Двукратный олимпийский чемпион о плавании, телевидении и спортивных чиновниках.
Он был одним из самых неординарных пловцов в истории российского плавания. Из-за него собиралась специальная комиссия, которая вносила изменения в правила. Было ясно, что Денис Панкратов, мягко говоря, не пропадет после окончания карьеры, и это оказалось верно. Теперь он один из сильнейших комментаторов страны, который о любом виде спорта может рассказать крайне интересно. Ведет несколько программ, где можно узнать все о спорте, даже был чиновником, но, видимо, его карьера государственного человека подошла к концу.
Точной даты ухода не было
С: Несмотря на то что вы двукратный олимпийский чемпион, познали вкус побед, ушли из спорта вы очень легко.
Дело в том, что даже не знаю, когда именно ушел. Работать на телевидении стал еще в тот момент, когда выступал на соревнованиях. Наверное, чемпионат мира в Москве в 2002 году – последние мои соревнования. Это был удивительный турнир: я комментировал и был спортсменом.
С: Надеюсь, не одновременно?
Почти. Утром я проплыл на своей дистанции и занял место в третьем десятке, а вечером уже сидел в студии и рассказывал о финалах.
С: Какое место вы заняли?
26-е. Это было отвратительно. Самое низкое место за всю карьеру. Но к тому моменту я уже долго не тренировался. Просто в федерации решили, что ветераны им не нужны, а потом меня вернули. Я узнал, что буду выступать на чемпионате мира, за четыре дня до стартов. И, конечно, мое 26-е место было совершенно иначе истолковано, хотя я месяц не тренировался.
С: Почему вы вообще ушли на телевидение?
В конце 90-х спорт не приносил никаких денег, и надо было на что-то жить. К 2000 году у меня было три предложения уехать за границу, тренировать, но к этому моменту уже пригласили в Москву на телевидение. Деньги были абсолютно одинаковые, и я предпочел поехать в столицу.
С: Странно, ведь подавляющее число спортсменов выбрало бы тренерскую работу.
Но я прекрасно понимал, что если не сложится на телевидении, то я в любой момент могу поехать тренировать. При этом отдавал себе отчет в том, что из-за границы рано или поздно придется возвращаться. Плюс за рубежом совершенно другая система подготовки спортсменов, а со своими знаниями, со своим мнением мы там можем не прижиться. Совсем не хотелось экспериментировать. И пусть за границу звали не совсем чужие люди, в Москве меня больше подкупило отношение руководства. А еще я очень наелся спортом – захотелось чего-то другого.
Мне все прощалось
С: А не было спортивной ломки? Вот вы привыкли постоянно тренироваться, вы хотели плавать, а уже все позади, все прошло?
Так к тому времени я уже практически и не тренировался, так что всего этого избежал. Но были иные сложности. Ты попадаешь в другой мир, с абсолютно иной системой координат, ценностями, новыми взаимоотношениями. Тут же совершенно другой уровень общения, разные границы допустимого.
С: Например.
Да тут говорят лучше. Любой студент обладал большим запасом слов, у нас же все в этом смысле ограничено спортивным сленгом. В плавании вообще любое слово на вес золота, а на телевидении словарный поток объемный. Я просто никак не мог понять иногда: тебя похвалили или тебя поддели. Вообще в спортивной раздевалке многое решается кулаком, а тут это не принято. Была еще одна проблема. Некоторые просто упивались тем, что в спортивном мире я был бог, а тут – никто.
С: Сколько понадобилось, чтобы вы ко всему привыкли?
Год-два. Думаю, что все окончательно закончилось в 2002 году, во время Олимпиады в Солт-Лейк-Сити, когда прожженные комментаторы растворились во время соревнований, а я просто понимал, что это за соревнования и был одним из самых востребованных.
С: Вам приходилось применять кулаки в новой жизни?
Если честно, то пару раз пришлось. Это из-за неуважения людей ко мне. Но отмечу, что иного выхода не было. В спорте эти ситуации решились бы гораздо раньше.
С: А что было лучше, чем в спорте?
Просто жить стало легче. В спорте победитель один, а тут его очень сложно определить, здесь нет чемпионов. С одной стороны, это не очень хорошо, ты не можешь понять объективную оценку труда, но с другой – в случае неудачи это не так бросается в глаза. Можно затеряться и в таком состоянии прожить очень долго.
С: В свое время вы на отборе в секцию не проплыли половину бассейна, а, значит, тренер вас мог отчислить, но он дал второй шанс. На телевидении был второй шанс?
Конечно. Я вообще был любимчиком начальства. Анна Дмитриева и Алексей Бурков позволяли мне практически все. Начнем с того, что первые полгода я вообще ничего не делал, будучи принятым в штат. Приходил только за зарплатой. Первые эфиры мои были далеки от совершенства, но мне и это прощалось. Были и другие вещи, которые бы моим коллегам просто не сошли с рук. Например, опоздания на трансляцию, абсолютная неготовность к ней, придумывание проектов, которые требуют затрат, но ничего не приносят. Мне все это сходило с рук. Сейчас-то я понимаю, что это было отношение не ко мне лично, а к двукратному олимпийскому чемпиону, который был нужен к Олимпиаде.
