Отлученный от российского футбола Божович не хочет брать трубку — за последнее время звонки и вопросы его здорово утомили. Спасибо другу Миодрага Максиму Пашкову: «Спорту» дарован секретный телефонный номер, а чуть позже — и согласие на финальную беседу…
Суббота. Ясный полдень. Центр Москвы. За окном нехотя умирает зима. Ну а куда ей деваться? Через неделю старт регулярного футбольного сезона — неизбежный мандраж, традиционные отечественные «огороды», потерявшие ориентацию судьи, голы, очки, секунды... Но все это не для Божовича. Божович уже упаковался.
Караул устал
— Что-то за последние дни изменилось в вашем статусе, Миодраг? Во взаимоотношениях с окружающими людьми, в оценках, в планах, наконец?
— Ничего не изменилось. Жду, когда разрешатся вопросы с клубом, и улетаю домой, в Черногорию. Я сейчас специально ни о чем глубоко не думаю. Я чувствую себя, знаете, чуть-чуть уставшим.
— Чуть-чуть?
— Немножко устал, да.
— Морально?
— И физически тоже.
— Физическая усталость — с чем она связана?
— Не знаю. Может быть, с тем, что в последние дни я встречался с большим количеством людей. И на сборах мы вынуждены были работать, зная, что уже ничего не будет. Такое знание, оказывается, отнимает много энергии. Двойной расход.
— А на первом сборе, кипрском, чувствовали, что дела плохи?
— По-моему, это пришло в последний день. Мы тогда играли с сербской «Ягодиной», играли очень плохо. Команда поняла, что у нас нехорошая ситуация. Но сейчас это все за спиной.
— Известно, что у вас никогда не бывает конфликтов с футболистами. Так на этой ноте и закончили?
— Без конфликтов.
— Как это вообще может быть в футболе?
— Думаю, может. Если тренер справедлив, то никаких проблем нет. Игроки очень тонко понимают справедливость. Как ты относишься к игрокам, так они относятся к тебе. Тренера футболисты должны чувствовать, потому что он им одновременно и отец, и брат, и может быть другом. А если все построено правильно, нужная дистанция между тренером и игроками все равно останется.
— Да, но футболистов — тридцать, и у каждого свое понимание того, каким должен быть тренер.
— Если он справедлив, все получается легко.
— Справедливость, значит, — фундамент?
— Очень важная штука.
— Миодраг, в начале сезона тренер не может быть уставшим…
— Оказывается, может. Такая работа. Тренер должен быть готов уйти в любое время.
— В обмен на жестокое разочарование вы получили целый пласт новых знаний. И этому знанию, в сущности, нет цены.
— Я и раньше понимал, что в жизни все возможно. Я думал, что меня больше ничего не может удивить. Но все, что случилось в Москве, меня потрясло. Это знаете, какое чувство? Вот как будто у тебя на глазах умирает товарищ, близкий человек, а ты не можешь ему помочь. «Москва» была очень симпатичная команда, очень дружная. У нас все было как дома: спокойно, тихо, никакого давления. Мы провели замечательный год. Но, знаете, я все равно сидел на чемодане. Мой чемодан всегда готов, и в нем мало вещей. У меня есть в этом смысле очень хороший опыт. Первый раз я поехал в Японию ассистентом, поехал вместе с одним тренером из Сербии. И вот мы встречаемся в аэропорту, и я вижу, что у него один маленький чемодан с собой и еще одна сумка в руке. А я притащил четыре больших чемодана, они все полные. Он меня спрашивает: «Ты куда, Миодраг?». Я говорю: «Тренер, когда будет зима, мне понадобятся вещи. Я взял их с собой». Он долго смеялся. «Никогда не бери много вещей, — сказал он мне. — Ты точно знаешь, что, когда придет зима, ты будешь в Японии? Если все пойдет хорошо — всегда купишь то, что нужно. А если нас уволят, то и зимы не будет». С той поры я всегда сижу на чемодане…
Знаете, у кого будет проблема? У тренера вратарей Джукановича. Он на долгий срок прилетел в Россию. Как я когда-то в Японию. У него очень много вещей. Не успели научить.
