Геннадий Гусаров родился семьдесят лет назад, почти сорок лет назад завершил карьеру, но болельщики до сих пор помнят его игру.
Знак судьбы
Гусаров был обстоятелен, логичен. На бегу придумывал и рисовал схему атаки, возводил ее конструкции, укладывал последний кирпичик – бил и забивал. Порядок действий – неизменно продуманный – был разным, но почти всегда эффектным. И – эффективным. Прозвище Инженер идеально подходило к Гусарову не только за выверенность и точность действий, но и еще по одной причине – таковым он был по институтскому диплому МАИ. Неведомо, влияло ли одно на другое, но в этом случае судьба, скорее всего, настойчиво подавала знак, увиденный и услышанный.
Десятилетие карьеры Гусарова делится почти ровно пополам – 5 сезонов и 123 игры в чемпионатах СССР проведены им в «Торпедо», столько же сезонов и 125 матчей – за московское «Динамо». Хотя оба отрезка можно считать равноценно-успешными (в обоих клубах он по разу завоевывал золотые, серебряные медали первенства и Кубок СССР), автозаводский период перевешивает и качеством, и обещанием неограниченных перспектив. За «Торпедо» Гусаров забил 68 голов, будучи динамовцем, чуть ли не втрое меньше – 25. Хотя тому есть оправдание – тренеры бело-голубых отодвигали Гусарова от передовой, постепенно превратив форварда в хавбека. Но и в новом амплуа он был на виду, хотя, рискну предположить, его подлинной стихией была все же атака. Впрочем, истина в этом вопросе скрыта в тумане, как и перспектива, увы, разорванного дуэта Гусарова и его ровесника Стрельцова, из-за трагической истории с последним.
Футбольный диссидент
– Почему вы решили покинуть «Торпедо»? Ведь в чудесной автозаводской команде вы были одним из лидеров…
– Захотел уйти, когда Маслова убрали. Замечательный тренер был… Не давил, играть давал. И результаты были – в 1960-м «Торпедо» выиграло и первенство, и кубок, год спустя – серебро и в кубковом финале проиграло «Шахтеру». В сборной играли шесть торпедовцев! А пошел в «Динамо» потому, что за них еще с сорок пятого года болел – со времени знаменитого английского турне.
– И что ж вы туда так долго «шли»?
– Мог попасть туда и раньше, но Якушин не взял. Знаю я вас, говорит, студентов – филонить начнете, тренировки пропускать…
А вот Маслов, наоборот, к моей учебе с пониманием относился.
Помню, перед матчем с «Динамо» в пятьдесят девятом Виктор Александрович отпустил меня «хвост» сдавать. Без всяких разговоров…
– Сдали экзамен-то? Футболистам, тем более известным, наверное, это труда не составляло…
– Да я особо не афишировал, чем занимаюсь… Помню, преподаватель спросил: «Что так поздно пришел-то?» Я бормочу что-то вроде: тренировки, подготовка. Сегодня вот в «Лужниках» играем… Он очки на лоб поднял, смотрит удивленно: «Так ты футболист?» И смеется: «Ну тогда тебе все можно!»
В общем, и экзамен сдал, и у «Динамо» мы выиграли. Правда, голеностоп повредил и на полгода выбыл из строя. Да нет, никто меня не трогал – сам упал неудачно…
В одном из номеров еженедельника «Футбол» в начале 1963 года появилась небольшая заметка: «…Московская футбольная секция отказала в переходах Л. Островскому, В. Воронину, Г. Гусарову, М. Посуэло, С. Метревели, А. Кавазашвили. Некоторые из них – В. Воронин, М. Посуэло, А. Кавазашвили согласились с решением московской секции и остались в команде. Двое – Г. Гусаров и С. Метревели – опротестовали решение и апеллировали в Федерацию футбола СССР. Особую позицию занял Л. Островский: он ни с кем не считался, никуда не являлся, ничего не опротестовывал, сел в поезд и уехал в Киев…»
Разразился невообразимый скандал: в газетах появились статьи под заголовками «Торпедированное ’’Торпедо’’», «Команда разваливается»… Тут-то футбольное начальство и решило «навести порядок» – кому-то из игроков приказали остаться, кого-то уговорили. Метревели, правда, скоро разрешили перейти в тбилисское «Динамо», ну а нас с Леней Островским притормозили – на целых полгода. Как футбольных диссидентов…
– Вы, кажется, начали сезон 1963-го со второго круга…
– Да, но первый матч – товарищеский – за «Динамо» я провел раньше: с «Ференцварошем» в Будапеште. На стадионе 70 тысяч собралось, перед этим прошел митинг советско-венгерской дружбы, выступала Фурцева, министр культуры… Сама же игра получилась не то что жесткая – жестокая! Мне защитник Орос буквально ногу в спину всадил. К нему ринулся: что, мол, творишь, такой-сякой?
