта в Мытищах. 15 октября 2010-го я снова приступаю к работе на этом льду. Судьба, да?
— В жизни все идет по спирали. Кто-то скажет, что вы прошли круг жизни. А можно сказать — круг ада.
— Нет, я сделал круг сердца.
— О, здорово. Замечательный образ… Вы так усердно пишете эсэмэски, Милош. Мы вам не мешаем?
— Вы извините меня, пожалуйста. Ко мне приехала жена, она уже неделю в Москве, а я ее почти еще не видел. Разговоры, переговоры, приезжаю поздно, уезжаю рано.
— А тут мы еще со своими вопросами.
— Да, и вы тоже. Но что поделать? Ничего, если я буду немножко смотреть в телефон?
— Мы не против.
— Я очень уважаю вашу работу. И если я обещал приехать, я должен это сделать. Завтра у меня начнется новая жизнь, и я не смогу посидеть вечером с журналистами в баре, как сейчас.
С корабля на корабль
— Наверное, не следует сейчас задавать вам вопросы об «Атланте» — о целях, задачах, перспективах и так далее. Вы ведь все равно ничего не скажете.
— Да, не спрашивайте меня об «Атланте», пожалуйста. Мои ответы будут неинтересными. И не надо думать, что «Атлант» сразу полетит как ракета. Я не бог. Над всем вместе поработать и потерпеть.
— Тем не менее скажите: это назначение — благо для вас?
— В каком смысле?
— Есть, знаете, русская поговорка «с корабля на бал». В вашем же случае никаким балом и не пахнет: вы поменяли один клуб-аутсайдер на другой. Те же проблемы, те же заморочки, как у нас говорят…
— Знаете, неделю назад я был совсем пустой. Я говорил себе: «Милош, все, хватит хоккея! Ты никуда не пойдешь работать». Все эти разговоры, все, что случилось в «Спартаке», как закончилось все… Я был совершенно не настроен на работу. Я сказал себе: «Отдыхай, Милош, беги в отпуск и целый месяц ничего не делай».
И тут пришло предложение из «Атланта». Предложение серьезное, от людей, которых я знаю, от команды, в которой много моих игроков, спартаковских.
И тогда я подумал: почему не попробовать? Почему не двинуться? Я почувствовал, что где-то рядом загорелся новый импульс. Этот импульс дал мне сил и энергии, и я сейчас снова в порядке. Ну, почти.
— Пустой, говорите… Разве может профессионал в начале сезона быть пустым?
— Оказывается, может. Я и сам не ожидал. Психологически я был выпотрошенный, и это новое ощущение.
— Сегодня, в день подписания контракта, у вас было общение с командой?
— Нет. Клуб хотел сделать собрание, но я отказался. Какие слова, зачем разговаривать? У команды был тяжелый выезд, завтра приступаем к работе. Выйдем на лед, клуб скажет: «Ребята, это главный тренер». Я скажу: «Ребята, привет, как дела? Кое-кого я тут знаю, со многими сейчас познакомимся. Собрание окончено, пошли работать». Нам нужно посмотреть друг на друга, почувствовать контакт и начать пахать. Чем раньше все это произойдет, тем лучше для всех нас.
Или Мытищи, или никто
— Мы правильно понимаем: если бы не «Атлант», где все так здорово совпало, другие предложения из КХЛ вы бы не рассматривали?
— Так и есть.
— А если бы вас позвал, условно говоря, «Ак Барс»?
— Я все равно поехал бы домой. Если бы «Ак Барс» или кто-то еще вдруг позвал меня через месяц — тогда да. А сейчас сердце болит.
— В прямом смысле?
— Болит, да.
— Ну так разве это удача, Милош? У вас сердце болит, а тут работы непочатый край…
— Я же сказал: мое сердце получило новый импульс, и оно скоро успокоится, я знаю. Это удача, конечно. И моя жена так сказала: «Это твоя удача, хватай ее! Ты бы сгорел дома. Ты бы сидел и думал с утра до вечера: “Спартак”, “Спартак”, что ты там плохо сделал, почему все так получилось?»
— Супруга права?