— Во всем мире работает поговорка: «Выигрывает — команда, проигрывает — тренер»?
— Да, универсально. В этих словах — вся правда.
Погуляю, посмотрю
— Разве можно подготовиться к ситуации, которая сложилась в «Москве»?
— Ну что делать? Это высшие силы.
— Вы, человек европейского менталитета, представляли, что такое варварство вообще возможно?
— Нет. Никогда. Я думал, должно быть, как в Англии, где лига взяла под защиту «Портсмут». Но здесь Россия, и здесь по-другому.
— Значит, вы теперь понимаете, что такое российские реалии?
— Понял, да. Сейчас понял.
— А то, что российский футбол отпускать вас не хочет, — поняли?
— Ну… Я читаю Интернет, я вижу, что очень многие люди меня поддерживают. Я очень счастлив от этого, хотя не знаю, почему ко мне так много симпатии. Но это красиво! Я очень благодарен.
— У вас в России не просто поддержка. У вас тотальная поддержка, Миодраг. Трудно найти человека, который радовался бы тому обстоятельству, что карьера Божовича в «Москве» закончилась. В голосовании по кандидатуре на пост главного тренера сборной России в одной из футбольных передач на телевидении Санкт-Петербурга вы всего лишь один голос уступили Гусу Хиддинку. Реальный феномен, потому что в Питере чужих не очень любят. Все это довольно необычно для России.
— Я понимаю. Но болельщики не принимают решений…
— Тогда скажите: у вас есть желание остаться работать в России?
— Есть.
— А понимание, что вы первый в очереди? Можно назвать десяток команд, которые в случае увольнения действующего тренера назовут вас кандидатом на освободившееся место.
— Думаете?
— Уверены.
— А я нет. Спорт — такая вещь, знаете… У тебя бывает пять минут, но ты их не используешь так, как должен. Может быть, мои пять минут в России уже закончились.
— Из РФС к вам по поводу работы в сборной никто не обращался?
— Нет, никто.
— Говорят, уже сформирован круг претендентов на должность главного тренера сборной России, и каждый из них должен представить свою программу развития российского футбола.
— Знаю, слышал, да.
— У вас такая программа есть? Вдруг позвонят…
— Нет у меня никакой программы. И мне было бы очень интересно прочитать программки претендентов по поводу развития русского футбола.
— На досуге, да? Долго будете отдыхать?
— Кто знает? Хочу поехать домой, потом побыть с детьми, которых я не видел уже так давно... Пару месяцев погуляю, посмотрю вокруг. Может быть, какую-нибудь новую работу найду в Голландии.
— Но в России остается ваше доверенное лицо? Можем прямо сейчас поспорить с вами на чашку капучино, что не пройдет и двух месяцев, как вы получите конкретное предложение из России.
— Это было бы здорово!
— Ну вот, а вы говорите — Голландия…
— Нет-нет, я не вижу себя в качестве тренера какой-то голландской команды. Там очень сложно работать, потому что голландцы думают, что они самые лучшие тренеры в мире, и никого к себе не впускают. А вот что касается методик, особенностей тренировочного процесса — в Голландии я изучаю такие вещи, меня это очень интересует. Голландская тренерская школа — номер один.
Бюджеты и конфеты
— В чем же принципиальная разница между голландской школой и нашей, российской, в которой вы два года поварились?
— Вся работа, которая делается в Голландии, делается с мячом. Нет больших физических нагрузок. Минимум бега, тренировки один раз в день. Я тоже так работаю.
— Да, известно, что вся премьер-лига завидовала «Амкару» и «Москве», у которых никогда не было кроссов и четырехразовых тренировок и которые при этом не сдавали кондиций.
— Это просто другой подход к физической подготовке. Мой подход. Но если кто-то предлагает игрокам много беговой работы, это не значит, что он не прав.
— А в чем еще разница с голландцами? Вот у нас считается, что тренер должен уметь «завинчивать гайки». А Валерий Карпин в «Спартаке» выстроил атмосферу с помощью совершенно других методов, и у него многое получается.
