• Экс нападающий сборной России Сергей Березин: Родиться бы лет на десять позже

    15.09.10 17:09

    Еще лет десять назад они были недосягаемыми светилами. Ими восхищались, ждали на чемпионаты мира. Ругали, когда они не приезжали, гордились, когда добивались успеха там, в НХЛ. Все будто вчера... Но, как выясняется, прошли годы... Кто-то из них доигрывает, кто-то уже отыграл. А есть и те, кто так и не смог реализовать все, на что был способен. И если существовал бы список недооцененных талантов, то воспитанник воскресенского хоккея Сергей Березин находился бы в первых рядах. Он выступал на нескольких чемпионатах мира — во времена, когда каждый из них начинался с надежд, а завершался матом болельщиков. Он играл за «Кельн», «Монреаль», «Финикс», «Чикаго», «Вашингтон», но славу и признание ему принесли пять лет в «Торонто». Аналогичной детройтской там была создана советская семерка (с учетом украинца Христича и казахстанца Антропова), но в отличие от «Красных крыльев» «Кленовые листья» так и не выбрались из статуса «перспективная команда». А Березин — из статуса «перспективный форвард». Он был одним из лучших в своей команде, но одолевшие его травмы не позволили стать лучшим единолично. Коньки на гвоздь Сергей повесил в 32 — возрасте, когда многие игроки только-только раскрываются. С тех пор он ушел из поля зрения. Последнее русскоязычное интервью с ним датировано 2003 годом. Полгода я пытался отыскать координаты бывшего нападающего сборной России. Еще столько же вызванивал его. Результата было два: либо никто не снимал трубку, либо жена хоккеиста говорила (после десятого звонка — смеясь), что муж забыл «трубу» дома. И когда наконец-то на том конце провода услышал мужской голос и на вопрос «Сергей?» был дан утвердительный ответ, я едва не станцевал джагу на рабочем столе.

    Фан-клуб в Германии

    — В вашу бытность игроком НХЛ приходилось слышать мнение, что по манере игры, скорости, нацеленности на ворота, склонности к индивидуализму вы схожи с Павлом Буре. Разделяли эту точку зрения?
    — Такое сравнение, хотя, признаться, я его впервые слышу (смеется), — комплимент. Вместе с Пашей мы играли еще в юношеской сборной. Но он был игроком более высокого класса. И по результатам, и по мастерству, и по всему остальному.

    — В отличие от Буре, ваш путь в НХЛ пролегал через чемпионат Германии. Как занесло на такой вираж?
    — Предлагаете прокатиться «по волнам нашей памяти»? (Улыбается.) Что ж, я не против. Дело было так. Главным тренером в «Химике» — команде, где я начинал свой путь — был Владимир Филиппович Васильев. В 1993 году он подписал контракт с клубом «Кельн Хайе» и, проработав там год, позвал меня к себе. Я не долго думал. С немецким клубом мы оформили двухлетнее соглашение, о чем я впоследствии никогда не жалел. За что Владимиру Филипповичу сильно благодарен.

     

    — Финансовый вопрос сыграл роль в переезде?
    — В том числе. Но и уровень нашего чемпионата в начале 1990-х сильно упал. Я уезжал в 1994 году, а массовый отток лучших ребят из страны случился еще раньше. Однако он не останавливался, а, пусть и в меньших масштабах, продолжался и продолжался. И если сравнивать с советским периодом, класс лиги заметно упал. Финансовый вопрос тоже был немаловажен. Хотелось не просто играть на хорошем уровне, но и зарабатывать.

    — С тех пор выбрали 94-й в качестве игрового номера?
    — Именно. В России я играл под «семнашкой». В «Кельне» она была занята. Взял 94-й. Символически — большие перемены в жизни.

    — Говорят, у вас там даже фан-клуб появился...
    — И не один (улыбается).

    — А сколько?
    — Точно не знаю. Но в два или даже в три меня приглашали. Когда я переехал в Торонто, они много раз летали на матчи «Мэйпл Ливз» поболеть за меня персонально. У нас сложились очень добрые отношения.

    — А когда он появился — имею в виду фан-клуб?
    — После моего первого сезона в «Кельне». Дебютный год в бундеслиге вышел удачным. Мы стали чемпионами страны, да и личная статистика была неплохой (38 голов, 19 передач в 43 матчах — «Спорт»). У меня вообще со многими людьми в Германии сложились теплые отношения. Даже не знаю почему. Я ведь и языка-то поначалу толком не знал. Старался, но овладел им только через год. Но воспоминания от тех лет прекрасные. Уже во время следующего сезона запросто общался с работниками стадиона и болельщиками. Словом, всегда с радостью вспоминаю этот период своей жизни.

    — А как партнеры по «Торонто» отнеслись к такой любви немцев?
    — О, это был целый спектакль! (Смеется.) Когда их пускали на тренировки, они по немецкой традиции всюду развешивали плакаты, майки. В НХЛ подобное не принято. Но им все нипочем было. Кричали «Березин! Березин!» с характерным немецким акцентом. Одноклубники подкалывали в основном. Кто-то завидовал, кто-то пальцем показывал. Люди разные, и реакции разные.