— Конечно. Я устал, потому что практически не спал и не кушал все последнее время. Но теперь жизнь пошла заново, и это хорошо. Старая боль уже чуть-чуть отпускает, я чувствую. Но она еще долго будет мне мешать.
— Такова уж тренерская доля…
— Да. Но я всегда думал, что в «Спартаке» будет по-другому. Никогда не предполагал, что мы так плохо со «Спартаком» разойдемся.
— Что значит плохо?
— А, не хочу говорить. Я не буду вести с клубом войну.
— Есть клуб, есть его руководство, а есть болельщики.
— О, болельщики «Спартака» — это вообще… Это… Я не знаю, как сказать. Таких нет нигде. Я их очень люблю.
— Может, вы даже и не думали об этом, но знаете, какое есть ощущение? Ощущение, что «Спартак» начал падать ровно в тот момент, когда Максим Рыбин уехал в Питер. А это было давно…
— Не-е-е-е-т. Ну что вы! Нет. Дело не в Рыбине. Если бы «Спартак» сделал так, как МВД: собрал бы команду, потом добавил хороших игроков, затем на следующий год добавил еще, мы сейчас были бы лидерами КХЛ. «Спартак» был бы очень сильный. Но «Спартак» пошел по другому пути. Мы каждый год отпускали своих игроков в другие команды. Каждый год — десять людей, полкоманды практически. Отпустить игроков легко, а добавить новых — очень сложно. Но я хочу сказать, что в «Спартаке» сейчас хорошие ребята, они пойдут вперед, уверен. Я уверен, что Гашек будет вратарь номер один в лиге, а ребята почувствуют его силу и пойдут вперед. Если не случится многочисленных травм или еще какой-то другой беды, у «Спартака» все будет нормально. Мы очень хорошо поработали.
Плохой и хороший
— Вы отдаете себе отчет в том, что стали в России по-настоящему популярным человеком?
— Да, но я не совсем понимаю, почему так случилось. Меня в России знают больше, чем в Чехии. Вчера у меня была встреча с болельщиками, все они пришли в одинаковых футболках, на них было написано: «Милош, спасибо!». Тридцать человек, и у каждого свои хорошие слова, свой тост. Я тоже взял бокал и сказал: «Ребята, я не знаю, что говорить, извините. Но я вас очень люблю».
— Популярность не купишь в газетном киоске. Можно отлично играть в хоккей, но не быть популярным в народе. У вас же все наоборот: «Спартак» далеко не чемпион, а его бывшего тренера носят на руках. Откуда что взялось, Милош?
— У меня есть только одна версия, которая похожа на правду. Я всегда был честным и откровенным, никому не врал и все говорил в глаза — и друзьям, и недругам. Я не жил на небе и не думал, что я большой человек, а все вокруг — маленькие. Отношения человека с человеком — это больше всех денег.
— Почему же на родине, в Чехии, сложилось по-другому?
— В Чехии я соперник Ружички, а Ружичка дружит со всеми газетами. В чешских газетах всегда так: Ржига плохой, а Ружичка хороший.
— Ну хотя бы раз наоборот было?
— Не было никогда. Про Ружичку в Чехии не пишут ни одного плохого слова. Другое дело, что и Ржига сейчас стал не такой плохой, как раньше. Я стал чуть-чуть хороший. За позапрошлый год меня сильно ругали, за прошлый сильно хвалили. Потом, когда уволили, мне стали сочувствовать. Теперь удивляются, что я получил хорошую работу. Никто не ожидал, что я останусь в России.
— Что, в Чехии так пристально следят за российским хоккеем?
— О да, очень внимательно! В Чехии КХЛ на каждом канале, в каждой газете! С утра до вечера КХЛ! Про Ягра осталось только выяснить, в каких тапочках он в туалет ходит, остальное все знают. Ягр в Чехии — герой каждого дня.
— А Ржига?
— Нет. Я не хочу быть героем.
Кто виноват?
— Скажите, Милош, вы получили в Мытищах хороший, с вашей точки зрения, контракт?
— Хороший. Он поменьше, чем прежний, но там есть много пунктов, которых не было в контракте со «Спартаком». Там есть стимул: иди наверх, а наверху будет все! У этого контракта крыша из золота. Бонусы, бонусы, бонусы…
— Бонусы вас так стимулируют?