— Думаю, это похоже на правду. Результаты «Спартака» — прямое следствие созданной тренером атмосферы. Конечно, важна и качественная работа, которую проводит весь клуб. Но Карпин — молодой человек. А Юрий Павлович Семин, допустим, — тренер другого поколения, и он работает так, как работал всегда. В таком возрасте он себя поменять уже не может.
— Видите себя только тренером? Например, ваш предшественник в «Москве» Олег Блохин пока трудится спортивным директором в одесском «Черноморце». Можете представить себя на административной должности?
— На данный момент я могу быть только тренером. Мне очень нравится находиться на поле, видеть, как молодой пацан начинает подниматься. Я люблю тренировки, на которых этот пацан работает и делает себе новое качество.
— А вторым — смогли бы? Помощником?
— Почему нет? Но только у очень хорошего специалиста.
— И в «Амкаре», и в «Москве» вам удалось построить хорошие команды при достаточно скромных возможностях. В России это ценится — умение фактически из ничего сделать «конфетку».
— Действительно, бюджеты были небольшие, зато команды — хорошие. Они были хорошими еще до моего прихода, а я только помог игрокам раскрыться немножко дальше. Но есть тренеры, которые и с хорошими командами делают плохие вещи. С плохими же командами вообще никто ничего сделать не может, потому, что там изначально нет качества.
— Вспоминается ваша фраза, из которой следует, что с трудными командами работать вам интереснее, чем с благополучными. Это правда?
— Там, где есть трудности, интересно, потому что можно увидеть тренерскую идею, линию. Понять, как человек выходит из непростой ситуации.
— Но это же не означает, что если вас позовут в «Зенит», «Спартак» или «Гамбург», вы откажетесь?
— Нет-нет-нет. Все равно лучше работать там, где о проблемах не слышно.
— Кстати, по ходу прошлого сезона вас якобы сватали и в «Зенит», и в «Спартак». Было такое?
— Это всего лишь слухи, связанные с результатами «Москвы». «Спартак» и «Зенит» — интересные команды, у них много болельщиков. Когда я работал в Перми, мне очень нравилось, что стадион всегда был полон. Это глобальная разница — когда на трибунах много людей, или когда на них никого нет. У «Москвы» было не очень много болельщиков, но ведь люди начали потихоньку смотреть на команду, разве нет?
Русский фольклор
— Мы вас невольно увели от ответа на принципиальный вопрос: если будет предложение из России, рассмотрите его предметно?
— Обязательно. Мой агент живет в Белграде, но он часто бывает в Москве.
— А сейчас у вас выбор вариантов есть? Не российских — вообще?
— Есть.
— Изучаете?
— Нет.
— То есть хлеб насущный вас в данный момент не интересует?
— Был только один случай в моей жизни, когда я погнался за деньгами. Я был еще игроком, выступал в Голландии. Там было все хорошо, все меня устраивало, но поступило предложение из Японии. Большие деньги! Я поехал и сломал руку в игре. Что-то не срослось так, как надо, мне сделали операцию, и восемь месяцев я был в гипсе. С тех пор я не жадничаю и никогда не бегу за деньгами. Когда я уходил из «Амкара», многие говорили, что Божович поехал в Москву за деньгами. Но это неправда. Мне было очень больно слышать такие слова. Деньги сами приходят, если человек хорошо работает. А если он бежит за деньгами — его ждет неудача.
— Японские деньги от вас ушли?
— Ушли, ушли.
— Жалеете, что так вышло?
— Сильно жалею! Лучше бы остался в Голландии. Конечно, я получил хороший урок, но вы же знаете, как говорят: умный человек учится на чужих ошибках, а глупый — на своих.
— Вы очень неплохо освоили русский фольклор — пословицы, поговорки… Откуда все это, Миодраг?
— Не знаю. Может, потому, что читаю много?
— Вы, кстати, год назад говорили, что читать по-русски легче, чем думать.
— Да. Я русский язык понимаю очень хорошо. А вот тем, как говорю, недоволен. Должен говорить лучше. Иногда не хватает какого-то слова, и я не могу точно выразить то, что чувствую. Кто-то может подумать, что я глупый человек.
