В августе в английском Виндзоре состоялся чемпионат Европы по выездке, на котором наша сборная выступила крайне неудачно. А на пекинскую Олимпиаду, куда российские спортсмены попали впервые за двадцать лет, не удалось представить и трех всадников для участия в командном зачете. О том, почему уже много лет мы проигрываем в виде спорта, где были олимпийскими чемпионами и одними из законодателей мировой моды и в чем особенности этой сложнейшей дисциплины, еженедельник «Спорт» попросил рассказать вице-президента Тракененского конного союза, тренера КСК «Новый век», мастера спорта международного класса Инессу Потураеву…
Заявка с повинной
— Инесса Викторовна, выездка — единственный олимпийский вид, где между собой соревнуются не только люди, но и животные. Людей у нас много, лошадей хватает. Почему же перестали выигрывать?
— У нас, как и везде, провал произошел во время распада Союза. Раньше спортивные лошади были государственные и не могли принадлежать частным лицам.
А потом, когда люди смогли их приобрести, большинство лучших лошадей за бесценок распродавалось заграницу. За $5000 — огромные по тем временам деньги — уходили лошади стоимостью $100–200 тысяч. Самые квалифицированные тренеры уехали. Это и олимпийский чемпион Иван Кизимов, и Анатолий Антикян — тренер Елены Петушковой, олимпийской чемпионки. А многие тренеры вообще перестали работать со спортсменами и дают только частные уроки, потому что из-за странной политики и организационного хаоса не видят смысла тратить силы и время.
— Странная политика чья — руководства федерации?
— Нет, в федерации есть человек, который препятствует попаданию в команду талантливых всадников, искусственно создает ограничения, связанные с допуском на соревнования. Говорит: «Вы еще не доросли, чтобы выступать на таком уровне». И плюс — допускает множество серьезных организационных ошибок. На пекинской Олимпиаде выступали только два всадника — в личном зачете. А на командный людей вообще не смогли набрать. Из-за чисто организационных проблем. На юношеский чемпионат Европы в Голландии международная федерация не допустила нашу команду, потому что вовремя не подали заявку. Хорошо, нам удалось повиниться и договориться с организаторами… У нас уже никто не хочет проводить турнир «Большого приза», потому что набирается всего 15–18 участников. Люди не получают возможности выступать на достаточном количестве международных турниров, чтобы набраться опыта. Поэтому результаты падают. Еще буквально пять лет назад в первую сотню мирового рейтинга входило 12–15 наших всадников, а сейчас два или три. Раньше вопрос допуска к соревнованиям решался на тренерском совете. А теперь все решает один человек, квалификация которого вызывает сомнение.
— И руководство федерации не принимает никаких мер?
— Да, никаких мер пока не принимается. Недовольных этой ситуацией много и на ближайшем президиуме мы, наверное, поднимем этот вопрос.
— А есть кому выступать за сборную?
— У нас тренируется три «сборника»: Лариса Бушина из Барнаула, Афрамеева Марина из Ростова-на-Дону, Саша Нагурская из Москвы. У Виктора Угрюмова (олимпийский чемпион 1980 года в командном зачете — «Спорт») есть сильный всадник — Ксения Морозкина. Я и сама могла бы выступать, но у меня сейчас лошади молодые, им до сборной года два. Талантливых ребят и перспективных лошадей достаточно, но с ними ведь надо кому-то заниматься. До недавнего времени у меня было около шестидесяти голов. Но я вынуждена была сократить их до двадцати, потому что невозможно найти такое количество хороших тренеров и спортсменов. Государственных школ практически не осталось. А в тех, которые еще работают, квалифицированных кадров почти нет. Поэтому на сегодняшний день у нас нет лошадей, готовых достойно представлять страну. Александра Корелова на пекинской Олимпиаде заняла шестое место в личном зачете на Балагуре, но ему уже 19 лет, значит, он выступает последний год. Российская школа выездки всегда была очень сильной. А на сегодняшний день подготовка и всадников, и лошадей оставляет желать лучшего. Но если за дело возьмутся профессионалы, которые, слава богу, еще остались, мы вернем свои позиции.
Овес-то нынче дорог
— Кризис на подготовке «сборников» как-то отразился?
