Наставник юношеской сборной России – недавнего триумфатора Мемориала Гранаткина – Андрей Талалаев уверенно держит марку молодого российского тренера образца последних лет. Он амбициозен, честолюбив, реалистичен, умеет добиваться поставленных целей и понимает, что без ошибок нельзя проделать путь, ведущий к успеху. О том, как он попал в сборную, о секретах Невио Скалы в «Спартаке» и понимании футбола Гуса Хиддинка Андрей Викторович рассказал в интервью «Спорту».
Кандидатскую так и не защитил
— Андрей Викторович, вы руководите юношеской сборной уже третий год. Как попали на эту работу?
— Процесс был очень сложным. После того как я закончил свою карьеру тренера-переводчика в «Спартаке», понял, что мне нужна самостоятельная работа. Команды второй лиги меня не прельщали, потому что я знаю, что это такое. Очень хотелось работать с футбольными «сливками», подбирать игроков под свою тренерскую концепцию — хороших, качественных игроков. И выход был единственный — возглавить или сборную какого-то региона, или сборную страны. Первую сборную мне, естественно, дать не могли, вторую, наверное, тоже. Но, отправив свою анкету в РФС на рассмотрение, я через три месяца получил приглашение на собеседование, которое провел с генеральным директором Вячеславом Чазовым. После этого мне предложили написать программу подготовки так, как я ее вижу, и обосновать ее. После того как она была написана мною на шести листах, я еще через три месяца был вызван на собеседование к Виталию Леонтьевичу Мутко. Когда я его прошел, еще через три месяца было принято решение о моем назначении.
— Вы были рады?
— Я был рад только тогда, когда исполком РФС утвердил мое назначение. Потому что много месяцев ждал, что меня вот-вот должны принять, но фактически был в неизвестности, занимался своей кандидатской, которую так до сих пор еще и не защитил. Конечно, я был рад — несмотря на то, что это огромная ответственность, это в то же время и честь: для меня как для футболиста попадание в сборную было наградой, наградой за мой труд. Для тренера, думаю, то же самое: это честь, это определенная планка, уровень — но и ответственность.
— Вы сказали про тренерскую концепцию. И какова же она у вас?
— Знаете, я очень хочу именно учить футболистов играть в футбол. Не просто обороняться, не просто отбиваться, не просто подстраиваться под игру соперника, не просто искать слабые стороны в командах, с которыми мы играем. А так, чтобы, даже если переодеть команду 90-го года рождения в другую форму, люди, понимающие в футболе, видели в игре этой команды не то чтобы тренерский почерк, а просто взгляды на современный футбол.
С молодежью легко
— В чем вы со сборной добились особого прогресса за эти два с лишним года?
— Мы стали меньше пропускать. Игроки стали более уверены в себе, перестали испытывать пиетет перед сильными командами. Даже если посмотреть наши результаты за прошлый год, мы не проиграли португальцам, которые стоят первыми в рейтинге в нашем возрасте, мы обыграли итальянцев на их поле, мы обыграли Северную Ирландию, мы играли на равных вдесятером 60 минут со сборной Германии… Когда я только пришел на эту работу, просматривал кассеты с играми команд 90-го, 91-го годов рождения, то замечал у игроков какой-то предыгровой тремор — они заранее пасовали перед серьезными соперниками. Вот этой проблемы в нашей команде теперь точно нет. Но сразу появилась другая — это не совсем уважительное отношение к соперникам, которых мы априори должны обыгрывать. Но мне кажется, что от игры к игре проглядываются групповые взаимодействия по той игровой схеме, которая является доминантной в нашем футболе. Мы очень хотим, чтобы наш футбол был сбалансированным и стараемся играть по схеме 4–3–2–1 или 4–3–3, где свои сильные качества игроки могут проявлять наиболее ярко. И мне кажется, некоторые матчи нам удаются.
— Вам, как молодому тренеру, легко работать с молодежью?