— В Санкт-Петербурге работал чешский тренер Властимил Петржела, и ему тоже иногда не хватало слов; его неправильно понимали, отчего случались казусные ситуации, в том числе и с журналистами. С вами такого не было?
— Было, но я никогда не придавал этому большого значения, потому что это были не очень значимые вещи. Если журналист даже не понял меня правильно, что-то написал по-другому, меня это никогда не беспокоило. Главное, чтобы не было лжи и глупых выдумок. У меня отношения с прессой всегда были хорошие. Везде! Я стараюсь быть открытым, насколько это возможно. И если журналист хочет поговорить со мной, иду навстречу даже тогда, когда у меня нет времени. Я ощущаю это как часть работы.
— Вы и команде своей — теперь уже бывшей — привили такую манеру: «Москва» была очень открытой формацией — начиная от Жевнова и заканчивая Дакостой, который, не зная языка, общался с прессой через переводчика. Хочется верить, что, разбежавшись по клубам, они останутся такими же приятными людьми…
— Я думаю, что останутся. Потому что они поняли: журналисты — не враги, люди всего лишь делают свою работу. Ведь если вы хотите написать обо мне, а я не хочу с вами общаться, какое впечатление вы обо мне составите? Только плохое. Так что надо всегда говорить с журналистами, даже когда нет результата. Мы в прошлом сезоне не могли забить в четырех матчах подряд, и в прессе поднялась паника: ну когда же «Москва» начнет забивать?! Я шутил с игроками и с журналистами, говорил им, что не знаю ни одной команды, которая не забила бы до конца чемпионата ни одного гола.
Но вообще у меня сейчас чувство, что меня очень много. В газетах, на экране, в компьютере — везде один Божович. Я чувствую, что это неправильно.
— У всех будни, а у вас аврал. Все правильно...
— А, ладно. Скоро закончится.
— Вот еще из русского фольклора: «В России две беды...». Одна — вон она, за окном: дороги. Вторая же — дураки. С дураками в России часто сталкивались?
— Очень нечасто. Может, мне повезло? Хотя я ведь много по стране не передвигался…
— Принято считать, что национальная русская черта — широта души, бесшабашность. А голландская, например, — педантичность. Вам с кем пути?
— Даже думать не надо. Мне с русскими хорошо. Я понимаю, что такое славянская душа, хотя да, конечно, — у нас бывает и плохо, бывает безответственно. Но все равно русские — это лучшие люди.
— Какими языками, кроме русского и родного сербского, вы владеете?
— Английским.
— Если бы сейчас напротив вас сидели два британских журналиста — проблем бы не было?
— Никаких. Еще голландский язык я знаю неплохо, на уровне. Но последние два года я только с детьми говорил на голландском, когда их видел. Они живут в Голландии. А я не знаю, где я живу. Я живу на чемодане.
Отвальная и посошок
— Вы наверняка читали интервью бывшего президента «Москвы» Игоря Дмитриева, который оставил команду в самый критический момент. Вам его слова о поисках путей спасения не показались лицемерными? Или правы те, кто утверждает, что Дмитриев если и знал что-то заранее, то очень немного?
— Да, я думаю, что он ничего не знал. Он не такой важный человек в этой истории. Возможно, он знал больше других на один маленький шаг вперед. Я вообще думаю, что Игорь как президент хорошо поработал. У меня нет к нему претензий и вопросов. В ситуации, которая получилась, его никто ни о чем не спрашивал. А то, что он убежал сразу, как только ему поступило предложение, — надо у него самого спросить, куда он убежал.
— Как он сам сказал — на повышение.
— Наверное, так. Но ни Дмитриев, ни Исакович тут ни при чем, они ничего не могли поделать. Они оказались в очень неприятной ситуации и не справились с ней. Но это не их вина. Думаю, Исакович получил бумажку, с которой читал прессе то, что должен был читать. И сам он точно не знал, что происходит. Он на вопросы отвечал без всякой уверенности, не мог ничего четко сказать. Даже сейчас, к этому моменту, никто ничего четко сказать не может. Поскольку никто ничего не знает.