— Конечно, не все могут оплачивать занятия. Поэтому мы даем возможность перспективным всадникам тренироваться бесплатно, на наших лошадях. Полностью оплачиваем и содержание лошади, и подготовку, и залоговые взносы для участия в международных турнирах.
— Сколько нужно времени и средств, чтобы подготовить всадника и лошадь?
— Подготовка в конном спорте — процесс очень тонкий. Как говорят великие всадники, человеческая жизнь слишком коротка, чтобы научиться хорошо ездить на лошади. К нам приезжает известный в мире тренер Раймонд Витагис, который в седле с самого детства. Он говорит: «В 72 года я понял, что теперь могу подготовить лошадь». А в принципе на лошадь нужно 5–7 лет, на всадника 15–20 лет. В финансовом смысле все очень индивидуально. Можно затратить большие деньги и не получить результата. А может просто повезти: ты купишь лошадь за $5000, а она станет «миллионной». По-настоящему дорогое — содержание. Нужны коноводы, врачи, кузнецы, рациональное питание, комфортабельный транспорт для перевозок. В среднем, около 60 000 рублей в месяц. Плюс — экипировка $10000. И это если не ездить на соревнования. Чтобы свозить лошадь на один старт — еще $4000, не считая аренды конюшни и гостиницы. А мы обычно выезжаем за две-три недели до старта, чтобы лошадь могла акклиматизироваться, отдохнуть, набрать форму.
— Государство не помогает?
— Нет. Я была в Арабских Эмиратах на конюшне у шейха Аль Мактума. Там есть конюшни, где стоят арендные лошади. Цены ниже, чем в Москве. А они сено везут из Канады, опилки из Америки. Спросила у него: «Как вы умудряетесь?» Он говорит: «У нас очень большая поддержка от государства. Самое дорогое — вода — бесплатно, коммунальные услуги тоже, налогов мы не платим». А наш комплекс, например, платит за газ, как промышленное предприятие. И получается дорого, учитывая, что мы ничего не производим. Недавно к нам приезжали китайцы. Им выделили под строительство КСК огромную территорию. Но поскольку это чисто затратное дело, им дали райончик под высотное строительство, чтобы можно было компенсировать расходы. А в Германии, если ты строишь частный манеж, государство возвращает 50% затраченных средств. Но, думаю, и у нас все постепенно придет в норму. У государства сейчас период становления, не все же сразу решается. Когда-то и в Германии ничего не было, а сейчас профессиональные конники освобождены от части налогов. Конный спорт во всем мире, в принципе, и держится на частниках, с определенной долей помощи государства.
— Кто сейчас законодатель мод в выездке?
— Голландцы, у них просто фантастические результаты. Они в довольно короткие сроки усовершенствовали свою породу лошадей — KVPN. И всадники у них только свои, доморощенные. Там очень жесткая селекция.
— А наши всадники на какой породе выступают?
— В основном, тракененская, русская верховая. Но в последние годы орловский рысак, наша лучшая порода. Александра Корелова в Пекине выступала как раз на «орловце».
О чем говорят уши
— Почему выездку называют первоосновой и философией конного спорта?
— Первоосновой — потому что все начинается с выездки. Мы учим лошадь понимать человека и сотрудничать с ним. А философией — потому что всадник, работающий с лошадью на профессиональном спортивном уровне, должен иметь высокий интеллект и философский склад ума. У нас человеку нужно усвоить и держать в голове невероятное количество информации. Думать и за себя, и за лошадь, и одновременно с ней. На несколько ходов просчитывать ее поведение, чтобы за доли секунды исправить ошибку и принять правильное решение. Я всем нашим детям говорю: «Если будете плохо учиться, на лошади ездить не сможете».