— Мне вообще легко с молодежью. Хотя молодость понятие растяжимое. Можно быть молодым в душе и в зрелом возрасте. Вот я когда общаюсь с Михалом Глобишем, тренером юношеской сборной Польши, то вообще не чувствую разницы в возрасте. Он молод именно душой, умом, подходом к жизни. Но хотелось бы, чтобы не только я шел к молодежи, но и молодежь, которая общается со мной, поднималась сюда, становилась более ответственной, более трезвой, чтобы парни становились мужчинами.
— Что самое сложное в работе с ними?
— Наверное, соблюдение грани между нормальными человеческими отношениями и панибратством. Они все время делают попытки ее перепрыгнуть, и какой-то сиюминутный успех очень сильно влияет на это их восприятие.
— А вы для своих футболистов стараетесь быть кем-то вроде второго отца?
— Вообще, мой подход к жизни — не нужно стараться что-то сделать. Надо просто делать то, что считаешь нужным, правильным. Ну и при этом самому развиваться. Но мне было приятно, что перед этим Новым годом ко мне обращалось больше футболистов по бытовым каким-то вопросам, по здоровью, по методике поддержания формы, по контрактам, по агентам… То есть я чувствую, что стал им ближе по сравнению с прошлым сезоном.
Сложно стать звездой
— В вашей собственной карьере есть ли человек, которого вы могли бы назвать своим учителем?
— Есть много людей, которым я признателен, у которых я многое взял. Начиная с первого тренера Лазарева, который выдернул меня буквально с улицы, — я хорошо учился, но в то же время был хулиганом. Потому, к слову, я и не ввожу такой строгости, как тот же Капелло, — что все должны быть в одной форме, коротко подстриженные, телефон не должен работать никогда, спать ложиться ровно в 22.30… У нас есть режим, но он иногда корректируется в зависимости от состояния и всего остального. А что касается людей, повлиявших на меня, то это и Николай Михайлович Ульянов, и Борис Петрович Игнатьев, и Валентин Козьмич Иванов, и Невио Скала. Сейчас взрослые тренеры, которые рядом оказываются, мне очень близки. Но вообще, когда у команды все складывается хорошо, когда видны позитивные результаты, то вокруг сразу оказывается много людей. Когда идут неудачи — пускай они редки, но все равно случаются — я очень благодарен людям, которые меня поддерживают. Тот же Игнатьев очень сильно поддержал меня после поражения от исландцев, Сергей Мосягин тоже. Ведь тренер — это все-таки творческая профессия, несмотря на весь прагматизм и логику нашего вида спорта, и после таких поражений бывает очень сложное состояние. Но есть и просто друзья, которые всегда рядом.
— Кем вы хотите быть в перспективе? Детским тренером, тренером клуба, сборной?
— Я хочу стать взрослым тренером. Есть этапы развития, и нужно четко понимать, к чему ты стремишься. На сегодняшний день я абсолютно точно знаю, что я неплохой специалист в юношеском футболе. Но сегодня принимать команду уровня высшей лиги — это такая ответственность, для которой нужно еще набраться опыта именно психологического взаимодействия с футболистами-звездами. Сейчас постепенно они начинают себя ощущать топ-футболистами, и наше общение меняется. И здесь нужно побольше взаимодействия. Работая в «Спартаке», я ощущал то же самое, потому что непросто занять позицию между тренером-звездой и футболистом-звездой. А стать тренером-звездой еще сложнее.
Скала изменил понятия
— Но вы согласны, что работа тренером в клубе и в сборной — это принципиально разные вещи?
— Это я понимал, еще когда шел на эту работу, и как раз акцентировал на этом моменте внимание при подготовке своей программы. Здесь абсолютно точно есть различия. Работая в сборной, ты можешь выбирать футболистов. И, конечно, тоже должен менять их в лучшую сторону, но не так, как это поставлено в клубе, когда приходится работать с теми, кто у тебя есть, и ты вынужден, обязан улучшать все их показатели. Начиная от простой порядочности и заканчивая футбольными характеристиками.