— Вы все это сами поняли или вам кто-то объяснил?
— Сам. Когда я вижу, что человек читает с бумажки, мне становится все ясно.
— Генеральный директор «Норильского никеля» Владимир Стржалковский в интервью «Коммерсанту» говорит о том, что вся эта история тянется с прошлого года. Говорит о борьбе за собственность, о правах на стадион, вспоминает Михаила Прохорова. И сразу становится понятно, что сам по себе клуб оказался разменной монетой, мелкой пешечкой в большой игре. Не Дмитриев, не Исакович, не Божович — «Москва»! Такие вещи решаются на очень высоком уровне.
— Да, это тоже ясно. Но почему так случилось именно с нами?
— Мы в редакции часто дискутируем на такую тему: что, если бы «Москва» попала в еврокубки? Отважились бы акционеры сделать с командой то, что сделали?
— Трудно ответить. Я думаю, решение о ликвидации команды было принято давно. Может быть, в прошлом году. Решение принимали очень мощные люди, им все равно, играет команда в Европе или нет. Они, наверное, не остановились бы.
— Был бы международный скандал.
— Ну, они могли подождать с решением еще чуть-чуть. Пока мы не вылетели бы.
— Значит, вы поняли, как в нашей стране решаются эти вопросы, Миодраг? Вот были две проблемные команды — ваша и «Крылья». Причем с принципиальной разницей: у Самары долгов на сто миллионов, «Москва» же вроде как на плаву. А в итоге…
— Есть русская поговорка: «Умом Россию не понять…». Как-то так.
— «Аршином общим не измерить». Это не поговорка, это сказал поэт Федор Тютчев.
— Да-да. Но я все понял. Очень хорошо понял.
— Хотим, чтобы вы знали, Миодраг: нам очень неприятно, что все вышло именно так. Неправильно это, нечестно. Проблемы могут быть у каждого, ясно, но дайте тогда всем одинаковые условия! Почему «Терек» надо спасать, Самару, Томск — почему их надо спасать под прицелом телекамер и с участием премьер-министра, а «Москвы» как бы не существует вовсе?
— Это все политические вопросы. Я политику не люблю. И людей не люблю, которые ей занимаются. С такой работой сложно оставаться самим собой, так что лучше туда не лезть.
— В Черногории много пишут об этой истории?
— Да, конечно. У нас не так много тренеров, у которых контракты за границей. Один мой хороший товарищ работает в «Пахтакоре», другой, Желько Петрович, живет в Голландии, но сейчас нигде не работает. Других нет. Так что о моей ситуации писали очень много. Тем более что сейчас легко быть журналистом, это каждый может — взять с русского сайта информацию и перевести ее на сербский. Все дела.
— Значит, в Черногории вам покоя тоже не дадут?
— Не дадут.
— Кстати, как долго еще планируете быть в Москве?
— В четверг улечу, наверное. Может быть, поеду на пару дней в Пермь, чтобы увидеться с товарищами…
— Вопросы с расторжением контракта уже закрыли?
— Скажем так, они закрываются. Скоро все решится.
— И — до свидания? У нас такие мероприятия называются «отвальная». А потом еще будет «на посошок».
— Может быть, будет и «на посошок». Я очень не люблю прощаться, но что делать? Самое лучшее для меня бы было, если бы я убежал — и никого бы не видел.
— А вот это уже английские традиции.
— Да, но так легче.
— Зато если вы со всеми хорошо попрощаетесь, потом будет гораздо проще возвращаться.
— Вот и прощаюсь все это время.
— Долгие проводы — лишние слезы.
— Точно. Я начал прощаться с Россией еще в Турции. Я спускался в лобби, а там всегда крутились агенты или другие спортивные люди. Сразу начинались разговоры о «Москве», и я уходил. Мое место было на террасе. Я пил кофе, курил сигару, смотрел на море и думал. Только это и расслабляло.
Очень большая страна
— В русской традиции снимать стресс спиртными напитками. Знакомы?
— Конечно! Всегда предлагают.
— «Пермский бальзам» на Урале пробовали?
— О да. Это сильная штука. Однажды, когда там было совсем холодно, минус 30, один болельщик угостил.