— Нет, деньги меня вообще не стимулируют, я о них давно перестал думать. Денежный вопрос в контракте я вообще не хотел изучать. Первый человек в «Атланте» смотрит хоккей внимательнее всех, и он очень большой человек. Если он увидит, что «Атлант» в порядке, он сам придет и все даст.
В общем, контракт в «Атланте» не такой большой, как в «Спартаке», но он правильный по содержанию.
— Вы же опытный человек. Как же со «Спартаком» маху дали?
— Я раньше о таких вещах даже не думал, я был уверен, что всегда можно найти компромисс и разойтись по-человечески. Но вот не вышло. Да, в «Спартаке» я заработал хорошие деньги, это даже не обсуждается. В «Спартаке» я не думал ни о чем, только о хоккее. Я жил в клубе, я был счастливым человеком. Но расставание должно быть другим. Если виноватый я — хорошо. Если виноваты мы — надо делить вину пополам. Я ушел, но и вы чуть-чуть уйдите. Неправильно делать так, что Ржига враг, а вы святые…
Поэтому контракт с «Атлантом» я подписывал как юрист, можно так сказать. Хотя очень не люблю договариваться о деньгах и о многих других вещах.
— Вам вообще не кажется, что контракты в КХЛ слишком хорошие, а российский хоккей не стоит столько, сколько за него дают?
— Согласен. Я скажу, что некоторые люди, которые неважно играют в хоккей, имеют в России такие контракты, что могут ничего больше в жизни не делать.
— Много их в лиге?
— Не буду считать. И я не сказал, что большие контракты — это плохо. КХЛ — новый проект, он только становится на ноги. В проект надо вложить много денег для того, чтобы сделать его привлекательным. Сюда должны приехать звезды, лига должна подняться. Потом, возможно, будет реорганизация. А пока — да: все сюда! Финляндия, Швеция, Чехия, Канада — все в Россию, здесь хороший хоккей и очень хорошие деньги.
Молодым везде у вас дорога
— КХЛ как структура движется в правильном направлении? Что скажете?
— Мой ответ появится в журнале?
— Да.
— Тогда дайте мне хорошо подумать… Сильная лига, большие деньги, хороший пиар. Есть недостатки, но они бывают у всех.
— Какие именно?
— Например, не совсем равные по силам конференции. Или календарь. Мы… Я опять сказал «мы»? Хотел сказать, что «Спартак» второй сезон подряд начинает с четырех игр на выезде. А у других команд — пять матчей дома. Хорошее начало, набранные на старте очки — это очень важно, это гораздо больше, чем просто очки и место в таблице. Это вера в себя, микроклимат и так далее, понимаете, да?
— Что еще?
— Некоторые принятые в КХЛ правила мне нравятся, некоторые нет. Знаете, где больше всего больно? Вот там, где работает положение про двух молодых русских хоккеистов, которые должны играть в каждом клубе. Это пустые позиции. Человек занимает вакансию только потому, что считается молодым. О’кей, все понятно. Но пускай тогда он считается молодым хотя бы три года. Если тренер знает, что все эти три года игрок сможет занимать «дополнительное» место в составе, он будет с ним работать, будет заинтересован в его прогрессе. Сейчас же каждый сезон приходится брать нового молодого, потому что предыдущий уже не подходит по возрасту. В такой системе тренер с молодым работать, скорее всего, не будет, потому что результат нужен сейчас, а не потом. Выходит, два пустых места в каждой команде, да? Двадцать три команды в лиге, сорок шесть вакансий. Очень много. Это правило мне не нравится, но это правило КХЛ, и я его уважаю.
— Все, что вы сказали, важно вне всяких сомнений, но все же это частность. А в целом, Милош, как вам кажется: правильно едем?
— Конечно. В России все с хоккеем в порядке.
Обратная сторона игры
— За пять российских лет вы хорошо узнали темные стороны нашего хоккея?
— Какие стороны?
— Темные. Черные. Подвал, дно, катакомбы — приходилось туда спускаться? Договорняки, разборки, работа с судьями…
— Это не мое дело. Я этой жизни не знаю.