    Тянет в сборную

    — На карандаш тренерам сборной вы попали, будучи игроком «Химика» или «Кельна»?
    — На свою первую Олимпиаду поехал из России.

    — В НХЛ тогда еще не звали?
    — Как раз после той Олимпиады в Альбервилле меня и задрафтовало «Торонто» (в десятом раунде под общим 256-м номером. — «Спорт»).

    — Но мыслей рвануть через океан тогда еще не возникало...
    — Потому что от Владимира Филипповича поступило предложение уехать в Германию. Я считал это шагом вперед. К тому же ехал не к чужому человеку. С Васильевым мне было интересно работать. И его человеческие качества я очень уважал.

    — После чемпионата мира 1998 года у вас со сборной не сложилось. Почему?
    — Не звали.

    — Несмотря на то что играли очень хорошо...
    — На зов сборной я всегда откликался с удовольствием. До сих пор переживаю за нее. Но если тренеры не находили мне место, не напрашиваться же... Поэтому приходится лишь констатировать. Не могу же я отвечать за других.

    — Жалеете, что так сложилось?
    — Не то что сожалею... Просто, когда смотрю на наших ребят во время чемпионатов мира или Олимпиад, внутри все тянет туда, к ним. Я участвовал в четырех чемпионатах мира и Олимпиаде. Выиграть ничего не удалось, хотя старались. Обидно... Когда ты что-то выигрываешь с командой, тем более с первой командой страны, — это отлично. Ради этого мы и жили в хоккее.

    На Сафронова не в обиде

    — А как в вас изначально зародилась любовь именно к этому виду спорта? Воскресенск — город с традициями. Может, вдохновил кто-то? Тот же Каменский...
    — Валера — большой мастер. Впрочем, как и Саша Черных, Андрей Ломакин... Всех перечислять слишком долго. Город подарил мировому хоккею массу замечательных игроков. Но больше всех с детства мне нравился Дима Квартальнов. Хотелось хотя бы приблизиться к их уровню. Вот и пахал, пахал и пахал...

    — В ЦСКА, как большинство игроков 1980-х, не стремились?
    — Нет. Я — воскресенский. В этом городе родился, впервые пошел на хоккей, вышел на лед. Соответственно, из российских команд мне хотелось выступать только за «Химик».

    — Стиль игры в НХЛ, судя по показанным в первый сезон результатам (25 голов, 16 передач в 73 матчах. — «Спорт») вас не сильно удивил...
    — Время на адаптацию нужно всегда. Многое зависит от команды и тренера, к которому попал, от того, сколько времени ты получаешь на льду, и от того, какие у команды цели. В первый сезон было тяжело из-за того, что команда не попала в плей-офф. Начались обмены. Все думал: поменяют или нет... Если бы не дебют, то, безусловно, воспринял бы все это иначе. Ведь это реалии хоккея: у любой удачи и неудачи есть свои причины.

    — После перехода в «Финикс» на одной из тренировок вас не пожалел пробивавшийся в состав Кирилл Сафронов, применивший жесткий силовой прием, из-за чего вы пропустили часть сезона. Существуют ли на льду НХЛ поблажки соотечественникам или, наоборот, стремление встретить его как можно жестче?
    — Тот эпизод с Кириллом случился на «предсезонке». Это был мой первый трейд из «Торонто», я шикарно подготовился к сезону. Чувствовал себя отлично. Но из-за такой глупости пришлось пропустить начало сезона. Конечно, вышло случайно, но было обидно. Сафронов неудачно подкатился и вынес мне колено. Но я не думаю, что это показатель. Взаимоотношения соотечественников на льду НХЛ отчасти зависят от личных симпатий и антипатий. Лично я никогда ни к кому вражды не питал, соответственно и с особой жесткостью никого не бил. Просто выходил и старался действовать как можно лучше. И мне неважно было, кто облачен в форму противника — русский, канадец, финн или гондурасец. Ты просто делаешь свое дело.

    — То есть драться или активно толкаться с земляками не приходилось?
    — Драться — точно нет. А толкотня... Наверняка была. Русских в НХЛ тогда было побольше. И, хочешь не хочешь, на площадке с ними встречаешься. Соответственно, кого-то пихнешь, кого-то ударишь. Особенно в плей-офф, где игра не на жизнь ведется.

    — С чем была связана ваша кочевая жизнь после «Торонто»? Вроде неплохо играли за «Чикаго», «Вашингтон», но обмены продолжались...
    — Из «Блэкхоукс» меня обменял Майк Смит (бывший генеральный менеджер «Черных ястребов». — «Спорт»). Он позвонил в канун дедлайна. Я как раз на тренировку ехал. Говорит: «Мы не попадаем в плей-офф. Если хочешь, могу тебя отправить в «Вашингтон». Это шанс выиграть Кубок». У «Кэпиталс» в тот момент была неплохая команда — Ягр, Ланг, Колциг. Я с ходу отвечаю: «Конечно!» — «А вернуться ты сможешь следующим летом. Я устрою», — пообещал он. Через год у меня заканчивался контракт. Но не сложилось: в последней игре сезона за «Кэпиталс» схлопотал травму — вылетело плечо.