— А в Черногории что пьют? Сливовицу?
— Нет, ракию. Она такая терпкая, знаете. Очень крепкая! В водке сколько градусов? 40? А в ракии — 51, и виноградная лоза — самое лучшее, из чего можно сделать ракию. Хотя и слива тоже хорошо, яблоки, груши.
— Знаете нашего литературного героя по имени Остап Бендер?
— Знаю.
— Так вот, он умел из табуретки гнать самогон. А самогон — это русская ракия. Бендер так и говорил: «Некоторые любят табуретовку». А еще у нас в России варят кашу из топора.
— Россия необычная, здесь очень интересно жить. В Черногории все по-другому. Вы приезжайте в гости. У нас очень красиво! Черногорцы всегда смотрели на Россию, как на большого брата, и в этом нет ничего плохого. Не унизительно. У нас и сейчас очень много русских, они недвижимость покупают.
— Рядом с Подгорицей.
— В Черногории все рядом с Подгорицей. Я в школе учил про Россию всякие цифры: сколько миллионов, сколько километров... Потом все забыл, потому что долго играл в футбол. Но пришло время приехать в Пермь — и тут я увидел, насколько она большая, Россия. Мы играли за Кубок в Хабаровске, во Владивостоке — летели семь часов! Это от Перми. А до Москвы — еще два часа.
— И за Москвой у нас земли немало, Миодраг. В первой лиге играют «Балтика» из Калининграда и «Луч» из вашего любимого Владивостока — самая западная команда страны и самая восточная. Знаете, сколько лету?
— Четырнадцать часов. Очень большая страна.
— Из-за того, что «Москва» прекратила участие в розыгрыше Кубка России, может случиться так, что «Луч» попадет в Лигу Европы — ну так, чисто теоретически. И вот тогда каким-нибудь португальцам придется решать задачу: как туда добираться? Через всю Россию пилить или, может быть, вплавь, через океан?
— Это хорошо. Пусть в Европе еще раз задумаются, что такое Россия.
— ЮАР — тоже большая страна. Нет планов посмотреть вживую чемпионат мира?
— Нет. Мы были в Южной Африке на сборах с «Москвой». Мне не понравилось. Я думаю, что летом там будут большие проблемы.
— В плане организации?
— И не только. В ЮАР есть расовая дискриминация, только наоборот. Мы жили в Порт-Элизабет — очень красивое место на берегу океана. Рай на земле! Но если ты белый, ты не можешь чувствовать себя в этой стране спокойно. Я понимаю, что это отголоски апартеида, но я говорю о сегодняшнем дне. Раньше меня в ЮАР не было, я не участвовал в расовой дискриминации и ничего не знаю о том, что делали на этой земле англичане и голландцы. Мне лично никогда в голову не приходило делить людей по цвету кожи. Тогда почему я тоже виноват, в чем моя ошибка?
— Там, где сегодня наблюдаются признаки «черного апартеида», и экономики рушатся. При всем уважении к черным ребятам работать они не очень любят, и по футболу это хорошо заметно.
— Давайте не будем обобщать, хорошо?
— Окоронкво, говорят, в этом смысле всегда был чемпионом «Москвы». Он, кстати, в «Крылья» перешел. Остался еще кто-нибудь из ваших неустроенным?
— Вукич только. У него травма была, поэтому пришлось труднее, чем другим.
— Амельченко?
— Интересно посмотреть, что с ним будет. Антон очень хороший парень, но чуть-чуть ему не хватает… Как сказать? Вратарь должен быть немножко сумасшедший, ему нельзя быть нормальным. А он такой… Как девушка. Очень красивый, очень добрый, очень милый. Вратарь должен быть злой, а у Антона этого нет. Если он не станет хорошим вратарем — только по этой причине.
— В силах тренера научить вратаря быть злым?
— Трудно. Это у человека или есть, или нет.
— Запишите поговорку: «Хороший парень — не профессия».
— Отлично сказано. Русский язык очень богатый.
Терминатор Тарасов
— Возможно ли, на ваш взгляд, появление идеального футболиста, машины, робота с максимальным набором нужных качеств?