— Но вы знаете, что она есть?
— У меня в России всегда были такие условия, что я должен был заниматься хоккеем. А другие проблемы, наверное, решали другие. Я знаю, что вокруг хоккея крутится много людей, которым кажется, что они здорово понимают в хоккее. Но им это только кажется. Я держусь от них подальше.
— Словом, ваш ответ — нет.
— Мой ответ — нет. Я плохо знаю обратную сторону хоккея и не хочу знакомиться с ней ближе.
— Ну и слава богу. Тогда такой вопрос: все знают про ваши особые отношения с судьями…
— Что за отношения такие?
— Особые в силу темперамента.
— А, ну да, да.
— И про Буланова все знают…
— О боже.
— Но не об этом сейчас речь. Скажите, пожалуйста: каких эпитетов достоин уровень судейства матчей КХЛ с точки зрения профессионального тренера? Как вы его оцениваете?
— Сначала давайте уточним вот что. Я не хочу говорить про судей вообще, в целом. Пусть никто не думает, что я ненавижу судей. Нет, я очень уважаю их работу. Я не против Буланова, у меня нет неприязни к этому человеку. Но мне всегда очень хочется, чтобы судьи тоже понимали, чем занимается в хоккее тренер. Судьи должны знать, что тренер несет на плечах очень тяжелую ношу, он в своей команде отвечает за все. Значит, судьи должны чувствовать свои ошибки. Наверное, это не очень справедливо, когда один человек отсвистел свой матч, ушел в отель, лег на диван и пьет кофе, а другой человек, который видел, что тот, первый, свистел неправильно, пьет валидол и не спит всю ночь.
Каждый может сделать ошибку, у человека есть такое право. Если эта ошибка не специальная, не намеренная, ее можно и нужно простить. Но если она специальная, и я это вижу, мне все равно, какой там стоит судья и как его фамилия.
Берут и режут
— Часто вы видите специальные ошибки, Милош? Когда в одну сторону свистят так, а в другую — эдак?
— Нет, нечасто. Но регулярно. Может, их лучше видно со стороны? Я всегда хочу биться за свою команду и могу тоже быть несправедливым, конечно. Это эмоции. Я могу не увидеть то, что не хочу видеть, и наоборот. Но что касается уровня судейства в целом…
— Вот просто скажите, хорошо у нас судят или плохо?
— Подождите, подождите. Я думаю. Я сейчас сделаю заявление, а потом меня «убьют» в первом же матче… Я бы не сказал, что в России судят плохо, нет. Но уровень судейства должен быть выше, вот так.
— Если бы вы не получили контракт в «Атланте» и завтра уезжали бы в Чехию, легче было бы ответить на этот вопрос?
— Нет. Я тоже подумал бы. Мне не хочется никого оскорблять пустыми словами, понимаете? Но я никак не могу найти правильное русское слово… В такой лиге, как КХЛ, судьи должны быть более профессиональными. Пусть они тоже думают не только про свою работу, хорошо? Пусть они понимают, что такое спортивные эмоции, ладно? Пусть знают, что вокруг люди, а не роботы, и больше думают про хоккей, а не про себя. Да, есть правила, с которыми невозможно спорить, есть удаления, которые всем очевидны. Но очень много в хоккее вещей, которые судья должен оценивать не только головой, но еще и сердцем. А у многих российских судей этого нет.
— Сердца?
— Сердца, да.
— В футболе та же проблема. Есть буква правил, а есть дух — и как между ними лавировать судьям, не знает никто. Неужели и в хоккее дефицит судей, которые хорошо понимают спортивную суть игры?
— Есть всякие. Есть судьи, которые просто берут тебя и сразу начинают резать. Режут, режут и даже не думают о том, что они уже отрезали все. А есть такие, с которыми можно разговаривать нормально. Ты можешь объяснить им свою позицию, они объяснят тебе свою. Это называется диалог.
Мода на симуляцию
— Вам приходится извиняться перед судьями?