А он вместо ответа ткнул головой мне в лицо. Я его схватил за шею, трясу, весь в крови... Наши подбежали, венгры – Альберт толкается, Витька Царев в стойку встал. Еще немного – и стенка на стенку бы пошли… Тогда меня в первый и в последний раз удалили с поля.
Ответ знает судьба
– Почему вы в сборной так мало сыграли – всего 11 матчей?..
– Не ко мне вопрос. К тренерам и, наверное, к судьбе… В 1958-м со сборной тренировался, но в состав не попал. После того как Стрельцов, Огоньков и Татушин провинились, нас с Островским взяли на чемпионат мира. И Сашу Иванова из «Зенита»… В Швецию-то поехали, но так в запасе и просидели… Там в пяти играх сыграли всего-то тринадцать человек, а замены не разрешались.
Ну а перед самым первенством мира в Чили я сломался. В Кубке Европы поучаствовал – полуфинальная игра с Данией в шестьдесят четвертом стала для меня последней за сборную. В двадцать семь ушел в «отставку»… А что вы хотите? В мое время, когда к тридцати дело шло, тренеры уже с подозрением смотрели, головой качали: что-то ты вроде не в кондиции… Хотя, если Бесков сборную продолжил тренировать, я в ней, может, еще и поиграл бы.
– Но ведь из «Динамо» вроде он вас убрал?
– Да нет, Константин Иванович нормально ко мне относился… А вышло так: после окончания сезона шестьдесят восьмого года, когда мы пятое место заняли, меня вызвали «на ковер». В комнате – Дерюгин, динамовский председатель, Лева Яшин и Бесков. Тренер достает свой талмуд, в котором оценки за игры выставлял, и говорит: «Давай, Гена, посмотрим, как ты играл в этом году…»
Я вспылил: «Вы мне не доверяете? Так и скажите. Тогда я ухожу!» Яшин мне: «Подожди, давай разберемся!» Я уперся: «Нет! Ничего доказывать не стану. Сказал – ухожу!»
– Значит, могли и оставить…
– Наверное. Или это тоже судьба… Как в игре – вроде мяч на ногу удобно лег, и вся «рамка» перед тобой, а бьешь и… мимо!
– Самый памятный матч…
– В шестьдесят первом «Торпедо» в «Лужниках» играло с ленинградским «Адмиралтейцем», и я три мяча из шести забил. Все с пенальти, представляете! Кто судил, не помню, но мяч на «точку» арбитр ставил по делу… Потом уже в «Динамо» я повторил тот рекорд в товарищеском матче с какой-то венгерской командой.
– Где все-таки лучше было – в «Динамо» или в «Торпедо», Геннадий Александрович?
– Ну что за вопрос… И там хорошо, и там. Я до сих пор две команды «поделить» не могу. Так уж отчаянно за них не болею, но лучшей доли, конечно, желаю.
– Не жалеете, что так звание заслуженного мастера вам и не дали?
– Чего жалеть-то? Вот Леву Яшина орденом наградили, когда ему до кончины несколько дней оставалось. Игорю Численко «заслуженного» тоже незадолго до смерти вручили. А мне ничего не дают, может, потому я и жив до сих пор…
Накануне юбилея Геннадию Александровичу Гусарову был вручен Почетный знак заслуженного мастера спорта. Хотя по справедливости полагалось это сделать несколько десятилетий назад. Воистину – лучше поздно, чем никогда...