— Идеального футболиста, наверное, нет. Кто-то считает гением Месси, кому-то очень нравится Ребко. Это субъективно. Я раньше восхищался Марадоной — даже со всеми этими историями про наркотики. Как футболист Марадона был великолепен. Как человек — не думаю. И рядом с Марадоной всегда была политика. Видите, опять мы пришли к политике. Без политики никак нельзя!
— Кто, кроме Марадоны?
— Месси.
— А в чемпионате России?
— Есть отличные футболисты. Мне очень нравится Зырянов. Еще Семак. Это люди, которые могут на поле все сделать. Они очень хорошо знают футбол.
— И обоим, к сожалению, скоро заканчивать. Что скажете о подающей надежды российской молодежи?
— Дзагоев иногда показывает себя очень хорошо. Видно, что есть отличные качества и понимание игры. Но он пока молодой.
— А Тарасов? Можете сказать, что это будущий Зырянов или Семак?
— Тарасов — это будущий Терминатор! Если будет умным, то сделает хорошую карьеру. Дима очень трудолюбивый, он уважает футбол. Ему обязательно нужно попасть в «Локомотиве» в состав, там же огромная конкуренция! Но, с другой стороны, это отлично: конкуренция всегда порождает качество. Она требует от игрока серьезной работы, выводит его на максимум.
— В конце прошлого сезона, когда «Москва» претендовала на медали, кое-кто перестал играть в полную силу, потому что на руках у людей были фактически готовые контракты. Не хотелось поговорить с ними жестче? Например, с тем же Тарасовым?
— А какой смысл? Тарасов — молодой парень, это был первый сезон, который он провел целиком. Ему, возможно, чуть-чуть сил не хватило на концовку. Но Тарасов на очень высоком уровне играл. И потом, эти предложения, звонки… Нет, у меня не может быть к игрокам претензий, потому что я знаю, как чувствует себя молодой человек, которому звонят агенты и делают вкусные предложения.
— Можно, значит, сказать, что Диму под конец сезона слегка повело?
— Наверняка. У человека было спокойствие, уверенность, определенный игровой уровень. А потом начались звонки.
— Вот еще о конкуренции. Жевнов ушел в «Зенит», где Малафеев числится фигурой неприкасаемой. Во-первых: не погнался ли, на ваш взгляд, Жевнов за деньгами, которых, как известно, в Питере очень много? Во-вторых: сможет ли он быть вторым, под Малафеевым?
— Я думаю, Юра сделал очень хороший шаг. Пусть Малафеев — первый вратарь, но бывают ситуации, когда в воротах должен быть не первый, а второй. Для «Зенита» это очень хорошо — что такой вратарь, как Жевнов, сидит на скамейке. Хорошо это и для Малафеева — пусть работает лучше, чем в прошлом году. При такой конкуренции Малафеев станет еще более сильным голкипером. А что касается денег, я не думаю, что Юра перешел в «Зенит» только по этой причине. Он всегда хотел играть в хорошей команде. Куда еще он мог перейти? В «Локомотиве» вратарей хватит на всю высшую лигу, у «Спартака» — свои кадры, в ЦСКА и «Динамо» играют вратари сборной России.
Украинский след
— Ходили слухи, что вас недавно звали в «Шахтер».
— Я тоже об этом читал. Нет, никаких дел. Ни с кем ни о чем таком не говорил.
— А мы почти поверили. Луческу в возрасте, у него проблемы со здоровьем…
— У кого проблемы? У Мирчи? Он здоровее всех нас. Он сам разослал такие слухи, а когда клуб начал искать ему замену, сказал доктору: «Все хорошо». Луческу — хитрый.
— Лучше бы «Фулхэм» перехитрил и из Лиги Европы не вылетал.
— Да, очень жалко. Я первый тайм смотрел, моментов ярких не было, но «Шахтер» играл очень хорошо. До гола — очень хорошо. Контролировал мяч и игру, давление было. «Фулхэм» только на своей половине бегал. Но первый же стандарт, который получил «Фулхэм», — они взяли и забили. И тогда что-то сломалось у «Шахтера». Так часто бывает в футболе. Но это нормально.
