Все сидели, опустив глаза, избегая встречаться взглядом. Никто из журналистов не решался задать вопрос первым. Крамник чуть подался вперед, к микрофону, желая произвести впечатление, что он может отвечать и так, без вопросов, но затем передумал и вновь сел прямо. Ладонью правой руки он запечатал себе рот. Наступила тишина – та, что красноречивее любых слов.
Несколькими минутами ранее российский чемпион остановил часы и протянул сопернику руку в знак сдачи (у шахматистов так принято). Вслед за этим белый король – король Топалова – был, согласно традиции, водружен в центр доски, а его черного визави положили плашмя. Все формальные признаки капитуляции были соблюдены.
ЗаПАКОвали, демоны!
Фактически Крамник проиграл партию еще раньше. На пресс-конференции, которая все же состоялась, Владимир признался: уже к 17-му ходу он вполне мог сдаться. Его признание ни для кого не стало откровением. Мы все видели сами. Трагедия разыгрывалась прямо на наших глазах.
Но эта трагедия была совсем маленькой. Как будто «Гамлета» или «Короля Лира» поставили на сцене кукольного театра. Десять ходов, десять маленьких шажков на расчерченной в клетку доске вместили в себя горе, страдание, гибель. Как в дурном сне: ты смотришь мультипликационный фильм про себя самого; с тебя живьем сдирают кожу и вынимают бьющееся еще сердце, а тебе не больно – почему же тогда ты просыпаешься весь в слезах?
Я не оговорился, назвав число самостоятельных ходов – десять, а не семнадцать. Первые семь ходов, что игроки воспроизвели на доске, всем хорошо известны. Они есть в любом учебнике. Но уже восьмой и девятый ходы белых (вернее, не сами ходы по отдельности, а их сочетание) смотрелись неординарно. Вместо того чтобы развить фигуры, Топалов два раза подряд приподнял пешки, причем не в центре, а по краям. Если бы так сыграл начинающий, его бы окатили помоями. Но Топалов сыграл в манере начинающего явно неспроста. Он что-то готовил, и никто не мог понять, что именно.
Замысел раскрылся на десятом ходу. Топалов снова, вопреки всем канонам, пошел пешкой. Мозаика вмиг сложилась: пешки должны были образовать кольцо. Кольцо сжималось как пальцы душителя. Замысел был дерзок, жесток – и парадоксально корректен.
Позже Топалов открестится от славы первооткрывателя и укажет на истинного автора идеи. Оказывается, план пешечного охвата ему подсказал секундант, испанский гроссмейстер Вальехо. О, добрый знакомый… Помню его еще мальчишкой. Долговязый, худющий, с умными глазами чуть навыкате, он возглавлял юношескую сборную Испании. Уже тогда никто не называл его полным именем – Франциско, но всегда уменьшительным: «Пако». Позже кавычки отпали, Пако стало не только первым, но и единственным его именем. Последний раз видел его не так давно – Пако стоял в Москве, почти на середине Большого Каменного моста, его взгляд блуждал, он явно потерял ориентацию в пространстве незнакомого города – но москвичи лишь вежливо оббегали высоченного и очень худого молоденького иностранца…
Когда-то Вальехо подавал большие надежды, но элитным гроссмейстером так и не стал. А вот творческим шахматистом – стал, и в профессиональной среде его уважают как раз за необычные идеи. Одна из них, как теперь выяснилось, сработала в далекой степной Элисте. И закрепила притязания Топалова в борьбе за титул абсолютного чемпиона мира.
Как Березуцкий под дуду
На 10-м ходу Крамник задумался. Ему следовало поторопиться с контригрой, но дьявол, как всегда, притаился в подробностях. Возможностей была масса, выбрать предстояло одну, а остальные отвергнуть.
Решение Крамника удивило всех. Россиянин предпочел пойти на длинный форсированный вариант, подозрительный настолько, что хотелось зажмуриться, лишь бы не видеть то, что сейчас произойдет. Один за другим соперники делают ходы: Топалов молниеносно (внутренне, наверное, подгоняя удачу), Крамник с большими остановками во времени. И наступает 17-й ход. Который, как и все последующие, уже необязательно было делать.
Так и осталось загадкой, почему Крамник, завороженный, как под дудочку Крысолова, пошел прямо к обрыву и, не задерживаясь, еще дальше. Возникшая на доске позиция была не просто плохой – безнадежной. Два топаловских слона, что твои братья Березуцкие, стояли глубоко на своей половине поля, но держали под тотальным контролем все обозримое пространство. Одного этого хватило бы, чтобы зафиксировать решающий перевес – но в пользу белых были и другие факторы, и в великом множестве! Кони Крамника противостоять неприятельским слонам не могли и вообще ни на что путное не годились. Тяжелые фигуры были не лучше. Про пешки нечего говорить: на ферзевом фланге две из них могли упасть в любой момент, а те, что должны были прикрывать своего короля, не смогли бы прикрыть и кончик пера на его шляпе. Разлад в игрушечном королевстве Крамника был полнейший.
Топалов мог выбирать между ста и одним способом выигрыша. Он выбрал наидлиннейший, то ли в самом деле боясь расплескать свое невероятное преимущество, то ли, наоборот, не желая так скоро расставаться с позицией, смотреть на которую ему было сплошным удовольствием. Еще дюжину ходов болгарин переступал фигурами туда-сюда, ничего не ухудшая, но и не добивая распластанного соперника. Но на 39-м ходу он все-таки ткнул ладьей в незащищенное место. Крамник тут же сдался. Счет стал 5:4 в пользу Топалова; для общей победы в матче ему достаточно набрать полтора очка в оставшихся трех партиях. Мало кто сомневается, что он наберет их раньше.
Нет + нет = да
«Матч закончен?» – не беря во внимание правила приличия, спросил один журналист у Крамника. «У меня еще есть шанс», – ответил Владимир. Тот же вопрос позже задали Топалову. «Веселин, матч закончен?» «Что вы, борьба в самом разгаре».
Но это тот случай, когда минус на минус дает плюс. Оба сказали – нет, что означает: да, матч закончен. Ибо матч на первенство мира по шахматам (подмечено давно и подтверждено многократно) подобен сообщающимся сосудам. Как только один из соперников начинает играть слабее, другой ровно столько же прибавляет в мощи. И наоборот.
Топалов заиграл заметно сильнее, нежели в первой половине матча. И Крамник тут же перестал сопротивляться. Теперь его может спасти только чудо.
Вы верите в чудеса? Лично я доверяю своим глазам. А еще – законам трагической пьесы, пусть даже сыгранной в маленьком кукольном театре. Главный герой должен погибнуть. Второстепенный – необязательно. Еще и на поминках спляшет.