— За время работы со Скалой в «Спартаке» вы успели прочувствовать эту специфику работы клубного тренера? Чему-то научились у итальянца?
— Да, очень многому. Я перед этим за два года закончил ВШТ и, как в компьютере, разложил в голове по файликам все те знания, которые у меня имелись, все навыки и умения, что дал мне футбол. А работая со Скалой, я эту информацию разложил уже в том порядке, в котором она должна идти. И плюс ко всему научился не только чисто тренерским вещам, а скорее, некоторые человеческие понятия для меня изменились.
— Вы знали ту ситуацию изнутри? Почему в итоге в «Спартаке» у Скалы так ничего толком и не получилось?
— Во-первых, я бы не сказал, что не получилось. Он принял команду, которой не было. Были не очень удачные выступления в чемпионате и на евроарене, была перестройка клуба и переход от одного владельца к другому. И, наверное, это было самой главной причиной. Между тем команда шесть туров шла во главе турнирной таблицы, и если бы были выполнены те пункты, которые он в своей программе расписывал, я думаю, что «Спартак» завершил бы сезон удачно. Но, к сожалению, все было несколько не так.
— Были ли проблемы Скалы в «Спартаке» связаны с тем, что он тренер-иностранец? И как вы вообще относитесь к зарубежным специалистам в российском футболе?
— Есть этапы, когда влияние иностранцев необходимо и дает определенный толчок. И это происходит не только в футболе, но и в других видах спорта, и в искусстве. А если говорить о проблемах иностранных тренеров… В футболе самое главное — психология. Тактика, функциональная подготовка — все, как правило, уходит на второй план. Психологические тонкости, не имея возможности работать тембром голоса, акцентом на какое-то слово, иногда ругнувшись как следует, невозможно донести до футболистов. Поэтому язык в любом случае является проблемой. Другая проблема — это непонимание реалий. На тот момент, да и сегодня тоже, у нас очень много сил уходит на околофутбольную деятельность. У нас очень мало тренеров, которые занимаются тренерством в чистом виде. У нас все равно большинство — тренеры-менеджеры.
— Это плохо?
— Это плохо. В идеале я бы очень хотел работать в клубе, где бы я был освобожден от всех организаторских или каких-то других подобных вопросов.
Учусь у Бородюка с Корнеевым
— А почему в такой большой стране, как наша, не нашлось ни одного человека, способного возглавить национальную сборную?
— Люди, которые могли бы ее возглавить, у нас есть. Люди, которые добились бы с ней результата… Ну несколько человек, наверное, есть, но они востребованы сегодня на клубном уровне. И мы с вами уже обсуждали, что работа в клубе и сборной — две разные вещи, а у нас, кроме Непомнящего, нет тренера, который добивался бы со сборной (с командой Камеруна. — «Спорт») высоких результатов. Ну еще Бышовец…
— А что вы почувствовали, когда узнали, что Хиддинк будет тренировать национальную команду России?
— Я обрадовался, что наша сборная будет наконец-то играть в атакующий футбол.
— Вы научились чему-то у Хиддинка?
— Скорее, у его тренерского штаба. Мы ведь до конца не видим того, что внутри. Постфактум же, общаясь с Корнеевым и Бородюком, до конца понимая значение каждой замены, того или иного поступка, высказывания в прессе, я научился очень многому.
— У сборной на Евро есть шансы?
— Я когда-то сказал такую фразу: как патриот я всегда считаю, что шансы есть. Как профессионал я считаю, что у нас в команде все-таки мало звезд европейского класса. Но если они покажут такую же самоотдачу, как в течение нескольких минут матча с Англией, да если им будет везти, да сумеют правильно подготовиться — и с точки зрения психологии, и функционально — и, наконец, отточат групповые взаимодействия, пока хромающие, тогда с определенной долей удачи мы можем достичь результата. И, объективно смотря на вещи, очень бы хотелось выйти из группы.