Главное для меня плавание
С: Неужели бассейн не снился? Вы столько времени отдали плаванию.
Ха, бассейн снится только в кошмарном сне. Это когда тебе тяжело, ты еле плывешь, крики тренера. Победы не снятся. Кстати, вот прошло восемь лет после того, как я завершил спортивную карьеру, и бассейн начал сниться только сейчас. Повторюсь, это кошмарные сны. Один раз я, правда, побеждал, но на Олимпиаде 1916 года. Короче, ностальгии по плаванию у меня не было.
С: Многие едут в отпуск, чтобы вернуть вкус к спорту.
Можно доплавать до какого-нибудь позора. Мой уход – нечто среднее. Я и добился многого, и закончил весьма неважно. Хотя за год до ухода я ездил на Кубок мира за счет организаторов и умудрился выиграть турнир. Но все это было уже не то. Да, меня хвалили за седьмое место на чемпионате мира 2001 года, но это же всего лишь седьмое место.
С: В свое время начальство натерпелось от вас, вы никогда не молчали, если происходили несправедливые вещи, всегда высказывали свое мнение в прессе. Тем удивительней, что вы стали вице-президентом федерации плавания. Теперь всегда на стороне спортсменов?
Вы зря думаете, что меня в федерации не любили. Что вы, ко мне прекрасно относились.
С: Но в важных ситуациях не защитили. Например, когда практически отстранили от тренировок.
Стоп-стоп. Я, например, федерацию понимаю. В 2002 году мне было 27 лет, я уже плохо тренировался, но еще обыгрывал своих конкурентов на российском уровне. И у федерации была проблема. Да, я сильнее, но ведь через два-четыре года должны будут плыть именно эти ребята, которые сейчас на вторых ролях. Плюс я был совершенно неуправляем, с понтами. Тот, кто мог сказать, что тренеры не дотягивают до уровня сборной. Зачем такой человек нужен в команде? Он ее развалит.
С: Вы это сейчас понимаете?
И тогда понимал. И наслаждался ситуацией, при которой я всех загнал в тупик. У федерации было два пути: взять меня в команду к молодым или не дать выступить, пойдя на конфликт. В итоге федерация пошла по третьему пути. Мне не дали тренироваться, но заявили на чемпионат мира. В идиотской ситуации оказался я, так как был не готов к турниру. В итоге провалился и растерял авторитет в команде. Все получилось очень хорошо для сборной и федерации.
С: Так вы сейчас чаще всего чью сторону занимаете?
Здравого смысла. У спортсменов и федерации совершенно разные задачи, но я стараюсь быть объективным. Я вообще выполняю роль третейского судьи.
С: Просто хочется получить ответ на вопрос, из-за которого у нас в спорте и возникает большинство конфликтов. Кто важней: спортсмен или федерация?
Главное – вид спорта, в моем случае – плавание. Как и большинству обывателей, мне плевать на какого-то конкретного спортсмена. То, что он мог заработать, – он получил. Практически нет недооцененных спортсменов, недооцененных героев. Все получили то, что заслужили. Но мне также плевать и на руководство федерации. Сегодня ты главный, а завтра другой. Общий вопрос один: что вы делаете для того, чтобы вид спорта существовал?
Недоволен своей работой
С: Вы ведь еще и государственный чиновник.
Сейчас я нахожусь в кадровом запасе.
С: Что вы делали? Как можно результаты вашей работы пощупать руками?
Никак. Я два года был директором департамента спорта высших достижений в министерстве спорта и туризма. Но вот уже месяц этого департамента не существует. В течение двух месяцев мне либо предложат новую должность, либо сократят.
С: Вы как думаете?
Мне все равно. Хорошо, если бы мои знания и опыт были востребованными. Но если нет – еще лучше.
С: Ой.
Государственная служба – это низкооплачиваемый труд, который может изменить ситуацию в том случае, если к тебе прислушиваются.
С: Не справились с нашей бюрократией?
Мне просто не удалось доказать правильность своих идей. К сожалению, у наших чиновников нет гарантии того, что они пришли надолго, а потом им воздастся за дела. Большую часть своих усилий они тратят на то, чтобы не потерять нынешнее место или уйти на повышение. И пока они решают эти задачи, у них не хватает времени заниматься конкретными проблемами. Мое присутствие в министерстве принесло больше вреда, так как я не сумел убедить никого в своих идеях. Может быть, у другого получится.
С: Какую вашу идею в министерстве спорта не восприняли?