— Это бывает. А в Словакии у нас было традиция: всегда клуб перед матчем приглашал судей на ужин. Не после матча, а до, чтобы не получилось, что после побед мы с ними общаемся, а после поражений — нет. И разговаривали мы очень серьезно. В России я с удовольствием говорил бы с судьями, разбирал бы какие-то эпизоды. Но нужно, чтобы обе стороны этого хотели. Тогда будет толк. Я сказал тут одному арбитру, с которым у меня хорошие отношения: мы вдвоем готовим игрока — ты и я…
А еще я хочу сказать: уровень судейства в России растет, это для меня очевидно. Как бы я ни ругался с судьями, они стали работать немножко лучше, я готов это признать. Таких матчей, которые были раньше, когда я только приехал в Россию, сейчас нет. Тогда могли «убить» совсем нагло, в открытую. Тогда были матчи, в которых ты заранее знал, что несколько раз сыграешь три на пять — и результат будет сделан. Сейчас такого нет. С другой стороны, теперь у судей гораздо больше возможностей управлять игрой так, как им кажется удобным и правильным. Потому что изменились правила хоккея. Сейчас человек задел чуть-чуть соперника клюшкой — и все, до свиданья, иди отдыхай ты, а потом пойдет и другой, и третий. Мне не нравится, когда моя команда четырнадцать минут в течение одного периода играет в меньшинстве. Так не бывает в хоккее, понимаете? Не бывает, чтобы одна команда нарушала, а другая нет. Хоккей — это борьба, это контакт, здесь не получится быть святым. У проблемы есть и обратная сторона: игроки потихоньку становятся артистами. Вот скажите: кому-нибудь нравится симуляция в футболе? Нет, правда?
С ней борется ФИФА, у судей есть специальные рекомендации. Игрока совсем немножко толкнут, а он лежит, лежит, лежит. Скорая помощь приехала, носилки тут всякие, тележки… А футболист полежал, потом встал и побежал дальше. Вот это начинает появляться в российском хоккее. Потому что игроки понимают, что можно на ровном месте заработать численное преимущество, а судьи нередко дают симулянтам повод покривляться.
У нас в Чехии так было пять лет назад. Все это делали!
— Что с той поры изменилось?
— Судьи перестали свистеть симулянтам. Игроки снова начали держать борьбу и стали меньше валяться на льду.
Отпусти русского
— Вы, профессиональный тренер, что нового нашли для себя в России? Есть вообще такие находки?
— Я понял одну очень важную вещь. Я и раньше это знал, конечно, но работа в России привела вот к какому твердому выводу: если ты отдаешь себя команде полностью, без остатка, она это обязательно почувствует и отдаст взамен себя. Большие тренеры, например, в НХЛ — они очень жесткие. Там принято считать, что с русскими игроками обязательно нужно быть жестким. Русского нельзя отпускать, потому что, если ты его отпустишь, — он от тебя убежит.
Я понял, что это не так. Игрока можно и нужно отпускать, но тренер обязан найти правильную дистанцию. Тогда игрок сможет развиваться. Он будет от тренера убегать, делать ошибки и снова возвращаться, потому что ему нужно знать, где и почему он ошибся. Вот это я нашел в России: если ты позволишь игроку расти и развиваться, он всегда вернется к тебе и отдаст все, что может.
— Думали до приезда в Россию, что способны на странные, с точки зрения общественной морали, поступки? Что способны лезть на трибуну, например…
— Никогда я такого не думал. Это все эмоции. Я на скамейке, куда мне идти? На лед нельзя, вокруг тесно. Только на трибуну. В футболе же дисквалифицированный тренер может сидеть на трибуне, вот я и решил поступить так же.
— На футбол в России еще сходите?
— Давно не был. Сначала чуть-чуть ходил, а потом время кончилось.
— И за кого теперь будете болеть?
— За «Спартак». Только за «Спартак»! Для меня в футболе есть только один клуб — «Спартак». Других нет. Футбольный «Спартак» — это моя болезнь в России.
— Милош, спасибо вам большое за то, что нашли время поговорить. Знаете, чего хочется вам пожелать, кроме успеха, удачи и так далее? Берегите сердце! Хоккей — хорошая штука, конечно, но здоровье не впишешь в контракт, у него нет трансферной цены…
— А как беречь сердце? Я не умею.