— Обидно, что поражение пришлось на день инаугурации Рината Ахметова. Вы знаете, кто в Украине теперь президент?
— Футбольного союза?
— Нет, всей Украины?
— Янукович.
— По форме. А по содержанию — Ринат Ахметов. И это не слухи, а факты.
— Значит, «Динамо» будет на втором месте, а Газзаев не станет чемпионом. На Украине все всегда ясно: Киев и Донецк — первый или второй, «Днепр» и «Металлист» — третий или четвертый.
— Есть еще киевский «Арсенал», куда Вячеслав Викторович Грозный из «Терека» уехал.
— Да, ему теперь негде лезгинку танцевать.
— Кстати, о «Тереке». Как у Бракамонте дела?
— Я знаю все, что происходит с Бракой. Он очень хороший парень. Замечательный человек! Очень интересный. Хороший! Я вчера с ним разговаривал.
— Это входит в программу прощания?
— У меня был его номер, но я поменял один телефон, второй — и загубил адресную книжку. Позвонил одному товарищу и попросил найти Бракамонте. И вот вчера вечером звонок: «Тренер!» — «Брака!» — «Я! Тренер, как дела?»…
— По-русски говорили?
— Да, конечно. Ему бы поиграть этот сезон — и закончить. В России, по крайней мере. Это я так думаю. Кто может долго играть в «Тереке»? Пусть заработает, он заслужил.
— Бракамонте зачем вообще поехал в Грозный?
— За деньгами.
— Вот. А они от него взяли и ушли тут же. Как от вас — японские.
— Почему ушли? Нет, не совсем так. И у меня не было детей, когда я побежал в Японию. А он возрастной, две дочки. У него уже до «Терека» было повреждение, он долго не мог восстановиться — если бы остался у нас, два-три месяца точно не играл бы. Брака тогда пришел и спросил: «Что делать, тренер?». Я его тоже спросил: «Как ты стоишь по деньгам? Ты богатый человек?». — «Нормально, — говорит. — Могу жить достойно, но не скажу, что есть все, чего я хочу». А предложение из Грозного было по деньгам очень хорошее. Я ему сказал: «Уходи. Забери эти деньги и купи все, что хочешь».
— Поиграет Эктор в этом сезоне, как думаете?
— Очень верю. Он должен подумать, что будет дальше. У футболистов это почти всегда большая проблема: никто не готовится к концу карьеры. А когда этот день наступает, начинается совсем новая жизнь. Жены футболистов очень быстро привыкают к деньгам. Они любят деньги. Когда много денег — тогда все хорошо, тогда любовь. Покупка, шопинг, магазин. Но потом муж заканчивает карьеру, проходит несколько лет — и таких денег, какие были, уже нет. И пошла другая история. Начинаются проблемы, люди часто разводятся.
— Это вы сейчас про себя рассказали?
— Да, и про себя тоже. Но это общее, это для многих. В моей судьбе не только деньги сыграли плохую роль, другие вещи тоже были. Она голландка, я славянин — не сошлись характерами. У меня есть пять-шесть друзей, которые прошли точно такой путь. В России я познакомился с одним человеком из Сербии, он рассказал мне свою жизнь: как у него было, что случилось. Я в конце спросил: «Ты про кого сейчас рассказал? Про себя или про меня?». Тоже был женат на голландке...
— Русские девушки красивые?
— Очень.
— Менталитет подходящий?
— Сто процентов.
— Отчего же не нашли себе здесь подругу? Два года — немалый срок…
— Как сказать? Может быть, я еще не пережил свою проблему, связанную с первым браком. Иногда размышляю об этом, да. Приходишь домой, а там пусто. Дома я всегда один. И думаешь: хорошо бы кто-то оказался рядом... Но потом все проходит. Когда у человека есть опыт и когда он в таком возрасте, как я сегодня, — не хочется ошибаться. Человек мечтает об идеале, а никто не идеален. Ты сам первый не идеален. У молодых людей чувства работают, а у зрелых — разум. И я не знаю, хорошо это или плохо. Так, как есть.