Мы просто должны определиться, куда мы идем. Не секрет, что своих главных успехов в спорте мы добились при СССР, когда у нас были определенные взаимоотношения с федерациями, советская система подготовки спортсменов и прочие дела. Но при этом мы уже 20 лет живем в другой стране и нам в спорт вбрасываются западные идеи. Но на Западе к своим принципам пришли за много лет, а мы хотим все изменить сразу. Там все это пришло опытным путем, а мы планируем перенять опыт с помощью насаждения. Получается, что сейчас мы не можем работать по советским стандартам, но еще и неспособны работать по западным. Опять мы раскорячились. И из-за этого все наши проблемы. Я пытался понять, куда мы идем: в светлое прошлое или в будущее? Какая у нас будет система: советская, китайская или английская и французская? В зависимости от этого надо менять законодательство, отношения. Вот я так и не получил ответа на этот вопрос. И половина законов у нас работают по советской системе, а половина – по западной. И они не соприкасаются друг с другом.
С: Можно пример?
Пожалуйста. У нас есть Закон о спорте и Закон об общественных организациях. И по какому закону работать с федерациями? Если по первому, то мы должны прижимать спортивные организации к ногтю и требовать, требовать, требовать. Но если по второму, то федерации никому вообще ничего не должны.
Мои конкуренты – в психбольнице
С: У вас хотя бы мигалка на автомобиле была во время государственной службы?
Нет.
С: А хотелось?
Нет.
С: Но хотя бы заработали что-то?
Я еще раз говорю, моя зарплата на телевидении в разы больше, чем на государственной службе. При этом я сидел в министерстве с восьми утра до полуночи. Два года почти не видел семью. И считаю, что мне ничего не удалось сделать.
С: Сколько сейчас проплываете для себя?
Я вообще не захожу в бассейн! Смысла нет. Да, надо поддерживать физическую форму, но для меня плавание – это мука. Вес я не потеряю, но обострятся другие болячки. За все это время я только один раз участвовал в VIP-заплыве, но из-за того, что в нем участвовал Владимир Сальников. Я пришел в сборную через два года после того, как он ушел оттуда. И, конечно, мне хотелось с ним проплыть.
С: Выиграли?
У Сальникова – да.
С: Вы стали богатым за время спортивной карьеры?
Нет. Я умел лихо тратить деньги, не откладывая на будущее.
С: Самая безумная трата?
Во время кризиса 1998 года мой медовый месяц с супругой обошелся мне почти в 17 тысяч долларов. Мы ездили по Европе.
С: Пловцы странные люди? Можете вспомнить самого оригинального?
Да пловцы ненормальные.
С: Вот хоккеист Рэй Эмери тараканов ел на спор.
Если все это знали, значит у него лишь рекламные мотивы. Это для денег. Теперь все знают, где играет Рэй Эмери, так как он ел тараканов. Вот если бы он ел их втайне от всех, то это была бы клиника.
С: Неужели у пловцов не было таких?
Были, были, конечно. Сейчас два моих конкурента лежат в психиатрической больнице. И это, я скажу вам, лучшее доказательство того, какие нравы в плавании.
С: Вы знаете, кто в этом году покинул футбольную премьер-лигу?
Понятия не имею. Мне это совсем не интересно.
С: Поддерживаете запрет федерации плавания на использование костюмов?
Двумя руками. Понятие о рекорде мира стерлось. Он обновлялся на протяжении каждого соревнования неоднократно. Кроме того, в плавании появилось расслоение. У кого-то есть деньги на костюмы, а у кого-то нет. Побеждали те, кто мог позволить себе самое современное оборудование. Потому и появились чемпионы из тех стран, где никогда плавания не было. Наш вид был самым классическим спортом: надел плавки – поплыл. Даже допинг не нужен. Он совершенно не помогает в плавании.
С: Нынешние рекорды в плавании помните?
Не все. Я этим не живу, хотя, конечно, могу назвать мировой рекорд на 50 метрах в баттерфляе. Беда и в том, что раньше эти результаты впечатывались в память – побить рекорд было сложно.
С: Вам не кажется, что Россия – неспортивная страна?
Да вы что! На Западе люди думают, куда отдать ребенка учиться, мы же думаем, в какую спортивную секцию его записать. У нас огромный потенциал, главное – этим воспользоваться.
С: Но у нас на матчи второй лиги по футболу ходят больше, чем на этап Кубка мира по плаванию.
Мы с вами и виноваты. Не можем привлечь зрителей на трибуны. На Западе вот уровень трансляций лучше, но все идут на стадион. И по телевизору соревнования смотрят те, кто не смог попасть на зрелище, а не наоборот. По телевизору невозможно любить спортсменов.
С: На что у вас появилось время после окончания карьеры?
На семью. Просто когда ты спортсмен, ты очень эгоистичен. Ты живешь ради своего организма. Спишь, ешь – ради спорта. Ты не можешь себе позволить заняться своим ребенком, а если займешься, то потеряешь в спорте. Вот почему у меня появился ребенок только в 2007 году.