    — И вы неожиданно вернулись в Россию, причем в тот момент, когда возвращались единицы. Тяжело далось решение?
    — Тяжело находиться в той ситуации, в которой оказался я — быть свободным агентом с серьезной травмой и пытаться подписать достойный контракт. Так что решение далось тяжело во всех смыслах. Во-первых — переезд, во-вторых — здоровье.

    — А Германия? Не думали вернуться?
    — Думал. Более того, из «Кельна» звонили, звали. Но знаете... Слова, может, прозвучат пафосно, и тем не менее: родина есть родина. Может, внутреннее предчувствие, что играть осталось недолго... Хотелось выступить перед родным болельщиком.

    Таким, как я и Буре, в НХЛ «выносят» колени и плечи

    — Почему именно ЦСКА?
    — Ой, столько лет прошло, сейчас и не скажу наверняка. Скорее всего, все стандартно — интерес и хорошее предложение.

    — После продолжительного отсутствия как восприняли российский хоккей и быт?
    — Если скажу, что впечатления были приятными, совру. Условия совершенно иные. Человеку, который хоть чуть-чуть поварился в энхаэловском котле — причем не только игровом, но и закулисном, — объяснять ничего не надо. Это совершенно иная атмосфера, другое отношение. Я вот пытаюсь выдавить из себя подходящие для описания слова, но не нахожу. Это надо видеть. А лучше — прочувствовать, пропустить через себя. В НХЛ делается все для комфорта игрока. В России я этого не заметил. Может, потому, что недолго выступал (улыбается).

    — Почему не заладилось в Москве?
    — Здоровье было не то. Вот и не заладилось.

    — Одно из другого вытекает?
    — Если бы пошло, можно было бы подлечиться. Но что сейчас ворошить? Жалеть, по крайней мере сейчас, не приходится.

    — Тут напрашивается еще одна параллель с Буре — скоростные технари в НХЛ быстро завершают карьеру. Есть взаимосвязь?
    — Скорее всего, так и есть. Хоккеисты такого плана получают больше травм, ибо бьют их чаще и сильнее. Иначе какому-нибудь трехметровому верзиле их не тормознуть. В первую очередь страдают колени и плечи. Я до сих пор ими маюсь. Хотя я всегда работал над собой — и в атлетическом, и в физическом плане.

    — Тяжело далось осознание того, что карьера закончена?
    — Тут помог характер. Я человек такой, что, приняв решение, забываю про него. И привычки жалеть о содеянном не имею. Безусловно, период окончания карьеры тяжел для любого спортсмена. Как минимум переиначивается вся жизненная система. Тело просится на тренировку, а мозг его останавливает: идти некуда. В сентябре тело рвется в бой, а ты не у дел. Вот так и живешь в противоречиях с собой. Но я сильно не жаловался.

    — Тело до сих пор просится на пло­щадку?
    — Когда смотрю хоккей — да. Особенно во время матчей за Кубок Стэнли. Хочется вновь окунуться в эту атмосферу. Тем более когда видишь, насколько поменялись с тех пор правила. Тогда и руками хватали, и клюшку между ног пихали. Сейчас, в сравнении с нашими временами, никого не трогают вообще. Иногда смотришь и думаешь: родиться бы лет на десять позже (улыбается).

    С 2003 года без России

    — Чему сейчас себя посвящаете в деловом плане?
    — Бизнесу. Пытаюсь прокормить семью.

    — Если не секрет, каким?
    — У меня много чего — в финансовой сфере, сфере недвижимости, автомобилей. Интересует все.

    — Кризис сильно ударил по бизнес-системе Сергея Березина?
    — Естественно. Я же часть мира. А кризис — мировой (смеется). Но ничего. Выживаем помаленьку.

    — Пока готовился к интервью, нашел в Интернете такой пост: карьера Березина пошла под откос из-за того, что больше внимания он уделял бизнесу, а не хоккею.
    — Бред! Да, бизнес имелся еще во время игровой карьеры. Но у меня были хорошие партнеры, помогавшие руководить процессом. Так что дела совершенно не мешали. И уж тем более это не сказывалось на игре.

    — В российский хоккей не зовут?
    — Пока глухо.

    — Часто на родине бываете?
    — Не бываю.

    — Вообще?
    — Со времен выступления за ЦСКА. Тем не менее за КХЛ слежу внимательно и с удовольствием.

    — И как вам новая лига?
    — Не варясь во внутренней кухне, судить тяжело. Со стороны выглядит достойно. Качественно. Я часто смотрю матчи. Можно сказать, завсегдатай сайта КХЛ.


    Читайте «Спорт день за днём» в
    Подпишитесь на рассылку лучших материалов «Спорт день за днём»