— Говорят, выбрать лошадь — это целая наука…
— Сначала оценивается чисто визуально: экстерьер и качество аллюров. Лошадь должна быть сложена так, чтобы ей было максимально удобно выполнять элементы выездки. Очень хорошо, когда выпуклый глаз. Значит, больше пространство обзора, и она лучше владеет своим телом. В год я просматриваю около двухсот голов. Выбираю порядка десяти. Потом подключаются ветеринары, и если она полностью здорова, попадает к нам. Но это в лучшем случае одна-две. И вовсе не обязательно, что она покажет высокий результат. Успеха добивается только лошадь с хорошими умственными способностями. Она тоже должна много думать. У них, как у людей: есть те, кто с трудом закончили девятый класс, и те, кто станут академиками. Лошадь, которая сможет усвоить информацию на уровне «академика», покажет результат. Но определить ее интеллект можно не раньше, чем через два года. Изо дня в день работать, учить. Они как дети — раскачиваются, раскачиваются. И либо каждый раз «говорят»: «Ну, что ты там вчера показывала, я не помню». Либо: «Все, я поняла, будем сотрудничать».
— Может быть, поэтому выездку называют «спорт кентавров»…
— Да, всадник и лошадь должны и думать, и дышать практически одновременно. Если у кого-то сбилось дыхание, качественно элемент уже не будет выполнен.
— Правда ли, что у лошадей слабое здоровье?
— Это такие нежные и болезненные животные. Особенно в спорте, потому что здесь нет естественного отбора. Если в природе лошадь заболела, она умерла. Или отстала от табуна и ее съели волки. А у нас малейшее недомогание – сразу принимаются меры. Сейчас даже в самых тяжелых случаях мы делаем операции, и лошадь выздоравливает. Может показаться странным, но лошадиные лекарства более эффективны, чем человеческие. Многие люди их покупают и лечат болезни, которые годами не могли вылечить обычными препаратами.
— Кто-то мне рассказывал, что лошади хитрят…
— Ой, очень (улыбается). Я выступала одновременно на двух конях: Таргиме и Амаретто. Таргим, если я чуть ошибусь, злостно, с довольным видом не делает все дальше, как нужно: «Сама виновата, вот и получай».
А Амаретто весь перекрутится, все выполнит. Ушки поставит: «Вот видишь, какой я у тебя золотой? Ты ошиблась, а я все правильно сделал». Они абсолютно как люди.
— Они злопамятны или умеют прощать?
— Злопамятности как таковой нет. Просто есть лошади, которые боятся человека, если он с ними слишком жестко обращается.
— Говорят, многое можно понять по ушам лошади…
— Да, уши говорят о многом. Если лошадь закладывает их, прижимает, значит или нервничает, или злится на какое-то жесткое требование всадника. Или что-то он делает не так и ей неудобно, некомфортно. Иногда у всадника нога уходит назад, и он щекочет лошадь в области ложных ребер, ей это неприятно. На соревнованиях, на старте по ушам всегда видно — слушает она тебя или нет. Если уши чуть развернуты на всадника, она вся во внимании. А если вперед, значит «говорит»: «Давай, посмотрим: там птички полетели, луна светит».
— Почему они любят подходить к зеркалу? Любуются собой?
— (Улыбается). Нет, вряд ли они понимают, что это их отражение. Если мы выпускаем в манеж жеребца, например, он думает, что это его соперник. И начинает злиться, прыгать на зеркало.
— А зачем зеркало в манеже?
— Это как в балетной школе: чтобы всадник мог видеть осанку свою и лошади. В основном мы полагаемся на собственные чувства и ощущения, но иногда их нужно проверять.
— А чувство юмора у лошади есть?
— Насчет чувства юмора, не могу сказать, а вот ревность — да. Таргим, если я, не дай бог, с яблоком подошла к первому не к нему, возьмет его в рот, но есть не будет. Плюнет им в меня. А другие начнут дверь выбивать: «Ко мне первому идите». Грохот на всю конюшню. В принципе все чувства, свойственные людям, им тоже присущи. Они понимают, когда хозяин расстроен. У меня, бывало, что-то не ладится, зайду вечером в конюшню: полумрак, лошади жуют, хрустят. Мерно так. Этот хруст вообще нервы успокаивает. Сяду в деннике. Конь всегда агрессивный такой, беспокойный, бегает. Наступит на ногу и не заметит.
А тут — чувствует мое настроение, и даже не толкнет. Подойдет и начнет мне волосы на голове перебирать. Жалеет… Знаете, я счастливый человек, потому что работаю не только с людьми, но и с лошадьми.
Опубликовано в еженедельнике «Спорт день за днем» №13 (9-15 декабря 2009 года)
Использование материалов еженедельника «Спорт день за днем» без разрешения редакции запрещено.